Белые снегири - 35 -3-

Владимир Остриков Белые Снегири
Александр ВОРОНИН
( Московская обл., г. Дубна)
Член Союза писателей России


Вступление к рассказам

Все мои рассказы – это личные воспоминания и размышления. Соответственно, мне в них хотелось показать нашу русскую, исконную жизнь, которой  я жил в конце ХХ века. Жизнь простого народа со всеми её многочисленными оттенками, проявлениями и парадоксами.  Всю нашу бунинскую прозрачность, есенинскую удаль, рубцовскую печаль и  добрый тверской юмор. Всех героев рассказов я по-своему люблю, все они стоят у меня перед глазами, я им благодарен, что наши пути в жизни пересеклись,  и я чему-то у них научился. Они все такие разные и этим сделали мою жизнь интересней, насыщенней событиями, случаями и историями. Эти встречи и послужили мне сюжетами для  рассказов, новелл и просто зарисовок.
Учитывая, что многие герои моих рассказов живы-здоровы, могут прочитать их и обидеться на что-нибудь,  пришлось пойти на некоторые отступления от правды жизни, упаковывая реальные события в увлекательный вымысел. Такова жизнь. Не хотелось бы повторять ошибки других. Так было с двумя первыми книгами Валерия Золотухина, где он написал о  своих земляках без всяких прикрас, даже не изменив их фамилии. 
Что из всего этого  получится, судить тем, кто дочитает рассказы хотя бы до середины.


БРИГАДА “Четыре нуля”

