Ранняя весна 1935 года. Деревня. Большая семья Добрыниных собралась за обеденным столом. Анна Семёновна, ловко работая ухватом, достала из печи чугунок с похлёбкой.
— Настя! Хлеб заканчивается, завтра пойдёшь в город за хлебом.
Девочка подошла к окну:
— Мама! Ты только посмотри, сколько снега намело. Не пройти, не проехать.
Мать строгим взглядом посмотрела на дочь. Настя сразу поняла, что мамино слово — это приказ.
***
— Настя! Вставай, уже светает, — тихо, почти шёпотом произнесла Анна Семёновна, подойдя к кровати дочери.
За окном звонко пропел голосистый петух, предвещая наступление нового дня. Девочка быстро оделась и направилась к двери. Мать протянула ей два холщовых мешка.
— Дочка! Вот тебе деньги на шесть буханок хлеба. Ведь на одной похлёбке мы долго не продержимся. У Токаревых переночуешь дня два. Кланяйся им от нас, они люди добрые, жалеют тебя.
Она хотела ещё что-то сказать, но в это время в люльке заплакал ребёнок. Мать, махнув дочери рукой, направилась к люльке.
— Ай, люли-люли-люли мою детку не буди, — послышалось протяжное и негромкое пение.
Девочка оглянулась, окинув взглядом избу: на печке, мирно посапывая, спала малышня. Быстро накинув на голову шерстяной платок, Настя вышла из дома.
Уже час, как девочка шла по заснеженному полю. Колючий мартовский ветер бил ей в лицо снежной крупой, раздувал на ветру её длинную юбку, обнажая худенькие ноги в старых подшитых валенках. Девочка прибавляла шаг, а встречный ветер, словно играл с ней, не давал ей возможности быстро пройти этот нелёгкий путь. Покрытое глубоким снегом поле, по-прежнему вызывало у неё чувство страха. По бытующим в деревне слухам, по полю иногда бродили волки в поисках пищи.
— Отче наш, иже еси на небесех…, — шептала девочка молитву, шагая по снежной пустыне. Она несколько раз останавливалась, чтобы передохнуть, но холод и страх гнал её вперёд. Вскоре вдали показались пригородные постройки. Увидев здание хлебного магазина, около которого «змейкой» извивалась длинная очередь, Настя прибавила шаг.
— Кто последний? — громко спросила девочка.
Толпа тихо шумела. Полная женщина повернулась к ней и недовольно проворчала.
— Магазин закрыт. Хлеб ещё не привезли, и когда будет неизвестно. Держись пока за мной.
«Что же делать? — подумала Настя, — Наверное, долго придётся ждать. Надо где-то укрыться от ветра».
Порывистый морозный ветер пронизывал насквозь её ветхую фуфайку. Она направилась к соседнему дому, где неоднократно укрывалась под его высоким крыльцом от непогоды. Там не так чувствовалось ледяное дыхание ветра.
Ближе к обеду послышались возгласы людей:
— Хлеб привезли!
Очередь радостно загудела. Вскоре подошла очередь девочки. Она протянула деньги продавщице и с мольбой в голосе произнесла:
— Тётенька, миленькая, дайте мне, пожалуйста, шесть буханок хлеба. У нас семья большая.
Женщина посмотрела на неё.
— Не могу, девочка, не положено. Только две буханки хлеба в одни руки. Вот возьми, — и она протянула ей два кирпичика ржаного хлеба.
Девочка отошла от прилавка. Держа в руках кирпичик душистого хлеба, ей вдруг так захотелось откусить его ржаную хрустящую корочку, посыпанную мукой. Но подавив в себе это желание, она сложила хлеб в холщовый мешок, затянув на нём крепкий узел, и вышла на улицу.
«Надо идти к Токаревым. Переночую. Завтра ещё куплю хлеба», — подумала Настя, прибавляя шаг.
Впереди показался добротный дом, в котором проживала семья друга отца.
— Настенька пришла! — улыбаясь, произнесла хозяйка дома, — Иди к печке греться, а я пока чайник поставлю. Будем чай пить.
Хозяйка дома Клавдия Сергеевна слыла хорошей хозяйкой, имела добрый нрав. Светловолосая, голубоглазая, немного полноватая, она казалась в этот момент доброй волшебницей.
Настя подошла к ней и обняла её. Вскоре в доме вкусно запахло душистой мятой и чабрецом. Этот ароматный запах шёл от чашек со свежезаваренным чаем. Клавдия Сергеевна ловко снимала со сковороды пышные, румяные блинчики и выкладывала их «горкой» на тарелку.
