Байконур

(Портреты друзей в эпизодах прошлого)

У многих граждан Советского союза, современной России и разных зарубежных государств, место в казахской степи с названием «Байконур» вызывало и вызывает душевный трепет. Это легко объяснимо – основные достижения в отечественной космонавтике, мирового значения и уровня, неразрывно связано с этим «космодромом», построенным в советское время. Дух захватывает от репортажей, показываемых в хронике, телевизионных новостях, фильмах. Героизм!
Но мало кому в голову приходили (да и откуда взяться было) размышления о том, как же там живётся, работается, да и просто отдыхается, людям, вершившим и вершащим «задания партии», военно–промышленного комплекса, предприятий "оборонки" и космической отрасли.
Я никоим образом не ставлю целью полностью раскрыть все аспекты жизни командированных в это место гражданских специалистов. Про военных ничего не знаю, хотя думается, что и у них была такая же жизнь, которой жил инженерный люд с разных уголков страны. И тем более не буду расписывать рабочие моменты и процессы, происходившие в этом огромном комплексе по подготовке техники к полету и его проведению. Я попытаюсь описать несколько моментов из жизни командированных, с кем связала меня судьба при работе по теме «Буран» (правда космический самолет тогда так еще не назывался, а имя ему было это индекс изделия, набранный из цифр и букв). При описании нашей командировочной жизни уместно вспомнить слова из песни, звучавшей на сары-шаганском полигоне, но один в один подходящая и для байконурского исполнения – "И день и ночь грызет тоска от жизни серой, ох и злая судьба у инженера ... Я приехал сюда забить монету, но проходят года – монеты нету ...От счастья пьян я подойду к аэроплану…" эти замечательные строки можно даже поставить в качестве эпиграфа. И так …
Немного для начала опишу природу, которая простиралась везде куда глаза глядят, хоть на все четыре стороны. Сразу надо оговориться – я не первый и дай Бог не последней «певец» байконурской флоры и фауны, но опишу то, во что я окунулся.
А окунался я по прилету (а надо сказать, что летал довольно часто и надолго) и прощался по вылету вот с чем. Степь да степь кругом. В той степи практически не было никакой древесной растительности. Если и были какие чахлые дерева, то это рукотворное дело. Как эти дерева выживали в таком климате уму не «растяжимо». В городе Ленинске и на площадках, где жили специалисты, их поливали, а в остальном загадка. Еще естественные дерева росли вдоль русла Сырдарьи, но здесь тоже понятно – естественная вода. Выглядела это древовидная флора как оливковые деревья, но низкорослые, кривые и тонкоствольные. В степи в начале мае еще были краски, но к концу мая и до марта следующего года все выглядело жухлым, рыжим или коричневатым. Весенние краски включали в себя – красные и желтые тюльпаны высотой около пяти сантиметров, растущие практически везде; нежные и трогательные ирисы голубоватого цвета (тоже очень низкорослые); фиолетового цвета распластанные листы верблюжьей капусты; серебристого цвета полынные кустики; степная трава и немного ковыля салатового цвета. Краски растительности дополняли краски земли - красная, бурая, серая, желтая. Такая красота была особенно впечатлительна на рассвете и на закате. Правда летом все выгорало напрочь и имело один цвет – серо-грязный.
Среди такой красоты бегали мелкие вараны, ящерицы гиконы, скорпионы, ползали разного рода ядовитые и неядовитые змейки, какие-то пауки и многоножки. Особенно надо отметить – большое количество мух и злых комаров. Мухи вырастали на многочисленных свалках, стихийно образованных в степи и одному Богу известно с каких времен. Комары появлялись по весне из многочисленных луж, образованных из растаявшего снега. Лужи были, как мелкие, так были и глубокие, без растительности и поросшие рогозом. По мере высыхания в них воды, на земле и на стеблях растительности образовывались красивые кристаллы соли. Для ее образования не важно сколько было воды – главное, чтоб была, и земля мгновенно выдавала в воду соль.
Погоды в этих краях тоже стояли знатные. Температуры зимой и летом были одинаковые по значению, но с разными знаками – 40-45 градусов. Весна была очень приятной с марта по апрель. Май уже начинал «жарить» по возрастающей. Осень радовала комфортом в октябре – ноябре. Сентябрь «жарил» по ниспадающей.
