Результаты первого этапа поэтического конкурса Ганновер, признаться, меня озадачили. Странно, но за работы, на мой взгляд, откровенно слабые члены судейской коллегии дружно выставили высокие оценки. Из четырёх стихотворений, занявших высшую ступеньку пьедестала почёта, на меня лично только одно произвело впечатление законченного, хорошо выстроенного и продуманного произведения. Три других в моём представлении неразличимо сливаются, поскольку созвучны по настроению, схожи по однородности изобразительных средств и по непродуманности образного строя. Конечно, знакомясь с условиями конкурса, можно было предположить, что большинство участников будут создавать свои творения в стилистике, заданной стихотворением Мандельштама. Однако нельзя не отметить, что организаторы предоставили участникам возможность для манёвра, выставив условием участия в конкурсе обязательное употребление фразы «на пороге новых дней». Надо признать, что ключевая фраза выбрана удачно, поскольку даёт возможность для фантазии, однако она не стала ни для кого из победителей ключом для творческого осмысления. Его чаще всего применяли в качестве отписки, своеобразного пароля для входа на эту литературную площадку.
1.
Давайте сначала посмотрим, каким образом эта фраза была вмонтирована в стихотворения авторами-победителями.
Айк Лалунц: «Так пускай продолжают рождаться шаги на пороге
Новых дней, и вовек не прервётся симфония та».
Здесь явная натяжка. Строки специально прилажены к стихотворению, ради того, чтобы дать ему формальное право участвовать в конкурсе. К общему содержанию строки отношения не имеют. Само выражение «… пускай продолжают рождаться шаги на пороге…» лишено смысла. Это, по сути дела, топтание на месте. До этого речь шла о небе, звёздах, и вдруг ни с того ни с сего появляются шаги, да ещё и на пороге новых дней. Разрыв смысла выражается уже в том, что стихотворение Лалунц не о проблемах злободневных, а о вечности, и, по большому счёту, об «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» Впечатление такое, что лирический герой, очарованно глядящий в небо, вдруг, получив толчок от автора, возвращается из «Вышних сфер» в реальность, и спешит выполнить некую не очень ему приятную обязанность. И выполняет её, впихнув «цезарево» куда придётся - лишь бы было.
А вот неловкая попытка Владимира Молчанова афористично обыграть фразу, ради чего он нагружает её смыслами, которые ну никак не хотят между собой сочетаться:
«Обитые пороги новых дней
Перешагнёшь – там старые обои.»
Ну почему «обитые пороги», если они «преддверье новых дней»? Когда их «входящие» обить-то успели? Ну и скаламбурить сочетанием «обитые - обои», «новых – старые», не получилось. И явный логический просчёт, обусловленный предвзятым отношением к теме: откуда известно, что перешагнув увидишь то же самое, если ещё там не был?
Но самая неудачная фраза принадлежит Василию Толстоусу, который ни с того, ни сего, словно пробудившись от кошмарного сна и ещё не придя в себя, кричит спросонья:
«…поменяйся с кем-то гробом
на пороге новых дней!
И только Саша Неместный употребил заданную фразу вполне логично, аккуратно написав:
Сиротинкой стоишь на пороге
Новых дней и не хочешь войти.»
2.
Перед тем, как перейти к разбору стихов, несколько слов по поводу конкурса. Почему члены жюри особо отметили стихи, составленные из обрывков плохо привязанных друг к другу и к общему смыслу фраз, не знаю. Откуда у них такое противоречие между высокой требовательностью к собственным творческим подходам и благостной снисходительностью к художественным промахам участников? Но, увы, это, кажется, уже общая устоявшаяся тенденция - современная поэзия строится из представления: чем меньше смысла, тем выше уровень художественности.
Выстраивать же текст, чтобы образные представления перевести в статус поэтической картины, работа сложная, требующая и навыков и воображения. И принцип «писать мимо слова», возводящий употребление набора звучных бессмысленностей в «творческое кредо» – удобная позиция для многих сегодняшних авторов.
3.
