Он в парке частый гость. Некрашеная лавка
Скрипучей отзывается доской.
В немом молчании крича, без слёз в душе заплакав,
Ей в доле исповедался мужской.
Метёт февральский день, дыханье леденеет.
Зима выводит северный мотив.
Но холод одиночества свирепей и сильнее,
Когтями безысходности схватив.
Страдальцы воробьи клюют пшеничный мякиш.
Скормил опять им сдобу из ларька.
Истошно не бросаются в лай местные собаки –
Давно уже признали старика.
Признала и тоска. Больное сердце гложет.
Свершает память в прошлое рывок.
Как будто кто-то за него все эти годы прожил.
А он лишь был свидетелем всего.
Закрыл глаза – семья, супруга, новоселье.
На прочную, казалось, счастья нить
Нанизаны картинки лет блестящим ожерельем.
Не выпало те бусы сохранить.
Живёт один как перст в родительской квартире.
Давно ушли, лишь даты на плите.
На днях напомнил календарь, что шестьдесят четыре.
Ещё один год в парке пролетел.
Звонил недавно сын (второй не вспоминает).
Привет! Как жизнь? Ну, ладно, бать, пока.
Отца забыли, только всё ж, кровинушка родная.
Забот своих полно наверняка.
И в розовых мечтах: даст Бог, ещё приедут,
Шагнул размытой тенью в полутьму.
А липкая тоска за ним волочится по следу
И тянет руки мёрзлые к нему.
А ветер завывал фальшивую тональность
Подобно хору раненых волков.
Простой сюжет чужой судьбы. История банальна.
Скамейки ждут забытых стариков.
Печально... но порою мир таков.