Памяти А. С. Пушкина. В помощь учителям

Дружана
ПАМЯТИ ПУШКИНА.
Зеленый фонарь (группа библиотеки №23)

сегодня в 6:00
#КУЛИНАРНЫЕ_ПРИСТРАСТИЯ_КЛАССИКОВ "Что любил А.С. Пушкин"

10 февраля 1837 г. в Санкт-Петербурге умер Александр Сергеевич ПУШКИН.

В ЭТОТ ТРАГИЧЕСКИЙ ДЛЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ДЕНЬ о поэте будет сказано и написано много. О его биографии, о причинах дуэли, о творчестве. Но мы хотели бы поговорить не о погибшем, а о живом Пушкине. О его кулинарных привычках и пристрастиях.

С именем «Солнца русской поэзии» мы знакомимся в раннем детстве. Другое дело, что кому-то повезёт услышать дома торжественное: «У Лукоморья дуб зелёный...», а кому-то от вредной нянечки в детском саду: «Кашу за тебя кто доедать будет? Пушкин?»

Иные малыши упрямо стоят на своём: «Пу-у-ушкин!» И даже не подозревают, насколько они правы. Александр Сергеевич от лишней порции точно не отказался бы: «В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да любимой грешневой кашей».

Особое очарование в том, что эти строки Пушкин пишет своей жене, Наталье Гончаровой. Не о любви к ней, единственной и неповторимой. Не о Не о любви к Родине или берёзкам, на худой конец. А о любви к каше.

Высшим образцом лирики считается всем известное «Я помню чудное мгновенье...», посвящённое Анне Керн. Да, про еду или хотя бы чай там ничего нет. Тем не менее без этих низких материй стихотворение не состоялось бы вовсе.

Начало было положено ссылкой поэта в Михайловское, где поэту предстояло томиться в глуши.

Спасение - и светское, и гастрономическое - пришло из соседнего имения Тригорское. Конкретно - от его владелицы, Прасковьи Осиповой-Вульф. Её дом был поставлен на широкую ногу, там бывала молодёжь, там в чести был чай, к которому подавали яблочный пирог, мастерски приготовленный хозяйкой.

А ещё там нередко гостила племянница Прасковьи Александровны Анна Керн. И первое письмо к ней, своей музе, Пушкин подписал хоть и шуточно, но честно, объединив предметы своего обожания: «Весь Ваш Яблочный Пирог».
К слову, именно Прасковья Вульф и её чайный стол вдохновили Пушкина на характерные черты образа семейства Лариных в «Евгении Онегине». Подсчитано, что чай там упоминается 9 раз - как правило, с ромом и сливками. И ещё одним непременным атрибутом:

«Обряд известный угощенья:
Несут на блюдечках варенья…»

Александра Смирнова-Россет, друг Пушкина и фрейлина императорской семьи, вспоминала,
как её бабка отзывалась о соседке-помещице: «У неё варенье на меду, и ведь не стыдится подносить!» В чём же стыд? Чем плох мёд?

Тем, что он тогда, в отличие от сахара, был дёшев. Вот самое начало «Капитанской дочки»: «Однажды осенью матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки». Семья главного героя - Петра Гринёва - небогатые дворяне Симбирской губернии. Им варенье на меду в самый раз - никто не осудит.

Но сам Пушкин - птица иного полёта. Смирнова-Россет вспоминает, что один вид варенья Александр Сергеевич почитал особенно. Наравне со стихами: «Перед диваном находились бумаги и тетради, простая чернильница, графин с водой, лёд и банка с кружовниковым вареньем, его любимым».

Описание варенья можно найти и в архивах семьи, с которой Пушкин породнился, женившись на Наталье Гончаровой. Интересно, что этим вареньем его угощал дед Натальи Николаевны, когда поэт приехал к нему в имение договариваться о приданом. Оно безумно сложное и дорогое - достаточно сказать, что ягоды туда годились только собранные между 10 и 15 июня, а в состав входила крепкая водка. Ну и, разумеется, сахар. Так что Пушкин, сватаясь к Наталье Николаевне, знал, что делал.