Из «конкурсной элиты» первого этапа ярко выделяется стихотворение АЙК ЛАЛУНЦ. Оно не без недостатков, но недостатки эти лишь оплошности технического характера, которые при желании легко правятся. Стихотворение же хорошо продумано, умело написано. Чувствуется рука поэта-живописца, работающего словом, как красками.
Начнём с того, что его приятно читать. Оно позитивно по сути. Никакой чернухи, чем изобилуют творения других победителей. Той чернухи, которую некоторые представляют себе и другим, как результат смелой принципиальности автора, идущего в бой с открытым забралом. Ну да, если ветряные мельницы представляются кровожадными великанами, тогда логика таких рассуждений понятна.
Я зауважал Айк за то, что она осталась собой, не поддалась на тональность стихотворения, предложенного для отклика, а проявила индивидуальность и характер. И если работы прочих победителей будто бы слились в однородную массу, её стихотворение стоит особняком, а лирическая героиня её весёлая и счастливая, любуется прекрасным звёздным небом и мало волнует её, сопричастной с вечностью, искусственные попытки разделить эту вечность на годы, дни и возвести воображаемые пороги внутри огромного и неделимого. Вот это стихотворение.
Семь мерцающих звёзд, семь жемчужин на бархате ночи,
А присмотришься – это огромный космический ковш!
Он так низко завис, и мерещится мне, между прочим,
Что чуть-чуть дотянись и его непременно возьмёшь.
Ковш парит над полями, над белою кромкой деревьев
Над избушками сонными в сахарной пудре снегов.
Он чуток накренился над крохотной тихой деревней,
Словно ловит старательно белые струйки дымков.
Этим звёздным ковшом время черпает зимнюю темень,
А потом разливает по небу чернильный настой.
И мне кажется снова, что ручка ковша это штевень,
Ну, а ковш, он совсем и не ковш, а ковчег золотой.
И под этим ковчегом, застывшим на вечном приколе,
На заштатной планетке, с высот различимой с трудом,
Любят, плачут, смеются, работают, учатся в школе –
Вся симфония жизни обычным течёт чередом.
Сотни сотен веков что-то варится, топятся печи,
Выпекается хлеб, расточая ржаной аромат.
И читаются сказки. Случаются ссоры и встречи.
И на звёзды опять кто-то пялится ночи подряд.
Этот ковш над Землёй – колыбель внеземных мирозданий,
Наблюдатель безмолвный за нашим землянским житьём.
Но сдаётся мне, там, в тех мирах, в тех просторах бескрайних
Тоже стряпают хлеб. И мечтают. И любят свой дом.
Так пускай продолжают рождаться шаги на пороге
Новых дней, и вовек не прервётся симфония та.
Ковш, мерцая в ночи, нам надежд открывает чертоги,
И ликуют в сердцах и любовь, и восторг, и мечта.
Претензии, как я уже говорил, к стихотворению, чисто технические, легко выправляемые. Вот, например, мне кажется, правильнее было бы не «дотянись», а «потянись». Тогда не нарушается последовательность действий: «если потянешься, то достанешь». А дотянуться - это уже и есть достать. И «чуть-чуть дотянись» стилистически неверно. Штевень – слово инородное. Да и к тому же требующее обращения к словарям. В строке «Любят, плачут, смеются, работают, учатся в школе» слово «школа» нарушает логику строки. Оно здесь лишнее. Уточнение автором сделано исключительно ради рифмы. Разве в вузах не учатся? Ну и «стряпают» хлеб. По отношению к приготовлению хлеба этот глагол, насколько мне известно, не используется. Есть ещё несколько сбоев, но здесь об этом достаточно.
4.
Приятная часть работы сделана, теперь обратимся к стихам других победителей. САША НЕМЕСТНЫЙ среди них человек наиболее опытный и думающий. И дело не только в том, что он, как мне показалось, правильно просчитал шансы на успех, исходя из того, что победа в конкурсах достигается не только творческими усилиями, но и правильно выбранной тактикой. Просчитал и не просчитался, поскольку умело выстроил своё стихотворение, в том смысле, что использовал при написании узнаваемые литературные аллюзии, обильно включив их в сюжет.
