Одна из них, могла б и выжить…
Посвящено старшей дочери императора
Николая (2) – Ольге.
История одной любви.
Первая часть.
А мог ли кто – то с детей царских,
Последнего уже царя,
То, Николая (2) – не быть с всеми,
Кого в подвале том убьют?
(В подвале дома Ипатьева в 1818 году)
Ответ один тут однозначный:
Да, всё ж могли, даже не раз…
Особенно старшая дочка,
Ольга, великая княжна.
Благодаря любви, у ней то,
Как раз и были там тогда,
Самые верные всё ж шансы,
Там на спасение своё.
Старшая дочь могла бы выжить,
Выйдя она замуж тогда.
В 22 года та погибнет,
Расстреляна будет с семьёй.
Но ведь по всем тогда канонам,
Династии – должна была,
Она быть замужем за кем – то,
В этом там возрасте уже.
И от родителей отдельно,
Жить где – то, за границей ли,
С супругом и детьми возможно…
Другая участь ждала б ту.
Тем более – дочь Николая (2),
Считалась чуть не первой там,
Невестою на брачном рынке,
Европы, в данный тот момент.
Не было у ней недостатка,
Там в женихах. А, главное,
Средь них был тот, кого царевна,
Страстно любила там уже.
1895 год
Когда на свет же появилась,
Ольга, в Санкт – Петербурге том,
Гремели празднично салюты,
Также простой люд ликовал.
В прошлом году её ж дед умер.
То, Александр – Третий, там.
Народом был он всё ж любимым.
В косоворотке, «царь – мужик».
Любящий щи, с жареной рыбой,
Которую ж сам и ловил.
Этот богатырь там бывало,
Завязывал ложки в узлы.
(Серебряные ложки завязывал узлами и бросал
их иностранцам говоря: «Вот, что я с вами сделаю!»
Ну, как такого мужика там,
Было не любить. Глядя ж там,
На всё ж субтильного из рода,
Царей – приёмника его.
(Николая – Второго)
Царевна ж родилась там крупной,
Да круглолицая к тому ж.
Ясное дело – уродилась,
В деда, конечно! А в кого ж.
Царские дети, подрастая,
Всё больший вызывали уж
К ним интерес тогда в Европе,
На выданье ведь уже дочь.
А СМИ судили и рядили,
Наперебой, какая дочь,
Из четырёх русских царевен,
Смышлёнее и краше там.
Учитель же детей тех царских,
Месье Жильяр, тогда назвал,
С них самой умной, эту Ольгу,
Старшую дочь того царя:
«Любит уединение и книги, имеет абсолютный слух,
И вообще – «хрустальная душа»
Хотя сам с ней, он по началу,
Изрядно всё ж помучился.
Изобретательной была девица.
По части разных шалостей.
На язычок была та острой,
Когда ж журила няня ту,
«Мол, не с той ноги княжна встала» -
Та лишь смеялась там, шутя:
«И какая же нога в итоге «правильная»? Скажите,
Няня! Вдруг неправильная снова вынудит меня озорничать?»
Словом, из всех детей тех царских,
Там самой независимой,
Ольга была. Вот только маме.
Противиться не могла та.
(Не умела. Впрочем, той во всей России мало, кто
Мог бы возразить)
Вторая часть.
В 17 лет у этой Ольги,
Наметилась помолвка там.
Великий князь женихом станет,
Дмитрию 21 год.
Это – кузен царя, гвардеец,
Самым красивым был тогда,
И популярным там мужчиной,
Дома Романовых всего.
И он любил тогда ту Ольгу…
Но, безапелляционно,
Мать Ольги строго заявила:
«Распутина тот не любил…»
(Даже ненавидел. Эка невидаль, полстраны «старца» терпеть не могли!)
И запретила своей дочке,
С Дмитрием видеться. И тем,
Разрушила она помолвку,
Унизила тем жениха.
Униженный жених тот позже.
Через четыре года там,
Участником, и вправду станет,
Убийства же «старца» того.
Но многие там говорили:
«Коль, повенчался б с Ольгой он,
Того бы, может, не случилось,
Упущенный для Ольги шанс.
(И первый в её короткой жизни – на спасение.
Ведь с 1916 года он жил в Европе, и царевна в статусе
Супруги была бы с ним рядом – В Париже или Лондоне,
А не в доме Ипатьева в Сибири…)
1914 год
Через два года же – влюбилась,
По – настоящему уже…
Теперь – избранника скрывала,
Имя ж шифрует в дневнике.
