Володя Полтавский (условно) мой школьный товарищ с первого класса до выпускного вечера, а дальше мы продолжили оставаться близкими друзьями вплоть до выходок его жены. Полтавский был чрезвычайно креативным и талантливым, и учился без напряжений. В детстве мы собирались вместе у кого-нибудь дома, но почти всегда у него, играли в шахматы, в каких-то рыцарей, обменивались книгами, а вот марками он не интересовался, не то, что Олег и Андрей (светлая память обоим), с ними я регулярно ездил в районный клуб филателистов, и мне это очень нравилось. Марки до сих пор храню. А у него собирались потому, что у него кроме его отца никого дома не было, мать его была намного моложе, и она вместе с его сестрой жили где-то в другом месте. Отец его был старый, прошел всю войну, у него была контузия, и из-за этого он вообще ничего не слышал, только со слуховым аппаратом, а это вам не современный аппарат, это целый ящичек с ручкой, так он с ним и расхаживал. А еще он собирал настенные часы, и их у него было невообразимое множество, в любой месте квартиры, и целая стена в большой комнате была завешена. Шли они прекрасно, и бой у них был одновременный. Это было что-то!
Итак, в каком-то 6-м или 7-м классе он подал идею сделать школьный кукольный театр. Мы купили куклы для одной руки, вместо занавеса у нас была простыня, которую держали двое, да вот и весь театр. Сюжеты придумывали сами, было весело и как-то это все получилось. Однажды подошел к нам очень важный отличник из параллельного класса, спрашивает, откуда, мол, идея. Полтавский говорит, ты «Буратино» читал? Вот оттуда. Потом подключился мой отец, он был хороший столяр. Задача была простой: сделать складывающуюся сцену, ну он и сделал, это шесть деревянных квадратов, обтянутых дерматином, складываешь – получается компактный небольшой предмет, укладываешь в сумку и можно топать по школам. Пик нашей деятельности – выступление в кинотеатре «Енисей», это было отдельным сеансом в воскресенье, бесплатно, но народ пришел, не так конечно, как на «Парижские тайны», но все же.
Звал его в «Кочевник», но не захотел, сказал, что он вольный человек, но воля в коллективе де для него, или что-то в этом роде. А вот Олег и Андрей (светлая память обоим) поехали, а протопали мы пешком от Вязьмы до Смоленска, интересный получился поход, и познавательный.
Через год после нашего выпускного Полтавский позвонил и пригласил сходить на выпускной вечер в школу, говорит, что знакомых полно. А вот у меня никого не было, но это только я так думал, оказалось, что и правда, многих знал, и с удовольствием скатали мы до Ленинских гор. Этот вечер я запомнил надолго.
После окончания школы мы часто встречались, брали бутылку портвейна и отправлялись куда-нибудь. Любимым место была горка у Котельнической высотки.
В церкви на горке было хранилище «Госфильмофонда». На ржавой некрашеной железной двери висел амбарный замок. Мы с Полтавским садились на разрушенные ступени, беседы под рюмку беседовали да смотрели на виды. Вид там на Москву - чудесный. Один из лучших известных мне. Полюбоваться видами можно было в любое время дня и ночи. Сейчас церковь не видно из-за навороченных башней неизвестно какой архитектуры, но шатер храма виден, и его испортить ничего не может. Недавно заходил, в храм «Никиты на Швивой горке за Яузой» (так называемое Афонское подворье) не пустили: ни в храм, ни даже на территорию. Да и то верно: зачем им прихожане? Наряды свои показывать?
Потом мы провожали Полтавского в армию, причем он пригласил своих друзей и всех девушек, с которыми был когда-то. Получилась славная компания и не менее славная попойка. После армии он пришел и тут же женился. Сказал, что мне этого не понять, хочу сына и немецкую овчарку. Ну-ну.