Ветра были всегда сильны. Летом – освежающие, зимой – «колотунистые». Если учитывать то, что 1м/с добавляет 1 градус «минуса», можно представить, как жестко было бесснежной зимой. Ко всем этим климатическим прелестям нужно добавить малое содержание кислорода – да и откуда ему там взяться.
К чему я все это описываю? Да к тому, что смотреть по телевизору или с экрана про космический героизм одно, а когда на собственной «шкуре» – то это районный коэффициент к зарплате.
Небо практически всегда было безоблачное, но обезвоживание Арала привело к тому, что летом над полигоном стали проливаться ливневые холодные дожди. После их прохождения степь мгновенно раскисала так, что по ней невозможно было ни проехать, ни пройти – налипала раскисшая глина. Воздух становился таким, как в плохой бане – горячий и очень влажный – дышать было тяжеловато. Правда растительности это было в радость.

Знакомство с космодромом
Первый раз я попал на Байконур в октябре 1983 года. Летели мы спецрейсом (командировочные были в основном с «королёвской» фирмы) из Внуково–3. Над Аралом самолет повернул в коридор, ведущий на аэродром города Ленинска – «Крайний». Арал (вид из иллюминатора) еще был в довольно большом размере. Виден был остров Барсакельмес. Река Сырдарья еще «добегала до этого «моря». Река Амударья – уже нет. Забегая вперед, скажу, что во время полета в последнюю командировку на Байконур, Барсакельмеса, как такового уже не было, а вместо моря наблюдалось два пятна воды, несоединенных между собой. Сырдарья тоже уже не «добегала» да и некуда ей было добегать.
В командировку я летел в составе небольшой комиссии – всего три человека – Игорь Бродский (Бутербродский – так его мы назвали и называли потом), военпред – оба с «королёвской» фирмы и я. Задача нам была поставлена простая – построить карту безопасности (вернее опасности) куда не должен был влететь «Буран» в случае сбоя управления полетом на участке спуска и посадки, ведущего к промаху мимо посадочной полосы аэродрома посадки. Эта карта в последствии должны отражаться на экранах мониторов штурманов-наведения.
По прилету на аэродром «Крайний» нас встретили представители «экспедиции» (каждого свои). Выдали нам первоначальные пропуска для «въезда» в Ленинск, а также въезда в зону космодрома. Мы в одном «газоне» поехали в сторону города. Дело было уже глубокой осенью и под вечер. Пейзаж вокруг был унылый. В городе сразу бросилось в глаза такая картина. По улицам бродили невысокие коровки. Подойдя к контейнерам с помойкой, они доставали из их нутра то, что на их коровий взгляд можно пожевать. Особенно впечатлило, как коровы ели газеты. Знали бы журналисты, писавшие статьи в эти газеты, какой у них будет благодарный читатель и про способ прочтения «свежих» репортажей и новостей.
В городе остановились у здания, на первом этаже которого были три магазина. Слева магазин «Женская обувь», справа – «Мужская обувь». По середине магазин – «Вино» – цель нашей остановки для приобретения продукции. Вот этот самый магазин назвали – «Между ног». Ходил рассказ о том, что одного капитана патруль арестовал у «Между ног» за то, что он пытался продать какое-то количество спирта. На вопрос - "Зачем продавал?", арестованный ответил:
 – Хочу водки и вина купить … этот надоел сил нету.
Город не произвел никакого впечатления. Серые в основном 3х – 5ти этажные дома. Перед площадкой, где жили перед стартом космонавты, был памятник, сотворенный из Р7 (легендарная «королёвская» «семёрка»), который запомнился навсегда. Еще навсегда запомнилось то, что у колодцев (связи, канализации, тепловых – любых) не было крышек, а располагались они как на проезжей части, так и на тротуаре. И сколько я не бывал в Ленинске, крышек не было никогда. Были ли колодцы первоначально без крышек или их воровали для сдачи на металлолом (хотя народ жил в Ленинске в основном военный) в истории осталось загадкой.