Мой сосед по частной квартире Витя Грибов любил помечтать о чём-то хорошем. Это было его любимое занятие. Никто из нас с ним в этом сравниться не мог. Просто не было  ему  равных. Мечтать он мог в любое время и в любом положении. Он закатывал вверх большие голубые глаза с мохнатыми ресницами и выдавал нам такое, что даже я, к тому времени отпетый  прагматик и  циник, не мог устоять перед его гипнотическим внушением. Он постоянно втягивал нас всех в какие-то аферы и сомнительные начинания. Один раз я даже выступал лжесвидетелем в суде, когда он прогулял казённые деньги районного спорткомитета. За два года совместной жизни он так нас всех достал, что после его  внезапного  отъезда в неизвестном направлении, мы ещё долго вздрагивали по ночам от каждого стука и  прислушивались, не  он ли опять  вернулся.
У Вити было много талантов во всех областях жизни, но был один недостаток, который перечёркивал все его достоинства. Витя был неудачник по жизни. На роду ему было написано, что все его дела и задумки пойдут прахом.  Правда, он об этом ещё не знал в то время и развивал бурную деятельность во всех направлениях. Карьеру свою он начал у нас председателем районного спортивного  комитета, а  закончил  простым   шабашником.
Витя был прирождённым артистом разговорного жанра. Он мог уговорить и заговорить любого до такой степени, что тот был готов отдать ему последнюю рубаху, лишь бы Витя отстал от него. Когда наша квартирная хозяйка   робко просила у него плату  за снимаемый угол, которую он не платил по полгода, то Витя возмущённо вскидывал вверх руки и обиженным голосом восклицал: “- Бабушка! Не мешайте мне жить! Отдам я вам за квартиру ваши несчастные деньги! Вы же видите, в каком я сейчас  трудном положении!” И дальше всё в таком же духе. Хозяйке и всем нам, её квартирантам, кто слышал этого артиста, становилось мучительно стыдно - действительно, чего пристали к  человеку  из-за  каких-то  десяти  рублей   в  месяц.
В личной жизни Витя был очень  скрытным человеком. Мы не знали, откуда он родом, где жил, чем занимался раньше, сколько у него родных. Всем он врал по-разному. Сколько у него жён и детей, мы тоже не знали. Лично я видел двух. Одна жена несколько раз приезжала за алиментами вместе с маленьким сыном. Каждый раз Витя пудрил ей мозги и отправлял обратно, набив ей карманы и сумки обещаниями. Вторая жена жила с ним полгода у нас на квартире, чуть не умерла с голоду, так как денег он ей не давал, а затем удрала с одноклассником  куда-то на комсомольскую стройку в Сибирь, оставив Вите трёхмесячную дочку. Дочь Витя сдал в дом малютки в Кострому и каждый месяц ездил ее навещать, а нянечкам в подарок возил по коробке шоколадных  конфет  или  зефира.
Примерно в это же время бригада шабашников из Костромы строила у нас в посёлке двухэтажные кирпичные дома. По окончании им выплачивали зарплату 10000 рублей на всех. По тем временам это были огромные деньги, если  учесть,   что дом  они строили  за  два месяца  из  материалов заказчика.
        Витя    выпил    пива с шабашниками, узнал у них всё    необходимое и загорелся новой идеей - построить такой же дом и получить 10000 рублей. Вечерами он сидел за столом, рисовал  на  листочке  эту цифру с четырьмя нулями и делил её на количество работников. Он быстро договорился с заказчиками, заключил все договора на себя и начал собирать бригаду.
Первым появился его дружок и собутыльник из местных - Миша Баталов, готовый на любую работу. (Чтобы не путать его с известным артистом, мы ударение в его фамилии ставили на первый слог. В общении получалось короче и звучнее.) Но для кладки кирпича им нужен был специалист и они у кого-то переманили шабашника-хохла Васю Белю, который несколько лет ошивался в наших местах, забыв про свою родную Западную Украину. Вечерами они сидели у нас в избе, пили водку, строили планы и мечтали, на что каждый потратит свою долю зарплаты. Последним членом бригады стал Володя-гинеколог. Его они нашли в пивбаре у вокзала и привели жить к нам. Володя пропил всё что мог и скитался по области, ночуя на вокзалах. Гинекологом он никогда не был, но в молодости закончил медицинское училище, пристрастился  к  бесплатному спиртишку и покатился под откос. Когда он рассказал, что работал в больнице санитаром, то ему тут же со смехом приклеили кличку - Гинеколог. Сколько он ни стучал себя в грудь, доказывая, что и рядом с гинекологией не ходил, кличку менять не стали, так она  всем  понравилась.
По законам физики тела с одинаковыми зарядами отталкиваются, а с разными - притягиваются. В человеческих отношениях законы физики не действуют. Все эти четыре афериста, не любившие работать, привыкшие жить за чужой счёт и получать даром деньги, сошлись вместе и на два месяца решили стать бригадой. Бригаду Витя торжественно назвал по количеству нулей в сумме, которую они хотели получить – “Бригада “Четыре нуля!” Но так как в детстве он мало читал  хороших  книжек и редко ходил в кино, то не знал сказок, пословиц и поговорок про труд. А зря, потому что одна поговорка очень подходила к ним – “Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт!” Народная мудрость оказалась права: раз они назвали нулями свою бригаду, то в итоге и получили  каждый  по  одному  своему  нулю.
Но перед этим они сами намучились на этой стройке и нас, друзей и квартирантов, замучили субботниками на подсобных работах. Витя стал заманивать нас на разовые работы, щедро обещая на словах после сдачи дома всех озолотить. И вот мы в своё свободное время батрачили на эту бригаду - замешивали раствор в бетономешалке, таскали кирпичи с земли на стены по тонким деревянным настилам, пилили доски, подсыпали грунт в подвал.  В  начале строительства Витя лично воодушевлял нас своим примером, а через месяц перестал появляться на доме, свалив всё руководство на опытного шабашника Васю. Когда уставшая бригада приходила вечером домой,  Витя  встречал  их  лёжа на кровати и требовал  отчёта, сколько сделали за день. Сам он весь день бегал по посёлку,  пил   пиво в    буфете на вокзале  и  решал  свои  личные  дела.
В конце концов, бригада развалилась. Стройматериалы закончились,  оставшиеся деньги от аванса Витя все потратил на себя. Вася Беля психанул и уехал с другой бригадой в соседний район, Миша Баталов пошёл домой, а Володя-гинеколог  запил и каждый день  валялся на привокзальной площади.
Мрачный бригадир Витя появлялся дома только под вечер, лежал на своей кровати, тяжело  вздыхал  и  ни с кем не разговаривал. А  через неделю и вообще тихо исчез из нашей жизни, так  и не  заплатив  бабушке  квартплату  за  полгода.