Когда я говорю о тактике, то имею в виду прежде всего продуманный подход к теме. Он решил нестандартно истолковать смысл определения «наши дни». Конечно, есть в этом элемент литературного плутовства, поскольку учредители явно хотели увидеть глазами участников именно НАШИ ДНИ, то есть произвести своеобразный эксперимент, сравнив ощущения сегодняшние с ощущениями столетней давности. Однако прямо это оговорено не было, и Саша отлично понял, что, оригинально трактовав задание, можно будет выделиться на общем фоне участников.
Не мало не комплексуя, он уверенно занял место Мандельштама, чтобы пророчествовать задним числом. Мечущийся и сомневающийся Мандельштам отошёл в тень, поскольку понятно, что соревноваться в прогнозировании с тем, кто предсказывает не будущее, а прошлое, бесполезно.
Только вот, на мой взгляд, пророк из Саши получился неважный, потому что 1922 год совсем не такой, каким он ему представляется. Но сначала стихотворение.
1922
Век мой, зверь мой...
О.М.
Отчего ты скулишь, пёс убогий?
В год собаки, меж прочих годин,
Сиротинкой стоишь на пороге
Новых дней и не хочешь войти.
Оседают столетий колонны,
И молчанье, и звуки — не те.
Чуешь — обло, озорно, огромно —
Затаилось в глухой темноте.
Чуешь — страшно, обыденно — где-то
Умирают вошедшие в дом,
Но звучит одинокая флейта
И зовёт в глубину городов.
Заходи же, чудовище, в гости.
Пусть тебе растолкует пурга,
Что не будет ни будки, ни кости,
Только злое стозевное "Гав!".
Бегло приведу некоторые исторические данные. Что мы имеем на пороге 1922 года? Закончилась гражданская война, подавлены антибольшевистские мятежи, отменена продразвёрстка, введён продналог, объявлена новая экономическая политика (НЭП), в результате чего оживляется экономика. Разработан и начал осуществляться план ГОЭЛРО. Начинается разработка правовой базы государства, намечены финансовая и денежная реформы. Вот почему Мандельштам говорит о «новых днях», вот почему он отмечает этот момент, как «порог». И причина тревожного состояния поэта заключается в том, что он пребывает в сомнении, не зная можно ли верить в это улучшение? А Саша и знать не хочет.
А ведь ему проще, чем Мандельшаму. Всего-то взять учебник истории для 11 класса и прочитать. А потом порадовать Осипа Эмильевича поэтическим ответом на его тревожные вопрошания, что де 1922 будет лучше 1921-го. И вообще почти все двадцатые годы станут годами более-менее благополучными. И только в конце двадцатых ситуация начнёт меняться. Но это уже другой порог…
Ну а теперь о самом стихотворении. Не очень удачным мне кажется обращение С. Неместного к символике восточного календаря. Для 1922 года это анахронизм. Однако автор привёл пса из наших дней в прошлый век и сделал его центральным символом стихотворения. И вот этот «пёс убогий» из будущего стоит на пороге Года Собаки столетней давности и войти не хочет.
Любое образное построение должно отображать какую-то, пусть даже фантастическую или сокрытую в иносказательности РЕАЛЬНОСТЬ. То есть то, что можно себе представить, как некую художественную целостность. А что здесь? Убогий пёс. Что за этим образом? Это год, страна, народ, лирический герой?
Совпадения нет ни с одной из перечисленных конфигураций. Хотя бы потому, что выражение «не хочешь войти» нельзя к ним применить. Движение времени не зависит от желаний или намерений. Как этот образ вписывается в общую ткань стихотворения? Зачем он скулит, что за этим? Из текста понять этого невозможно. Или вот это: «Оседают столетий колонны…». Отчего это на пороге 1922 года начали оседать колонны столетий? И как это – «колонны оседают»? Понятно, когда падают, рушатся, но оседают, то есть «опускаются, смещаются вниз, погружаются глубже.». Сколько времени они уже оседают, чем это грозит псу, который на пороге этого пространства? Конечно, в этой путанице точность формулировок большой роли не играет, и всё-таки интересно, как понимать эту фразу: то ли у столетий есть колонны, на которые они – столетия эти – опираются, то ли колонны-столетия вдруг сами начали оседать? Да не всё ли равно, ответит автор, - и в данном конкретном случае с ним трудно будет спорить.