«Газон» привез нас на 2 площадку («двойка»). Из истории – на ней находятся два домика, в одном жил С.П. Королёв, в другом – Ю.А. Гагарин. Выглядели они очень скромно, как южные хаты. Белёные стены, небольшие оконца. Крыша правда была не соломенная. На этой площадке располагается «Гагаринский» стартовый стол. И то, что показывают средства массовой информации – тепловозы тянут платформу с Р7 на старт, старты Р7 с пилотируемым аппаратом и космонавтами в нем, а иногда и грузовые космические аппараты – это стартовало здесь.
Еще из примечательного – основная гостиница для специалистов «королёвской» фирмы. Про другие «вип» коттеджи (для главных конструкторов), расположенные на «двойке», ничего не скажу – не был.
Мои коллеги по комиссии пошли располагаться в эту гостиницу. Меня «газон» отвёз на 113 площадку (все расположено друг от друга в прямой видимости километров 5 – 10). В степи расстояние не чувствуется.
Возле этих площадок находились самый важные и самые циклопические объекты космических достижений. Монтажно–испытательные корпуса: ракет-носителей («семерки», Н1 (создавалась для лунной программы), «Энергия»), «Бурана» (напомню тогда еще без этого названия). Заправочные и стартовые комплексы, а вдали, в виде паутины, вытянутой вверх, красовался универсальный комплексный стенд-старт для ракеты «Энергия».   
Гостиница нашей фирмы была еще в процессе ремонта. Дежурная, уже знавшая о моём приезде, выдала мне ключи от номера и постельное белье, неимоверно сырое. Я поднялся по лестнице на нужный мне этаж и с трудом нашел комнату моего жилища. Всё было в побелке или в краске и выглядело не очень жилым. На маленькой кухне номера, она же прихожая, стояла двух-конфорочная электроплита. Еда была у меня с собой в запасе. Учитывая опыт, приобретённый в прежней командировочной жизни, я взял с собой чашку и иные столовые приборы. Про качество воды и невозможности её употребления в организм в сыром виде, меня проинструктировали и мои коллеги по комиссии и «экспедиционные» работники. Первым делом я снял проволоку, висевшую над оконным пролетом предназначенную для штор, закрепил её, как мог и развесил на ней для просушки постельное белье. Для источника тепла поставил на пол электрическую плиту. И приступил к готовке ужина.
Для готовки еды надо, естественно, набрать воды. Открыл кран и ... из него потекла жидкость цвета хорошего кофе. Подумав о застое в водопроводных трубах, я попытался слить это кофе до появления чистой на вид воды. Попытка оказалась тщетной – воды прозрачной я не увидел. Ужин мой сократился до минимума – бутерброд и растворимый кофе на кипяченной воде. О наличии в жиже растворимого кофе можно было догадываться только по запаху того самого кофе. Поужинал без всякого удовольствия, пощупал белье и немного пригорюнился – этак жить целую неделю!
Бельё, от идущего от плиты тепла, немного подсохло. Я решил спать, а в процессе и бельё высохнет. Спал крепко – ничего не помню. Утром с трудом добрался до «двойки». Зайдя в гостиницу, где жили мои коллеги ахнул – полная цивилизация и сердце мое защемило – вот оазис и куда мне надо перебираться на житье.
Поговорив с моими соратниками о возможном моем переезде в эту гостиницу и то, как это решить, они тут же решили этот вопрос с управляющим персоналом гостиницы и вердикт был вынесен – можно, но за деньги! Я готов был оплатить любые – даже 1 р. 10 коп, что мной и было сделано. Вещи мои были перевезены в конце рабочего дня. Меня подселили к Бутербродскому. По случаю великого переселения уважаемыми членами комиссии, не отходя от кроватей в номере, был устроен банкет.
Выпив и закусив, чем начинает заниматься командировочный? Правильно – игрой в преферанс! Для полноценной игры в «преф» нужно 4 игрока,а членов уважаемой комиссии явно не хватало. Бутербродский пошел по миру «королёвских» спецов. Вскоре он вернулся в сопровождении амбала, ростом под потолок и шириной плеч в полкомнаты. Глядя на такого игрока, поневоле возникает мысль – "Господи не допусти, ведь разнесет все в щепы ежели чего не так". Но партнер, пристально глядя на меня разулыбался, при этом обнаружилась очень милая личность.