В нём «моё С» - она писала,
«Любимое С», было там,
И «С не видела и грустно»,
В семье ж в ходу – «Счастье моё».
(Такое было в семье обращение)
А этим её тайным счастьем,
Стал мичман царской яхты там,
«Штандарт». Воронов Павел, был им,
Дворянин. «25» - ему.
(Из Костромской губернии. Ольге тогда было 19 лет)
Изысканный офицер статный,
Не только в глазах Ольги был,
Героем. Он там появился,
После событий важных там.
(После знаменитого «Десанта в Преисподнюю» -
«мессинского» землетрясения в 1908 года, когда
Сицилию накрыло цунами. Там Павел, спасая людей,
Разбирал завалы и отстреливался от мародёров).
(Итальянцы писали: «Русские моряки выдержали
борьбу с грабителями, в три раза, превосходивших
тех по численности»)
Всем нравился тогда тот мичман.
В Крыму царь с ним даже играл,
В лаун – теннис. А цесаревич,
В спутники брал его гулять.
Царевны ж его выбирали,
На танцах, кавалером их.
Матросы же «Штандарта» знали,
Коль он с биноклем – почему.
(Коли бинокль он наводит,
На Ливадийский там дворец,
Значит, на берегу мелькает,
Белое платье Ольги той.
Служивые её любили,
Ведь Ольга же в отличие,
От матери – аристократку,
Всё ж не изображала там.
Со всеми та себя держала,
Естественно и просто там,
И привлекательным был облик.
Из уст Вырубовой о ней:
«Чудные белокурые волосы, большие голубые глаза,
дивный цвет лица и немного вздёрнутый нос»
(Вырубова – фрейлина царицы и её близкая подруга)
Третья часть.
Как – то Ольга в дневник запишет:
«В комнате были у «Мама»,
Писал С. на листе там вещи,
В благотворительный базар.
(Который проходил в Ялте)
А я там около сидела,
Так радовалась тогда я,
Его увидеть…» Что прислуга,
Заметила той интерес.
Что Ольга слишком там бросает,
Нежные взгляды на того,
Мичмана. Воронова Павла,
Царице сразу ж донесли.
Проще всего, было, конечно,
С яхты мичмана удалить.
Тогда б царевна там винила,
Родителей за этот шаг.
И не простила бы им это.
А потому собрали те,
Совет семейный, на котором,
Придумали хитрость одну.
Павлу понять они там дали,
Сколь там желательна была,
Его женитьба на графине,
Некой Клейнмихель. И быстрей.
Павел стал избегать ту Ольгу…
А та, не ведая о том,
В чём дело - встречи с ним искала,
Начало вахты ожидав:
«…после четырёх Павл. Ал. на вахте, и как же
Я могла сидеть спокойно, конечно говорила с ним…»
На свадьбе Воронова Павла,
Императрица даже там,
Посаженной матерью стала!
Чтоб тот скорее – с глаз долой.
А Ольге, чтобы не грустила,
Видя Павла под ручку с той,
Супругой. Наскоро решила,
Найти дочери жениха.
Это был принц румынский Кароль,
Известный в Бухаресте тем,
Что был скандальным неуёмным,
Гигантом половым тогда.
(Неужели царица о том не знала? По свидетельствам
Современников, Кароль (2) страдал приапизмом,
Толкавшим его на «сексуальные эскапады»)
Презрительно звала там Ольга,
Карлушей, принца же того.
Отцу скажет: «Я русская,
И жить в России же хочу».
Сама ж по Павлу там страдала…
А чем Кароль «приворожил»,
Царицу? То была загадкой.
Её тут не понять совсем.
(Брака со скандалистом она для своей дочери
Явно желала, а нормальному жениху отказала!)
Нормальным этим абсолютно,
Там кандидатом тогда ж был,
То - 39 летний,
Великий князь Борис тогда.
То, генерал - Борис Романов.
«Мать Ольги ж это сватовство,
От дочери попросту скрыла!
На что ж свою дочь обрекла?
Во время «первой мировой» там,
Ольга с Татьяной, матерью,
Работали там в лазарете,
А Воронов тот воевал.
Судя по дневникам же Ольги,
Она молилась за него.
Усердно. И Господь, и вправду,
Воронова оберегал.