(Материал перепечатан из ВК "ЗЕЛЁНЫЙ ФОНАРЬ")

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН

ВНОВЬ Я ПОСЕТИЛ...
 
…Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны…
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно, синея, стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогий невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни — там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре…
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят — одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко, — здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять. Они все те же,
Все тот же их, знакомый уху шорох —
Но около корней их устарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему все пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.

МОЯ РОДОСЛОВНАЯ

Смеясь жестоко над собратом,
Писаки русские толпой
Меня зовут аристократом.
Смотри, пожалуй, вздор какой!
Не офицер я, не асессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор;
Я просто русский мещанин.

Понятна мне времен превратность,
Не прекословлю, право, ей:
У нас нова рожденьем знатность,
И чем новее, тем знатней.
Родов дряхлеющих обломок
(И по несчастью, не один),
Бояр старинных я потомок;
Я, братцы, мелкий мещанин.

Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов,
И не был беглым он солдатом
Австрийских пудреных дружин;
Так мне ли быть аристократом?
Я, слава богу, мещанин.

Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный,
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.

Смирив крамолу и коварство
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
 Мы к оной руку приложили,
 Нас жаловал страдальца сын.
Бывало, нами дорожили;
Бывало… но — я мещанин

Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин.
Счастлив князь Яков Долгорукой,
Умён покорный мещанин.

Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,
Как Миних, верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость, в карантин,
И присмирел наш род суровый,
И я родился мещанин.

Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
И не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил.
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой: я мещанин.

Post scriptum
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.

Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.

Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.

И был отец он Ганнибала,
Пред кем средь чесменских пучин
Громада кораблей вспылала,
И пал впервые Наварин.

Решил Фиглярин вдохновенный:
Я во дворянстве мещанин.
Что ж он в семье своей почтенной?
Он?.. он в Мещанской дворянин.

ЕЛЕНА СЕРАНОВА

ЕЩЁ ЛИШЬ МИГ...

Ещё лишь миг и нить порвётся...
Как не заламывайте руки –
Поэта кровь на снег прольётся,
Чтобы навек умолкли звуки
Его поэзии нетленной
И мы, оглохнув, осознали –
Не будет боле во вселенной
Любви светлей... черней печали...
Зачем вы, звёзды, так сошлись –
Фатально и несправедливо?
Зачем забрали эту жизнь...
Вам было нА небе тоскливо
Без песен, сказок и баллад?
Но, ОН в минуты откровения
И вам дарить их был бы рад! –
Теперь же холодом объят,
Лежит... и нет нам избавления...

Поэт, ты знал, что говорил –
Тропа к тебе не зарастает
И стар, и млад по ней ступает –
Ты лирой мир весь покорил!
***

ОЛЬГА ПАВЛОВНА КЛИМЕНКО (отзыв на статью о А.С.Пушкине)

Много лет возила детей на Пушкинский фестиваль в Сростки. Много читала о нём в воспоминаниях современников, а такие факты не попадались или не обратила на них внимания.
Пушкинский фестиваль в Сростках

Ежегодно 6 июня (вот уже 22 года подряд) на родине Василия Макаровича Шукшина – в селе Сростки Бийского района Алтайского края – празднично проходит фестиваль детского литературно-художественного творчества, посвящённый дню рождения гения русской литературы Александра Сергеевича Пушкина.
Здесь, правда, не о дне памяти, а о дне рождения.

Шестое июня…Кукушка вещает,
Пророча кому-то ещё много лет.
Возможно, Поэта она вспоминает,
В такой же денёк он явился на свет.

Весёлое эхо несётся по Сросткам:
Здесь Пушкинский праздник – стихия стихов.
Читаются строки устами подростков,
Струится поток светлых пушкинских слов.

А рядом с гармонией строк совершенных
Нестройные вирши звучат ребятни-
Незрелых поэтов простые творенья.
Шедевры напишут когда-то они.

Права, как всегда ты, вещунья - кукушка,
Не зря ведь пророчишь: бессмертен Поэт.
С рожденья до тризны идёт с нами Пушкин,
Неся в нашу жизнь свой живительный свет!

СПАСИБО БОЛЬШОЕ, ОЛЬГА ПАВЛОВНА.

Фото и материал из интернета