В это время мы часто ходили с ним на каток, обычно в «Люкс» в Лужниках. Иногда вчетвером, с его сестрой Любой и ее обожателем Адаскиным. Люба Полтавская была нестерпимо хороша, кроме того, она была девушкой «видной», как тогда говорили. Она устроилась проводницей на поезд Москва-Варшава, и можете мне поверить, тогда это была должность очень хлебная. А вот Адаскин был ниже ее ростом, и совсем красавцем его назвать было нельзя. Дело даже не в его носе, который был крупным и сине-бордового цвета, нет вовсе, у него выражение лица было, как на картине Сутина, а может мне так казалось. На катке мне было вольготно, я любил кататься, много катался для удовольствия, и умел, кстати. Недаром же больше года занимался хоккеем и был в команде «мальчиков» Спартака. А там, поверьте мне, умели обучать, да и сумасшедшие нагрузки организмом не забываются (тренер Игумнов, если что). Но, тут другое дело, обычно мы с Полтавским уединялись и пили пиво в спокойной буфетной обстановке, а «молодые» развлекались на льду.
А однажды, единственный раз, я попал в гости к Адаскину, еще раз повторю, это был друг Полтавского, значит и мой друг, так вот, вроде бы это был второй день дня рождения Адаскина, и он начал готовить. Готовить он умел, делал это профессионально и вкусно. На столе уже были салаты и всякие сельди в шубе. Из холодильника он извлек упаковку окорока, может, кто помнит, были такие кубические целлофановые упаковки 20х20х20, почему-то польского производства. В розницу их разрезали и продавали на ура советским гражданам. Еще Адаскин вытащил из холодильника свиную ногу, отрезал от нее три приличных ломтя и стал колдовать над плитой. А мне сказал, типа, вот будешь хорошо себя вести, и у тебя будет такая нога в холодильнике. Это была явная шутка, но полвека уже прошло, а я ее помню эту фразу, интересно, к чему бы это? Кстати, о свинине и прочих странностях тогдашнего стола: плевать все тогда хотели с высокой горки на религиозные ограничения, это было поколение полуголодных атеистов.
Потом время прошло, и Полтавский сильно помявшись, спрашивает, мол, ну и что мне делать с этой парочкой? Я говорю, Володь, ну скажи, твое-то какое собачье дело? И что ты думаешь, она прям реально послушает тебя? Не лучше ли тебе просто помолчать в тряпочку и понаблюдать за ходом событий? Заметьте, тогда ни о каком Израиле и речи не было. Ребята поженились, а через несколько лет Адаскин отбыл на родину предков, поехала ли с ним Люба, не знаю, да и не интересно.
Дальше Полтавский женился, я пойти не смог. А потом стало ясно, что нужны бабки в больших количествах, жена оказалась беременной, что совсем не странно. Пригласил я его в строй-отряд, это был физ-матовский строй-отряд, и единственный строй-отряд, когда я поехал в Сибирь от физ-мата. Объяснил ему сразу, что и как, чтобы иностранцев не обижал, но каких-то супер-денег я ему не обещал. Полетели мы в Сибирь, в город Усть-Кут (в Братск, а дальше поездом), 1977 год, строй-отряд «Ровесник». Командиром отряда был хороший мой друг Виктор Крюков, одногруппник и с одной кафедры. (На фото, я и Полтавский на берегу Лены, порт «Лена», Усть-Кут). Для меня это был не особо сложный строй-отряд, мы вели обычный образ жизни, правда нас сослали, а может это было правильное решение, в порт «Лена» на растворный узел. Мы делали раствор с соответствующей маркой и им тут же заливали порт «Лена». Нам помахивали Гансы, с противоположной стороны Лены плыли облака, в общем, все было классно. Конечно, работа на растворном узле, это не то, что Полтавский и я ожидали от университетского строй-отряда, тем не менее, все как-то получалось. Правда, был один инцидент, связанный с Полтавским: дело в том, что цементный узел потреблял много цемента, цемент привозили в кунгах. Выгружали его так: сначала открывали окна внизу и цемент высыпался. А вот чтобы высыпать остальное, двое в респираторах залезали внутрь и высыпали в щель остальное, стуча кувалдами на стенам с внутренней стороны. Это очень сложное дело: дышать нечем и температура там сумасшедшая, может и самовозгореться, если кто не знает. Мы тянули спички: две коротких – и вперед. Первую вытащил Полтавский, а вторую латин Гильермо, кажется из Аргентины. Это были жертвы, к ним так и относились. И вот, в самый разгар выгрузки, я уже думал, что конец, Гильермо этот саданул Полтавскому по роже, а тот заорал: «Мордобой». Это означало, что придется дать какой-то официальный ход этому делу. Я Полтавскому говорю: молчи, сейчас что-нибудь попытаюсь сделать. Я погнал к штабу, объяснить разговор затрудняюсь: не матом там было только: по, дебил, на, в, молодец, в, на и т.д. Ответ был ясен: Гильермо этот извинился, но в частном порядке. Я Полтавскому говорю: ну нафига эти международные проблемы? Врезал бы ему по роже! Эх, Полтавский, никакого дипломатического опыта. Тем не менее, он был очень рад поучаствовать в студенческой жизни, а она была довольно веселой там, в Усть-Куте. Жили мы весело, совсем не по-монашески, любимым развлечением было доведение одного моего одногруппника до белого каления: он собирался жениться, а мы все допытывались, как это он ее одну оставил. Даже за нож человек хватался, ко всеобщему удовольствию. Полтавскому нравилось с иностранцами общаться, но это у него с непривычки)). В тот год я уехал на три дня раньше потому, что у меня жена должна была родить просто немедленно. С Полтавским встретились уже на вечере отряда после возвращению, у меня родилась дочка, и мы это отметили!