ГОСТИНИЦЫ ОТ ДОЧЕК

Случилась  эта история  во время всеобщего дефицита, когда колбаса стоила 2-20,  батон - 13 копеек, а  водка – 2-87. Почти каждый праздник я с двоюродным братом на 2-3 дня ездил в деревню к дедушке с бабушкой: проведать их и передать гостинцы от двух дочек, живущих в городе. А те, в свою очередь, целую неделю перед этим через знакомых в столе заказов, доставали для стариков деликатесы, которые не купить в деревне (тем более, что за ними надо ещё идти три километра до магазина и три обратно): шоколадные конфеты, сыр, масло, кофе, колбасу, шпроты,  икру и всем этим набивали нам рюкзаки так, что мы с трудом поднимали их на спину. Добавляли   и обычные продукты - батоны, яблоки, помидоры,  огурцы,  печенье,  пряники. В зависимости от времени года и приближающихся праздников.
Ездили тогда пассажирским поездом “Москва-Ленинград”. Садились в Вербилках или в Савёлово. Это была самая весёлая дорога из всех, что я знал. В 1960-е годы в одном из вагонов был даже буфет с полным джентльменским набором: коньяк, вино, пиво и закуска. Потом вагон-буфет сгорел, и народ на каждой станции штурмом брал привокзальные палатки. Нас от этой  русской  беды тогда спасала  только  молодость и вечная нехватка денег. Трезвому в этом поезде ехать было муторно. Только  отдав дань народной традиции, ты чувствовал себя своим в доску среди таких  же простых и  весёлых  попутчиков. 
Кстати, дедушка, к которому мы так любили ездить в гости,  и один из его зятьёв,  частенько попадали во всякие истории именно в этом поезде. Чаще всего они просыпали свою станцию, о чём со смехом нам потом рассказывали: “- Открываю глаза, смотрю в окно - поезд стоит, паровоз меняют. То ли Овинищи, то ли Остолопово. Солнце светит вовсю, а меня ещё в час ночи бабушка должна была на лошади встретить. Волнуется ведь, думаю, там она, может до сих пор по перрону бегает. Хватаю вещи и на выход. А поезд-то ходит раз в сутки. Приходилось на товарняках домой добираться. Потом бабушка три дня моё  бельё  отстирывала от угольной  пыли  и  мазута. Вот, братцы, до чего вино доводит. Не  пейте, ради  Бога,  лучше  уж  курите”.
В тот раз  “пьяная дорога” и со мной сыграла похожую шутку. Сначала всё было как обычно: сели, познакомились с соседями, выпили немного. А в Кашине всё и началось - набился целый вагон молодых девчонок из техникума, которые ехали на выходные домой. В наше купе сели самые красивые, да такие хохотушки, что мы с братом тоже чуть не проехали свою станцию. До того они нам понравились, что пришлось даже выставить марочное вино, которое везли бабушке, не скупились мы и на закуску, здраво рассудив, что чем больше девчата съедят, тем нам легче будет нести рюкзаки.
 Голодные студентки, ради приличия, тоже кое-что доставали из своих рюкзаков, которые все вперемешку стояли на второй полке. Когда снимали один из рюкзаков, то остальные просто сдвигали к окну, а этот ставили с краю, чтобы не трясти им над столом с продуктами. Свет проводница скоро погасила, оставив гореть одни ночники в проходе, но нам это совсем не мешало - в темноте девчонки казались ещё  красивее.
На нашу станцию поезд приходил в час ночи. Уже визжали тормоза, когда мы с братом схватили рюкзаки и  побежали  к выходу. Выскочили на перрон, стоим, машем попутчицам, зовём их в гости, слезайте, не пожалеете,  на  руках  до деревни  понесём!  Они в ответ хохочут: “- Поехали лучше вы с нами! Вы нам  тоже  понравились!  Давно  таких  весёлых  не  видели!”    Стоянка поезда  всего   одна минута, он свистнул и растаял в темноте, а мы всё никак не можем успокоиться - надо же, как всё хорошо началось и ничем не закончилось. Вертим головами в темноте, прислушиваемся, может, всё же какая-нибудь отчаянная спрыгнула. Нет, всё тихо, кроме нас вообще никто не вышел.
