...
Я давно хотела стать самим искусством,
И стала для него холстом.
В его красках поцелуев грубых и запретный плод укусит он.
Я давно искусством хотела стать,
И стала для него тетрадью,
По которой мягко водит он опять
Языком по коже бархатною глади.
Для меня был он художником,
Но не писал картин.
До меня он был безбожником,
Среди тоски рутин.
Со мной он станет тем вдохновителем,
Что дал мне повод написать про это.
Про то как стал страсти покровителем,
И дал ожить греху в моих сонетах.
И не даёт мне душа моя покоя,
Покуда голова-смутьян ворчит,
Все твердит о какой-то тиши и покое,
А мне бы на обед то что перчит.
Я выбрала его, потому что захотела.
Не потому что до потери памяти любила,
Не потому что крыша улетела,
А потому что с ним я наконец-то все забыла.
И все что он на мне рисует,
Нежно, грубо, обнимет, поцелует.
Останется и станет новой мной.
Которая не помнит старой боль.
Которая помнит что кругом голова,
Глаза невольно закрывая,
Тело занемеет, потом вырвутся слова,
И томное дыханье прерывая.
Как по телу медленно током пройдётся,
Как губы сами умоляют,
Кожа стонет и зовёт, думать не прийдется.
И глаза желанием сияют.
В груди не горит, а полыхает,
В голове туман.
А губы все так же умоляют,
И страх в капкан.
Я хочу быть полностью в его руках,
Хочу принадлежать в моменте его воле.
А наша комната в сумрачных тонах,
И само пространство поделено на доли.
Хочу раствориться полностью в тебе,
И заставить тебя так же пылать.
Я хочу что был благодарен ты судьбе,
Что с тобой смогла холстом я стать.
_____________
А он ведёт губами к моей груди,
Он автор этого счастливого романа.
Знакомый силуэт виднеется среди
Долины между плеч и живота поляны.
Тут я вижу нас во всех ночах,
Вижу все дальнейшие картины.
И если мой художник вдруг зачах,
Я разолью нам с ним мартини.
И будем говорить мы до рассвета,
Уснём, не в силах больше рисовать.
Проснемся, ты дашь мне новый повод для сонета,
Проснемся, и я буду твоих рисунков ждать.