— Настя, садись за стол, — позвала девочку хозяйка.
За столом сидел хозяйский сын Николай и не сводил глаз с гостьи, чем так смущал её. На вид юноше было лет шестнадцать, но выглядел он вполне взрослым. При невысоком росте он был атлетически сложен: крепкая широкая грудь, мускулистые руки. Жгучий взгляд карих глаз, делали его внешность привлекательной для женской половины.
— Вот, Настенька, подрастёшь, возьмём тебя в жёны нашему сыну, — произнесла хозяйка дома, — Девочка ты трудолюбивая, нам как раз такая нужна. И красавица, Бог тебя красотой не обидел. Вон, какая у тебя коса, просто загляденье. Да и сыну ты видно по душе.
От этих слов девочка смутилась. На её щеках выступил лёгкий румянец.
Три дня девочка гостила в семье Токаревых. Она каждый день занимала рано утром очередь за хлебом. Наступил день, когда долгожданные буханки были уже аккуратно сложены в мешки.
— Настя, вставай, тебе надо ехать! — рано утром разбудил девочку сын хозяйки.
Через минут десять, девочка уже сидела в санях, укрытая овчинным тулупом. Лошадь медленно тянула сани по заснеженной дороге, вдоль которой в безмолвном белоснежном убранстве стояли деревья. Они остановились на развилке дорог.
— Ну вот, Настя, мы и доехали. Дальше добирайся сама, а мне нужно возвращаться обратно, — сказал Николай, опустив на снег холщовые мешки. — И как только ты такую тяжесть понесешь. Одна буханка хлеба два килограмма, а у тебя их шесть.
— Своя ноша не тянет. Пойду полем, так короче, — произнесла девочка.
— Будь осторожней, слишком глубокий снег.
— Хорошо. Спасибо тебе, Коля, — ответила она.
Перекинув мешки через плечо, она пошла по полю. Её валенки быстро заполнялись снегом, но она не обращала на это внимание. Вскоре впереди показались дома. Из печных труб деревенских изб валил седой дым, уплывая причудливыми клубами в голубое бездонное небо.
«Слава Богу, дошла», — промелькнуло у неё в голове.
Тут девочка услышала шум мотора. По дороге ехал мотоцикл, где сидело двое сотрудников милиции. Настя заметила, что мотоцикл остановился, и поэтому прибавила шаг в сторону дома.
— Девочка, стой! — остановил её голос милиционера.
Сердечко девочки тревожно забилось в груди, предчувствуя беду.
— А, ну, подойди к нам!
Настя подошла к стражам порядка.
— Что у тебя в мешках? Давай показывай!
Девочка стояла, ни жива, ни мертва. Сотрудник милиции подошёл к ней и молча, сорвал с её плеча мешки.
— Развязывай! — приказал он Насте.
Девочка сняла варежки. От волнения она никак не могла развязать узлы на мешках. Сержант отодвинул девочку и уверенными движениями рук быстро скинул веревки с холщовых мешков.
— Откуда у тебя хлеб?
— Купила в магазине, в городе, — тихо ответила она.
— Почему так много хлеба?
— У нас семья большая.
— Ваня отстань от девчонки, пусть идёт домой, — вдруг вступился за неё напарник сержанта.
— Не могу, Серёга, ты что? Приказ начальства надо выполнять.
Милиционер сунул ей в мешок две буханки хлеба, а остальные положил в люльку мотоцикла.
— Иди, девочка, иди, — произнёс он.
Настя сразу почувствовала, как легка, стала её ноша, из глаз потекли горькие слёзы.
«Что я скажу маме?», — думала она, подходя к дому.
Навстречу ей выбежал пёс. Он громко залаял, увидев её. Настя присела, чтобы погладить собаку. Пёс, не дожидаясь от неё ласки, стал быстро слизывать с её лица слезы.
— Настя, доченька, вернулась, — услышала она родной голос.
На крыльце стояла её мать. Девочка робко подошла к ней и протянула ей полупустые мешки.
— Мама, это всё, что осталось, — произнесла она и заплакала.
Анна Семёновна сразу догадалась, что с ней произошло в дороге. Она не раз слышала от соседей о милицейских облавах вблизи сёл и деревень.
— Не плачь, Настенька, проживём, как-нибудь, — ответила мать, крепко обняв дочь.
28.02.2021