***

солнце слепит глаза красно-горящими лентами,
хромает на правую ногу снежная буря.
февраль, на правах уходящего, вносит лепту
в холодное сердце зимы — обозленной фурии.

у этой жуткой дамы явно давно уж истерика:
то плачет дождем, то гневно ругается матом,
то чихает и кашляет с постоянством аллергика,
то смеётся безумно, засыпая в дыму опиата.

«да ты — сумасшедшая дрянь, пустырня, идиотка!»
кричат ей вслед ее ошалелые узники.
они плачут ледышками, зажав головою в колодках,
в белоснежной пустыне, где раньше стоял кукурузник.

ледяная мадам смеётся в лицо обидчикам,
ее руки холодные, красные, с обморожением,
командует: «казнь сего небольшого количества
посмевших богиню польстить своим неуважением».

но в спину кинжал прилетает младой королеве,
и она, не поняв, откуда?, куда?, почему?,
становится собственных платьев (из снега) белее,
и падает наземь, к ногам, к своему палачу.

на груди негодяя (или, быть может, спасителя)
цветут вишнево-кровавые цепи цветов,
и он, подвернув рукава изумрудного кителя,
выносит тело поверженной на эшафот.

толпа беснуется, кричит невпопад слова,
норовит взглянуть на остывший труп королевы.
на удивление, кровь ее не была холодна,
и на смертном лице с трудом разглядывалась стерва.

победитель идёт по живым коридорам улиц,
ледяная мадам обращается струями воды.
а толпа, все также крича, вопя и беснуясь,
отмечает приход долгожданной, цветущей весны.