Восьмидесятые — год был седьмой,
Октябрь : число — двадцать четвёртое.
Пошли мы вниз по улице Сумской :
Пацифики, джинсА потёртая.
* * *
Марш мира вроде, но не "Миру — мир", -
Без надоевшего официоза.
Не Горби, а Мамонов наш кумир
(тот сейшен — ну почти что до психоза!).
Ты сам — король, и рядом короли.
— Дорогу лаборанту из ХИИТа!
Герой паяльника и Пуп земли:
Всё побоку — сплошная дольче вита.
Вот молодости ветреная суть:
И жизнь, и марш, конечно, нараспашку.
Катилась шариками наша ртуть,
Пугая тех, кто верил лишь в бумажку.
В бумажку "Правда" и в бумажку "Ложь",
А остальным до маршей нет и дела.
Есть жизнь и смерть, есть сорняки и рожь.
Клубника отошла — хурма поспела.
Всё правильно — у каждого путь свой.
Наш вывел к церкви, неопрятно старой.
Не в ней, а ей самой за упокой
Пропеть хотелось. Большевистской карой
Разбитая стояла. Слёзы стен
Застыли грязью на когда-то белом —
В разводах скорби убелённый тлен
С растрескавшимся, измождённым телом.
Но perestroyka всё же началась:
Стремянки вкось и кирпичи вразброс.
С ленцой неспешной, кое-как велась.
Окажем помощь — с марша — не вопрос.
Таскали мусор, что-то там ещё...
По битым плиткам памяти гуляю.
Случайно в прошлое перемещен
И, видимо, неточно вспоминаю.
Размытые картинки той поры...
Да, когда шли, прохожие кричали
Приветствия, ведь что ни говори,
Мы в добрую игру тогда сыграли.
Наш труд — во благо мира и креста.
Где Богу молятся — нет места хламу.
Пусть напоказ, но всё же неспроста,
Была у нас своя дорога к храму!
Автор Андрей Илюхин
отредактировано 09.03.24