И молчанье, и звуки — не те.
Что значит не те? А какие те? С чем автор сравнивает? С 1921-м годом? Тогда выражение «не те» должно нести в себе положительную интенцию. Почему же Сашу эти «не те» настораживают? Если уж автор утверждает что-то, то должен объяснить, что в его понимании то, а что не то. Ну если знает, конечно.
Чуешь — обло, озорно, огромно —
Затаилось в глухой темноте.
Кому адресован вопрос? Псу? Стороннему наблюдателю? А кто у нас сторонний наблюдатель, читатель из будущего? Если это адресовано мне, то я честно признаюсь - не чую. Почему я должен это почуять, когда нет тому никаких признаков? Но, как человек достаточно начитанный, я понимаю намёк автора. Речь идёт ещё об одном псе. Том самом Цербере, который по версии одних является воплощением всех зол и пороков, других - стражем при тех порочных правителях, которые несут наказание в Аиде. Так, значит, по версии С. Неместного тот убогий пёс находится на пороге загробного мира, где его поджидает другой пёс? Или здесь следует ориентироваться не на Тредиаковского, а на Радищева? Тоже не очень вяжется: огромное и всеобъемлющее и вдруг - приютилось.
Чуешь — страшно, обыденно — где-то
Умирают вошедшие в дом,
Стоп. Мы что-то пропустили. Оказывается, это только наш пёс на пороге новых дней замер, а кто-то уже вошёл. Когда? Нам автор об этом не сказал ничего. Только сообщил что вошедшие по невыясненным причинам умирают. И не просто, а обыденно. Как это обыденно? Пёс его знает! Тот что притаился, семиглавый? А тут вам ещё одна аллюзия. До кучи. Гамельнский крысолов с дудочкой.
Но звучит одинокая флейта
И зовёт в глубину городов.
Оказывается, в темноте уже целые города кем-то настроены. Так... А умирают только те, кто заходит в некий дом. Один на многие города? Так может это клиника для неизлечимо больных? Тогда, конечно, умирают обыденно, потому что с неизбежностью спорить трудно.
Заходи же, чудовище, в гости.
Пусть тебе растолкует пурга,
А тут вновь непонятна, да ещё какая. Вдруг кто-то, возможно крысолов, говорит собаке: «Заходе же, чудовище, в гости». А почему вдруг чудовище? То был убогий пёс, сиротинушка, и вдруг чудовище. Не иначе подманивает. Ну понятно, живодёр же! Только реплика очень уж странная далее следует: «Мол, пурга тебе ответит на все твои вопросы». Хотя, возможно, слово «пурга» здесь употребляется в сленговом значении. Что вполне возможно, поскольку никакой иной пурги в стихотворении не угадывается.
Что не будет ни будки, ни кости,
Только злое стозевное "Гав!".
Короче заходи убогий, но в городах, обладающих глубиной застройки, будки тебе не будет, да и костей не получишь. Так вот почему пёс (год, лирический герой, народ) войти-то не стремился. Правда, изводить его до смерти, как видно, не собираются. Только облаять. Так ведь для пса это означает вступить в диалог.
Автор может на меня обидеться, но иначе, как бессмыслицей всё написанное им я назвать не могу.
5.
А вот ВЛАДИМИР МОЛЧАНОВ обрадовал с порога глубоким философским обобщением, сообщив, что «У времени нет смысла». Озадачил, короче. Стою с закушенной губою и думаю, к чему это он? И о чём таком? Оказывается, ни к чему. Просто так. Ну пришло человеку в голову, он и сказал. Дальше-больше. Набор слов, обрывки высказываний, не несущих никакого содержания, но с претензией на философическую недосказанность. Например, «Жизнь – это «кряк!» с механикой гобоя». Или «Где уши у глухой стены?».
