АИД

               
         Через каких-то тридцать быстрых лет
        мне сотня лет наступит под землёю...
        А сверху вспомнят? Нет, скорее нет,
        забвение сопутствует покою.
               
        Забвение сопутствует покою,
        хотя покой мне зачастую претил.
        Мне кажется, что я в герои метил,
        наперекор судьбинному раскрою.

        Наперекор судьбинному раскрою,
        его я в лад себе не перестрою,
        хотя теперь мне, право, всё равно -
        в "Каянискаци" сказано давно,
        что жизнь людей принадлежит абсурду,
        и ещё раньше - до Христа и Будду -
        рождались все картинки из кино,
        и в них жуется об известном -
        стремлении к соитию, телесном,
        в нём без вопроса: что же есть оно?   

        Другое нам мозги и сердце точит:
        о смысле жизни по ночам хлопочет
        и создаёт  для мысли виражи -
        жить под землей, где смыслу нет межи.

        Душа без тела? Мыслимо ли это?
        Себя согреет даже без поэта?
        Никто не знает - чем её полёт
        утешит нас или в дугу согнёт.

        Душа без радости, да и тоски, наверно,
        эмоций нет - существовать прескверно...
        Существовать, осознавая, всё же
        как на земле бежал мороз по коже,
        и билось сердце молотком в висках,
        испытывая горечь или крах,
        иль радость в предвкушении любви
        с горячей кровью, с шепотом листвы,
        похожей по наитью на молитву,
        где слово сладкое и острое, как бритва,
        срезает струпья собственных грехов,
        как надоевших тряпок и оков,
        что надевали, торопясь, на тело,
        чтобы оно желаньем не зудело.

        А телу под землёю проще или нет?
        Душа в высотах скачет по ступенькам лет...
        До ста уж доскакала, дальше - что?
        Заботы где? Когда ничто
        не превращается, не всходит, не родиться.
        Душа летает, как в тумане птица,
        и райским голосом, тем паче, не поёт...
        Ведь нас в раю никто из ангелов не ждёт.

        О чём же озабочена душа?
        Как бы по лёгкости она не отошла
        к сереющим теням в бесплодии АИДа,
        что греки создали в истории для вида
        антигероев, мерзских душегубов
        и множества скользящих серогубых
        различных тварей, впрочем, и людей отвратных,
        чьи души, вроде, невозвратны...

        Но Зевс, Олимпа долгожитель всемогущий,
        по прихоти своей тех возвращает в кущи
        земной красы и плотоядных действий,   
        тех, что не хватает в олимпийском поднебесье
        для ублаженья прихотей богов,
        похожих на земные утешенья,
        рожденных без божественных оков,
        и потому с рожденья
        открыты для коварного  вторженья
        то птичьего, иль вируса такого,
        не зримого, а значит - рокового,
        для множества людей земного шара,
        живущих в ожидании удара
        иль водородной, или ей подобной,
        и, говорят,  для цели благородной...
 
        А на Олимп народу не добратья,
        ему естественней собраться
        среди коров, овец, козлиц,
        он - бог для них - в мельканье человечьих лиц
        им мниться кто-то вроде божества
        со знаками мольбы и торжества.

        Ведь нет рогов, не видно и хвоста,
        хотя и жизнь, конечно, не проста:
        то водку пьют, а то орут бедняги
        и лезут в драку, где мелькают флаги,
        то чёрные, то красные, то всякие,
        не разберешь, почти все бледноблякие.
        Кому судить? Дерутся божества.
        в утеху иль иного торжества.

        А что ж Аид, по-своему живёт,
        в нём каждый место для себя найдёт,
        и там обида, гнев, разочарованье
        в комфорте местном, лишь - воспоминанье
        об излюбленных утехах,
        лишь на  земле в божественных прорехах...