Так далеко
и, всё же,
очень близко.
Ресницы слипаются
под натиском ночи,
мы увидимся скоро,
когда ты приснишься
мне в улыбка разлитая
в свете лунном
молочном.
И там, в этих снах,
прогоняя Дементоров,
и оберегая друг друга,
будто самый лучистый
алмаз,
мы пронесём тепло
наших рук
через все километры
и разделим их надвое
ровно тысячу раз.
До той секунды,
пока в окнах не заёрзает утро,
чтобы зёрнами света
к нам упасть на кровати,
на которых мы раздельно
считаем часы и минуты
до скорой встречи
в самых крепких
объятиях
в день,
когда мы вырвемся из
сутолоки двух городов,
будто из плена оброка
для могучей Золотой Орды,
из муравейников,
где даже среди тысяч
чужих голосов
без одного
любимого
всё кажется немым.
Ну а сейчас внутри серости
арендованных комнат,
без красок румянца
и горящих полынью глаз
нам остаётся лишь
торопить это время
и вспомнить
всё колкой радостью
когда-то
связавшее нас:
этот мягкий снег под ногами,
что скрипел пенопластом,
эти полуночные бары,
бокалы
и трамвайные рельсы,
когда сердце быстрее
гоняло
томатную пасту
по той причине,
что мы с тобой
были вместе.
И этот волос твоих жемчуг
росою меж пальцев,
и этих чувств по коже
мурашками россыпь,
когда на душе,
от разлуки
так сильно уставшей,
был мир и покой,
будто в поле
пшеничных колосьев.
И когда бабочки под Шопена
кружили пьяные в вальсе,
а в губах твоих нежных
арбузная пряталась мякоть,
и, будто святым источником
на поверхности Марса,
ты была моей жизнью
даже в самую
морось и слякоть.
А потом эти до утра
без конца разговоры
про алычу, погоду в Крыму
и полёты до Рима,
про погребок винный
и грядки с помидорами
в нашем саду на берегу
Бискайского залива.
Мы ещё изрисуем карту мира
своими отметками,
а летом поставим палатку
под белой акацией,
и когда над нами бисером
будут падать кометы,
мы загадаем
одно лишь желание:
навсегда
рядом остаться.
Я знаю, что однажды
все километры сметутся
волной,
и в день,
когда листья смородины
вновь заплещутся
в чае,
я услышу
твой голос тихий
и самый родной:
"приезжай
первым поездом,
я очень скучаю"