Кстати, могу подарить автору ещё одно, гласящее: «Лучше помолчать, чем говорить без смысла». Мне кажется, очень к месту.
У времени нет смысла
У времени нет смысла. Нет отбоя
От вида несменяемых картин.
Мотаешь бесконечный карантин
В шести стенах наедине с собою.
Снаружи муха бьётся головою.
И утренне-вечерний каротин
Течёт по марле вымокших гардин…
Жизнь – это «кряк!» с механикой гобоя.
Где уши у глухой стены? Любое
Дашь царство ты за шахматных коней.
Обитые пороги новых дней
Перешагнёшь – там старые обои.
И вперив оба глаза, как кретин,
Стоишь один с закушенной губою.
Пробежимся по стихотворению, забрасывая на ходу автора риторическими вопросами. Бесконечный карантин – это к чему? К ковиду? Так ведь замаячило уже, вроде бы в конце туннеля. А стен в комнате почему шесть? Откуда ещё две взялись? Шахматные-то кони Вам зачем? Откуда такой некомплект? И щедрость поразительная - любое царство! Хоть одно предъявите. А то ведь подозрительно как-то. Что за царство, которое стоит меньше одной укомплектованной шахматной партии? Гардины отчего мокрые? Полотенец в доме нет?
Это стихотворение напоминает мне буриме, наспех заполненное словами. На удачу. А вдруг? И ведь повезло! Судьи творение одобрили. А почему бы и нет? Рифмы есть? Есть. Размер выдержан? Выдержан. Смысла нет? Так это, может быть, нет смысла поверхностного, примитивного, а глубинный, философский, который рождён подсознанием и ретранслирован фибрами души, наверняка где-то есть.
Одно стало ясно, когда дочитал до конца: понял, отчего муха бьётся головой об это стихотворение. От отчаянья проникнуть в его суть. Но, тот, кто всё-таки попал внутрь, сразу захочет вырваться на волю. Одно останавливает: шагнёшь за порог, а там у автора ещё хуже, обои старые и проч. И как я понимаю его лирического героя, который вперив сразу два глаза, стоит… И дальше по тексту.
И вперив оба глаза, как кретин,
Стоишь один с закушенной губою.
PS Видимо, по мнению автора, умный человек не будет стоять на пороге один, вперив сразу оба глаза… Другое дело с кем-то и, вперив один глаз. Интересно было бы узнать, куда он их вперил. Но стихотворение на этом интересном месте таинственно прерывается.
6.
О стихах ВАСИЛИЯ ТОЛСТОУСА ещё и не начинал говорить, а, такое впечатление, что о них уже всё сказано. Это, если учесть написанное выше. Всё то же, всё так же. Случайный набор слов, несогласованность образов, надуманность приводимых пассажей при общей непродуманности идеи. Вот это стихотворение.
Вот и вышел век на стрежень,
– слышишь? стыки тук да тук, –
позабыть зовёт о прежней
теплоте пожатья рук.
Крепко заперты вагоны,
чтоб никто не выходил.
Бесконечны перегоны
от рождений до седин.
Не мечись в купе, попробуй
жить в мелькании огней,
поменяйся с кем-то гробом
на пороге новых дней*,
и попробуй влезть на крышу,
опусти стекло окна.
Ветер хлещет. Что ж ты? Выше
только небо и луна.
Снова рельсы мир качают.
Не даёт ступить боязнь:
вдруг порвётся за плечами
с жизнью тоненькая связь…
И – стоишь. Нигде, и – где-то.
Мимо – сёла и поля.
Поезд мчит, и нет ответа:
есть ли кто-то у руля.
