Написав во вводной части
про нашествие монголов,
перейду без всякой связи
я к тебе, семья и... школа...
Расскажу о воспитанье,
о значительных пробелах
и о стойком нежеланье
быть за красных или белых,
за других бандитов разных:
либералов, коммунистов,
сыновей отцов юристов...
Не могу устроить праздник,
среди белых, среди красных
на посту стою, как пристав,
децибелов гром ужасных,
а сие опасный признак,
зря пишу сноп строк напрасных,
я для вас всего лишь призрак...
На посту стою, как пристав,
я ужасно одинокий,
остается материться
и учить судьбы уроки,
нет, чтоб в сумраке забыться,
вновь свои роняю строки
в коих никакого смысла,
и от этакой мороки
все в моем романе скисло
и теперь в моем романе
все в космическом тумане,
ничего меня не манит,
кайф ловлю, как наркоманы...
Кайф ловлю, как наркоманы,
от смертельного покоя,
для чего нужны романы,
что они скажи такое?
Я судьбою атакован,
все же остаюсь собою,
вновь обманы, что такое,
не могу проститься с болью,
но в поклоне пред судьбою
шапку не сниму соболью,
а в кармане нету money,
как смириться с этой ролью,
смысла нет в моем романе,
зря опять слова мусолю
и себе сквозные раны
посыпаю снова солью...
Вставлю в свой роман трактат
я по русскому вопросу,
guten morgen, guten tag,
барбароссе дам по носу...
А зачем, Русь наша, так
ты манила Барбароссу,
ведь отсюда путь назад
как побитому барбосу,
и противиться нельзя
грубо русскому морозу...
Ах, зачем же Чингис-хан
пер на Русь с Наполеоном,
Гитлер букой нас пугал,
вышел каждый хулиган
прочь отсюда опаленным,
всем поставили фингал...
То романа не финал,
не считайте пустозвоном,
просто в вашем царстве сонном
я на зло вам звон начал,
может быть и сгоряча
я отчаянно кричал
так, как дикий кот влюбленный
кричит в марте по ночам.
Вот декабристы разбудили
Сашу Герцена, он дале
начал всех вокруг будить,
кричать, скандалить,
кипятится сердцем,
придумал даже в колокол забить,
ему поспать не дали,
злобный Герцен решил и сам
средь ночи наследить.
Ах, об этом написал
до меня Наум Коржавин? -
стих мой свечкой угасал,
тьмой залит роман проржавел...
не Коржавин, не Наум
свой пишу роман неловкий,
не идет никак на ум,
что поставить в заголовке
и летят опять во тьму
прочь любые заготовки,
эту ночь в полон возьму,
бью по звездам из винтовки...
О нашествии монголов,
о вторжении в Анголу,
о тебе, семья... и школа
мой роман из фактов голых,
о бессмысленности жизни,
о судьбе моей капризной
и о том, что по Европе
бродит вновь какой-то призрак...
И куда выводят тропы,
кто меня в сомненьях топит? -
я теряю всякий опыт,
что маразма явный признак...
Бог на небе хмурит брови,
взглядом черт меня буровит,
все поломаны основы,
ну, а я чинить их призван,
рвется нить строки суровой,
ночь, луна на небе клизмой...
Что ждет - беды иль победы? -
сам с собой веду беседы
и отчаян я, и искрен,
догорю, как будто искра...