 – Саня, ты чё, не узнаешь? Я – Валера! – сказал амбал.
Я конечно же не узнавал.
– Помнишь Сашку Юдина? – обратился он ко мне.
Сашку Юдина я знал и помнил со школьной скамьи. Его мама, Нина Ивановна Петухова, преподавала нам рисование. Он учился по сравнению со мной годом позже и в классе, в котором учились все мои архангельские друзья. В друзья попал и он. Он женился из нашей среды друзей первым и на своей однокласснице Свете сразу по окончании школы. Поспешность этого события подтвердила в дальнейшем жизнь – не долгое совместное проживание и развод. Но когда у них была счастливая супружеская жизнь, мы, как могли помогали и способствовали ей. Особенно это касалось устройства «семейного гнездышка». У жены от бабушки осталась квартира однокомнатная. Мы всей оравой сделали там ремонт косметический и отциклевали полы, покрыв их потом лаком. Украшением квартиры был диван, который мы принесли из квартиры, где жилы родители молодого мужа. Диван был очень тяжелый (каркас сделан из настоящего дерева), но мы мужественно доставили его в это гнездо счастья. Больше из мебели не было ничего. Примерно через месяц семейного процветания Сашка позвонил и попросил помощи и участия по возврату дивана в родительскую обитель. Мы опять собрались на подмогу. Диван благополучно переехал к прежнему месту «жительства». Но молодые есть молодые и «как ярко светит после бури солнце» (Соля мио), а значит вернулся мир да любовь. Наша бригада «тоскунов» всегда на «готове» и вперёд. Диван опять стал «новосёлом». Но прошло и это. Диван опять стал старожилом в своей уютной двушке. На этот раз уже навсегда. При этом Саня получил среди нас новый ник (как сказали бы сейчас) – Потоскун.
Сашка работал на 310 кафедре третьего факультета МАИ и учился там же. Поле моего поступления в МАИ на третий факультет, я часто заходил к нему на работу. Иногда Юдин приглашал своих согруппников к себе в гости, где гулянка была знатная. А без архангельских друзей знатная гулянка проходить никак не могла. Поэтому мы тоже всегда принимали участие в юдинских групповых посиделках. Так вот этот самый Валера учился с Сашкой Юдиным в одной группе, и также приезжал для веселья в юдинскую квартиру. Правда выглядел он тогда не таким громилой, вот почему я не узнал его. Обменявшись руко- и тело- «пожатиями» между нами наступило понимание текущего момента.
Сели за ломберный стол, который за минуту до этого представлял из себя «банкетный». «Пуля» начерчена. Игра началась. Ребята подобрались, как на подбор. Слабых не было. В силу этого «преф» обещал быть затяжным. Но «на ту беду лиса бежала» (как говорил великий баснописец И.А. Крылов). Внезапно был погашен свет.
Бутербродский пошёл выяснять причину и скоро ли «проясниться». Вернулся он с такой информацией. В этот период времени над Байконуром должен был пролетать американский шатл и от компетентных органов стало известно о том, что он будет совершать «нырок» в атмосферу. С целью недопущения фотографирования космодрома на нем выключили везде свет. Под эту акцию попала и наша игра.
Сидеть в темноте нашей компании было не очень интересно и начали придумывать способы освещения и продолжения преферанса. Самый простой и старинный способ – канделябр и горящие в нем свечи, но, к сожалению, ни того, ни иного у нас не было. Кто-то вспомнил о том, что взял с собой фонарик-жучок (для освещения надо всё время давить на педаль и "гонять" маленький встроенный генератор). Эта новость вселила в нас оптимизм. Фонарик на ощупь был вынут из поклажи. Была разработана и технология его применения. Сначала кто-то из рядом сидящих от сдающего «жужал» сдающему на стол, потом сдающий освещал сданные карты – сначала первому, потом второму и третьему игрокам… и так до тех пор, пока шла торговля, а потом игра. Кончено всё было очень медленно. Решили светить в потолок. Быстроты не добавило. Игра продолжилась в прежнем темпе. Но тут уже не выдержал фонарик и … развалился на мелкие части, осыпавшиеся на пол. Это был конец … конец игре, конец общению, да просто конец … будь неладен этот шатл вместе с американцами! Мы сидели в темноте и думали, как быть дальше. Валера завтра улетал и доигрывать надо было сегодня.