Со своей женой Полтавский часто ругался, она была какая-то полоумная. Пила больше него и однажды всадила ему в руку ножницы. Я видел ее в состоянии полного сумасшествия, и ни раз, она орала, носилась с ножом, абсолютно разнузданная особа. А рядом спал !в коляске! их ребенок Олег. Прощаясь, я сказал Полтавскому, что ноги моей больше здесь не будет пока она его жена. В таком роде это было первое и, надеюсь, последнее высказывание, что я сделал за свою жизнь.
После развода он забрал Олега (сына) себе, судом естественно. Жену его поместили в лечебницу, и это все, что я о ней знаю. Полтавский работал в какой-то конторе по обслуживанию ЭВМ, и везде, в каждой точке был спирт, так что специалист он был хороший, но здоровье не берег. Потом, в связи с новыми временами, он организовал некоммерческую благотворительную организацию «Мапулечки Москвы». Это была потрясающая организация, правда вступить мог одинокий отец, если у него на иждивении был ребенок. И пошло поехало: им присылали контейнерами секонд хенд и медицинское оборудование, ну к примеру, предметы женской гигиены, прокладки и т.д., женщины наши тогда пользовались ватой, если конечно у них не было долларов или чеков. А уж памперсы! Никаких памперсов и в помине не было, вообще. Так что его контора развивалась гигантскими темпами.
Последний раз я его видел году так в 1987, мы отмечали 15-ти-летие выпуска. Пошли в ресторан «Прага», цены были уже кусачими, но можно было ради такого случая и потратиться слегка. Было очень весело, решили доехать до школы. В метро вели себя как школьники. По дороге начали обсуждать, что как-то вечер получился незаконченным, и решили на следующий день собраться на квартире у одной из наших девушек. Все обратили внимание, как вообще изменились наши девушки. Танечка Баканова, которая была рыженькой девочкой с косичкой, оказалась просто красавицей, Лебедева, к которой я ходил в каком-то затертом классе заниматься как к двоечнице, была в немыслимом наряде, прям с Монмартра, а точнее с Бульвара Клиши. С нею Полтавский и откланялся.
Погиб он странно, в кои-то веки шел трезвым под ручку с какой-то дамочкой, а проезжающая тачка зацепила ее за сумочку, их понесло, он ударился головой о столб, мгновенная смерть, на даме – ни царапины.
С Олегом его я встречался, он тогда еще был несовершеннолетним, мы посидели в Макдональдсе, думаю, это было в июне 1993, когда я узнал, что Полтавский погиб, случилось это в январе. Парень от помощи отказался, сказал, что у него есть, кто ему поможет. Поговорили, знакомые его мне не понравились, дал только ему телефон и сказал, чтобы при малейших сомнениях в людях и ситуации немедленно мне позвонил. Но не позвонил.
Н фото: Строй-отряд «Ровесник». На берегу Лены, порт «Лена», Усть-Кут, 1977 год
8.2.2021