 Налетела лёгкая грусть - вот так  жизнь пройдёт и  вспомнить нечего будет. Брат  закурил и говорит мне: “- Ладно, в другой раз повезёт. Давай, доставай фонарики и пойдём потихоньку”. Вокруг темень, хоть глаз коли, и дождик мелкий зарядил некстати. Присел на корточки, стал ощупывать свой рюкзак,  и тут у меня в первый раз заныло сердце: “- Ё-моё! - говорю брату. - Я не тот рюкзак взял с полки”. Он не поверил, стал чиркать спички, а когда увидел, что лежит в рюкзаке, то с ним случилась лёгкая истерика, он бегал вокруг меня, бил себя ладонями по ляжкам и хохотал без остановки, причитая: “- Ой, я не могу! Ой, умора! Ну, ты и учудил! Вот бабушка обрадуется!” А мне было не до смеха - с чем я приду к старикам? Ведь я вёз праздничные гостинцы, а студентки ехали с сельхозработ домой помыться и переодеться в чистую одежду. Ясное дело, что и  рюкзаки  их  были  набиты  не  пряниками.
Пять километров до деревни, которые мы обычно пробегали с вещами за час, в этот раз мне показались, как все двадцать. Я уныло плёлся за безостановочно хохотавшим братом и полупустой рюкзак за спиной, оттягивал мне плечи, будто был набит кирпичами. Дома брат сел с дедом за стол отметить встречу, а я сразу залез под одеяло и уснул мёртвым сном, так и не придумав, что скажу завтра старикам, сияющим от счастья, потому что  дочки их  не  забыли и прислали сразу двух  внуков  с  гостинцами.
Утром, сквозь сон, слышу, как бабушка стала разбирать рюкзаки, что-то выносить на  холод в прируб,  что-то  показывать деду  и, видимо, вывалив всё из “моего” рюкзака, стала  поминать недобрыми словами дочек: “ - Да  что ж это такое? Они там, совсем  сдурели  в городе? Нашли, что послать старухе! Глянь-ка, дед, да они надо мной  издеваются!”
Нам с братом стало не до сна, мы еле сдерживались, чтобы не расхохотаться  в  голос, сквозь прищуренные веки наблюдая, как бабушка трясёт перед носом деда охапкой чёрных колготок, бюстгальтеров, ажурных цветных трусиков и прочей  девичьей  амуницией. Дед  был  поопытнее  в этих делах и поэтому догадался  первым: “ - Наверно, Сашка  рюкзаки  в поезде перепутал. Встретил кралю, губы раскатал, она ему и подсунула своё грязное бельишко. Да  и  напились, видно, хорошо. Вон  до  сих  пор  храпят.  Так  бы  уж  давно  встали,  есть  захотели”.
   А  в  это  же время одна из наших  ночных  хохотушек сидела дома в Красном Холму, уплетала за обе щёки  докторскую  колбасу с сыром, пила индийский чай с конфетами.  И     вспоминала  добрым  словом вчерашних попутчиков – таких   весёлых  и  щедрых.
Ругать нас было бесполезно – гостинцы не вернуть. Чтобы как-то искупить свою вину, мы все праздники ударно работали: ходили в лес рубить дрова, вывозили навоз от коровы, чинили изгородь палисадника. И всё равно, лет десять потом,  дед-юморист, хитро на нас прищурившись, за  столом  рассказывал  гостям,  как на октябрьскую внуки привезли  подарки  бабушке: красные резиновые сапоги,  капроновые колготки  и  кучу  нижнего  ажурного белья.     Над  нами  дружно  хохотала  вся  деревня  и  приезжие  родственники. Хорошо ещё, что  никаких  обидных  кличек    не навесили  за  этот  случай. Все понимали,   с каждым может случиться что-нибудь подобное в дороге. Такова наша жизнь  в России –  весёлая и грустная одновременно.
А виноваты по большому счёту были  не мы, а “пьяная дорога” и время, в котором тогда все мы жили.