Когда земля теплом лучей согрета,
И ночи так надрывно коротки
Пошли мне, Боже, верного поэта,
Всем глупым предрассудкам вопреки.
Когда земля вся в золото одета,
И окошком дождь стоит стеной,
Пошли мне, Боже, нежного поэта,
Чтоб в грудь уткнуться мокрою щекой.
Когда земля скорбит в тоске по лету,
И зимний день забрал остаток сил,
Пошли мне, Боже, чуткого поэта,
Чтоб все мои причуды выносил.
Каков же он? Что за мудрёный случай!
Всегда различен, но такой один…
Он милый, он чудной, он самый лучший,
Он мудрый гаер, дерзкий арлекин.
Он складно врёт, ни словом не промажет,
Он публикой взыскательной любим!
Да вдруг такую правду-матку скажет,
Что хоть по пояс голову руби.
Ан нет! С него, паяца, взятки гладки!
Его жилище – пёстрый балаган,
Из славы пришивать ему заплатки
Я буду на изодранный кафтан.
Он там порой красоты открывает,
Где разным прочим не видать ни зги,
При этом всём, колпак шута скрывает
Его великолепные мозги.
Он так не горд, хотя высок в ходулях,
Но даже на предсмертном колесе
Я крикну палачам: «Мы вас надули!
Он гений!.. .Был… А вы – безумцы все!
Он будет петь, играть на мандолине,
Он будет вам открыт буквально весь,
Никто заподозрит в арлекине
Художника, избранника небес.
Иной, патриотизмом пламенея,
Засунет наглецу тряпицу в рот,
И заорёт: «Хватайте дуралея,
Он заболел, он снова правду врёт!»
Увы, за правду он порой в опале…
Но так, его, поганца, полюблю,
Что в городе, в селе ли, иль в подвале,
Я с ним изгнанье честно разделю.
Мы будем с ним идти по жизни с песней,
Овраги минем все к руке рука,
Ведь, право же, совсем неинтересно,
Когда дорога в Рай, как шёлк, гладка.
Я буду с ним, наверно знаю это,
Всё потому, что под своим жабо
Он прячет сердце мудреца-поэта,
В котором жизнь, и слёзы, и любовь…
Пусть я, увы, совсем не Коломбина,
Скорее несговорчивый Пьеро,
И всё ж, пошли мне, Боже, Арлекино,
В котором гений прячется хитро.