Век зовёт позабыть о прежней теплоте пожатья рук. Это о чём? С чего это вдруг он зовёт? Я даже не о том, что правильно «призывает» или «предлагает». Уж на такие мелочи и внимания обращать не приходится. Но кто кому руки жал? То есть надо так понимать, что есть уезжающие, а есть провожающие. Кто-то уехал, а кто-то остался. И речь здесь о тех, кто уехал - о несчастных жертвах режима, у которых никакой личной свободы. Ну а те, кто провожал? Они как? Они свободны? Они где? Не складывается образ. Ехали бы все, не прощаясь, я бы не нашёл возможности для придирки к логике повествования. Кстати, слишком уж избитый образ: движущийся поезд – жизнь. Это своего рода поэтическая колея, я бы даже сказал узкоколейка, куда время от времени некоторые авторы направляют составы своего вдохновения.
Кстати, остаётся неясным, зачем те, кто поехал, в эти вагоны влезли? Почему они не остались с провожающими? И кто вагоны-то запер, не те ли, кто оставил «теплоту пожатья рук»? Или есть ещё и неупомянутые, злобные и невидимые, о которых автор упомянуть забыл?
Я и в самом деле не понимаю, о чём здесь речь. На что намёк. Может быть, потому, что меня никто не запирал. Я свободен в своём выборе и уж в этом поезде точно не еду. А раз так, то лучше бы без обобщений, автор. Только про себя. Мол, заперли меня в вагоне, и я мечусь… Я бы тогда лирическому герою даже посочувствовал. Не верю я в эшелон этапированных. А вот в безвольного и безликого лирического героя, которого несёт по накатанной, верю.
Ему кто-то, видимо, свыше советует «жить в мелькании огней». Совет, прямо скажем, бессмысленный. Как, впрочем, и другие советы. Например, поменяться гробом или влезть на крышу. Ну, поверю автору в том, что везут с собой пассажиры в багаже гробы, но меняться-то ими зачем? На стенки зачем лезть, на крышу? И как понять слова: «Что ж ты?» Ну и что он?
Ветер хлещет. Что ж ты? Выше
только небо и луна.
Как фразу про небо и луну понять? Выходит, что он полез на крышу, потому что хотел увидеть Солнце и звёзды, а, может, и тучи, но их там не оказалось?
Я понимаю, что автор в объяснение своих потаённых мыслей может написать целый прозаический трактат, не уверен, конечно, что выглядеть он будет убедительно. Но мне не надо комментариев к стихотворениям, я хочу видеть всё это в поэтическом тексте. И не видеть множество несуразностей. Таких, например:
Снова рельсы мир качают.
Как могут рельсы качать? Рельсы лежат незыблемо. Качают рессоры…
Не даёт ступить боязнь:
вдруг порвётся за плечами
с жизнью тоненькая связь…
Куда ступить не даёт? Ну хоть намекните! В окно ему нельзя, на крышу бесполезно, вагоны заперты, но, оказывается, не в этом дело, а в боязни, которая куда-то ступить не даёт. Но куда автор, Вы ступить своему лирическому персонажу предлагаете?
И – стоишь. Нигде, и – где-то.
Мимо – сёла и поля.
Поезд мчит, и нет ответа:
есть ли кто-то у руля.
У руля, конечно, никого нет, поскольку и руля у локомотива не предусмотрено. Так что упоминание о руле лишено смысла. И снисходительность судей, выраженная по этому поводу в комментариях, выглядит странной. Но хоть это заметили…
И снова тот же вопрос. Кого же всё-таки везут в том поезде, если мы видим, что за окнами и сёла и поля? То есть люди и обработанные участки земли. А ещё ведь есть и горожане, которые этих пассажиров провожали и даже тепло своих рук на них оставили. О чём Вы поведали нам, Василий? Ну уж, если вчитываться в стихотворение, то не о глобальной гуманитарной катастрофе. И для чего всё это? Этот вопрос, пожалуй, самый главный.
7.
В конце этого обзора надо бы сделать какое-то обобщение, но в тексте, как мне кажется, всё уже сказано. Закончу же так:
О переоцененных на конкурсе работах (уважаемая Айк, Вас я в виду не имею – у Вас замечательное стихотворение) я уже высказался, теперь, видимо, надо будет обратиться к работам недооцененным. А таковые, наверняка, есть.