Меня могло не быть уже в апреле.
И ноября двух тысячи двадцатого...
Сейчас шагаю еле-еле.
Напоминая сонного чудовища лохматого.
Я в самом деле поверну во двор,
Куда шагают бодро мои ноги.
Где, наблюдая тополя, я, ствол,
Что рос, ещё при мелкой мне, у той дороги.
Осознаю... Я обеспомощен и глуп,
Напоминая тёплый бледный труп.
Ещё не мёртв, но дюже обезволен.
И беспокойным сном обеспокоен.
И я теряю суть вопроса.
Я так запуталась, увы,
Уже не вижу дальше носа.
И пальцы стали так без струн грубы.
И пальцы жгёт привычный треск,
Ржавым огнём песчаный блеск.
И ржавый вкус в губах.
Я вновь заела плотью страх.
Я знаю, понимаю головой,
И я гоню весь этот мрак долой.
Но нет в глазах совсем цветов,
И диабетик я на празднике тортов.
Я не хочу закончить так негласно,
Напрасно не хочу терять меня,
Когда лет дцать, дать слово о прекрасном...
А тут не ожидала я тогда такого от себя...