Я стакан без эмоций истрачу,
горечь в горло как в топку швырну
не зову, не жалею, не плачу,
и ни в чем никого не виню.
Собеседником мне Есенин -
он стихами подсел к столу,
говорит напрямую в сердце,
оставляя нетронутым слух.
Я Есенина, кажется, понял
даже нет — он мне дал испытать,
развернув мне кисетом в ладони,
суть поэта, его ипостась.
Показал, как сознанье потоком
с ног сбивает, ветвясь и ветвясь,
и под этой вот самой под толщей
ты с собою теряешь связь.
Как внутри закипает голос,
он сливается в мыслей хоре,
и толкает горящее горло
наболевшую эту горечь.
А когда отступает морок,
и отливом спадает раж,
будто парус на мачте в море
лист исписанный и карандаш.
В буквах боли поток зашифрован,
загогулин кривые ряды,
«Умирать в этой жизни не ново», -
говорил друг в моей груди.
Рассказал, мне, каким он был раньше,
потирая морщины лба,
Сокрушался, грустил по Рязанщине,
а потом вдруг припомнил кабак...
Прочь когда из нутра рвет пламя
нет чернил коль — не жалко плоти
Это небу за гений плата
А его упрекали — пьёте.
Ведь не знают про шквал ураганный,
без конца бушевать мог тот шквал.
Прекращал, заглушая стаканом,
горечь в домну свою швырял.
Друг мой очень и очень болен
боль твою понимаю, Есенин,
нет в деревне поэтов больше
болен ты от того, что последний...