Чудом он избежал и казни,
Там унизительной тогда ж,
То, с отрезанием там носа,
Подверглись что матросы ей.
(С яхты «Штандарт» в дни революционного разгула)
В «17 – м», в декабре также,
Смог уцелеть, при мятеже,
В дни «еремеевских ночей» там,
Кровавых – в Севастополе.
Четвёртая часть.
О собственном своём спасенье,
Ольга - не задумывалась.
Верила, как её родные:
Случись что – в Лондон уплывут.
Мол, подадутся к «дяде Джорджи»,
К английскому там королю,
Георгу. Ибо отец Ольги,
Кузеном был всё ж королю.
Родные сёстры же – их «мамы».
Между собой братья – дружны,
Друг друга всегда ж называли,
«Милый Джорджи», «старина Ник»!
(Старина Ники)
И сразу ж после отреченья,
Братец Георг писал ему:
«Мыслями с тобой постоянно,
Верный и преданный твой друг…»
(Ну, кому могла в голову прийти мысль, что
«милый Джорджи» ПРЕДАСТ его?)
После уже там отреченья,
«Ники» - король Георг ему,
Действительно тогда заявит,
«Что примет всех их у себя…»
(Всю его царскую семью)
Но уже там через неделю,
Тот приглашенье – отозвал!?
Министр иностранных дел, английский,
Лорд Бальфур совестил его.
(Короля Георга: «Мол, нехорошо идти на попятную, Ваше Величество»)
Георгу в тот момент, там явно,
Не до спасенья было ж там,
Русской родни. В пору подумать,
Лишь о себе было тому.
Личный секретарь королевский,
Георга сводками стращал,
Зловещими… Что навевались,
С российской революцией:
«Я заметил – докладывал тот, - как менялось отношение
определённой части населения к королю и королевской
семье с тех пор, как пришла новость о русской революции»
Для убедительности также,
В пример надписи приводил,
В вагонах железнодорожных,
2 - го класса в Англии:
«К ЧЁРТУ КОРОЛЯ ВМЕСТЕ СО ВСЕЙ ЕГО СЕМЬЁЙ!»
Герберт Уэллс, же там, провидец,
Прямо тогда там говорил,
Что революция в России,
К «эффекту домино» придёт.
Причём уже во всей Европе.
Свержение царской семьи,
В России – приведёт к тому же,
И в Англии уже тогда.
«Выходит, что Георг позволил,
Дому Романовых тогда,
Кануть в историю. Подставив,
Кузена, Николая (2) там.
Под пули. Только, того ради,
Чтоб выжил дом Виндзоров там» -
Напишет позже там историк,
Английский, Брендон же о том.
Узникам с большевицкой власти ж,
Вряд ли б «прощение» пришло б,
Ведь, пока жив бы был наследник,
Хотя б один – опасность шла.
Возможность реставрации бы,
Монархии, была б опять,
В России. Потому тогда там,
Всю семью расстреляли там.
Последнее, что сохранила,
История, от Ольги той,
Написанное рукой её,
Это там Ольгины стихи:
«НО ЧАС ПРОБЬЁТ, ПРИДЁТ ПОРА,
ЗЛО ОДОЛЕЕТ ВЛАСТЬ ДОБРА,
И ВСЁ УТРАЧЕННОЕ ВНОВЬ
ВЕРНЁТ ВЗАИМНАЯ ЛЮБОВЬ…»
Воронов воевал в то время,
Там у Деникина. Едва ль,
Он знал о гибели там Ольги,
Большевики обманут всех.
Они о гибели сознались,
Лишь императора тогда ж.
О казни только Николая (2),
А про семью скрывали всё.
1920 год
С Новороссийска уплыл Павел,
В Стамбул, вместе с женой своей.
Правда о смерти семьи царской,
Запад узнает лишь потом.
(В 1926 году на западе узнают о расстреле всей царской семьи)
В Америке уже был Павел,
Где всё это он и узнал.
С женой, (Клейнмихель, урождённой),
С дочерью прожил в США.
(До 1964 года и умер в 78 лет, и был погребён
На кладбище Свято – Троицкого монастыря
В городке Джорданвилль, штат Нью – Йорк).
Русские эмигранты наши,
Там говорили, что стоит,
Иконка, на могиле Павла,
С ликом Ольги. Свеча горит…
(С ликом мученицы великой княжны Ольги)