Как все истинные поэты,
Лермонтов
любил по-своему: без экстаза, без надрыва,
не допытываясь у жизни
тайн, не донимая ее вопросами,
а метафоры, им одушевленные -
внеобразные
озорные провокации -
были согреты шампанским
и романсами.