Но, то ли шатл уже отлетал свое, то ли еще что, свет включили во время наших размышлений. Игра была доиграна, расплата произведена, можно ложится спать со спокойной совестью. Что и сделали.
На следующий вечер Бутербродский привел другого страждущего карточной игры. Познакомились. Игроком оказался Николай-баллистик. Пьян он был до «без чувств» и во время игры его голова лежала то на правом, то на левом плече, а то и он сам пытался сползти со стула под стол. Мы его удерживали, как могли, но надо отдать должное Николаю, в таком состоянии он неплохо видел карты и играл почти без ошибок. Похоже в таком состоянии играть ему было привычно, и я бы сказал – комфортно. И эта игра закончилась, расплата и сон. Такая ситуация повторилась и на следующий день.
Потом время нашей командировки истекло, задание выполнено, и мы улетели восвояси.

Валентиныч
На Байконур от нашего отдела на этапе становления посадочного комплекса «Бурана» посылалась всегда небольшая группа 3 – 4 человека. Но в этот раз вышло так, что полетел я и мой коллега Олег Валентинович Мишустин (по нашему Валентиныч). Командировка эта была летом и в самую жару. Мы ехали с аэродрома «Крайний» в Ленинск привычной дорогой (тем более, что она там одна). Справа – степь, слева – «Шанхай» - дачные участки жителей Ленинска. Самым примечательным на этих участках было то, что урожаи снимались огромадные – помидоры, баклажаны и прочие пасленовые и бахчевые, а также какие-то фрукты. Почему примечательное, да потому, что земля была вся пропитана солью. Малейшее попадание воды на землю вызывало образование кристаллов соли. Это особенно было видно в канавах дачного хозяйства, наполненных водой, а на камыше, рогозе и прочей растительности, как сосульки висели красивые солевые кристаллы.
Приехали на 113 площадку к нашей гостинице. Гостиница была отремонтирована, оборудована необходимыми бытовыми приборами, и представляла из себя мало-мальски жилое здание, в котором даже имелась бильярдная комната с несколькими столами.
Нам с Валентинычем дали на пару «двухкоечный нумер». Номер оказался очень узким, тесным – как пенал. Может для худеньких и ничего, но мы оба были рослые и крепкого сложения в те годы жизни. Одновременное прохождение к своим кроватям у нас не получалось – делали по одиночке или по очереди. Стол для готовки, и он же обеденный, не был приспособлен для одновременного расположения за ним двух человеков. Похоже изначально это была «однушка» и с чье-то начальственной мысли модернизированная под «двушку», но были в номере телевизор и кондиционер – рай! Мы, правда были не в претензии – и на том спасибо, тем более, что вместе.
В свободное от работы время Валентиныч затеял вязать сеть рыболовную. Для этой цели он привез из дома челнок, леску нужного диаметра, поплавки. Груз он думал достать на месте. Наискось из угла в угол нашего жилища Валентинычем была натянута верёвка, разделившая по диагонали наши личные пространства – так сказать верхняя опора сети, по которой сеть начала расти из угла в длинну, а в ширину – в сторону моей подушки. Весь процесс вязания сети был у меня перед глазами. Причём начало сети было у меня над кроватью, что со временем постепенно стало затруднять мои посещения общих мест пользования. Мне пришлось изощрятся и нагибаться, извиваться чтобы сходить или посетить такие места. Через некоторое время я смотрел на телевизор уже в мелкую ромбовидную «клеточку». А спустя неделю или более я и Валентиныча наблюдал сквозь сетчатую ячею. Глаз мой постепенно привык к такому растру в изображении телевизионных программ, тела моего приятеля и коллеги. При этом, когда с Валентинычем мы выходили на работу на посадочный комплекс, то я его видел нормальными глазами. Стоило нам лишь войти в наш номер – мои глаза включали изображения сетчатых ромбиков – рефлекс – без которых я уже не мог глядеть на Валентиныча нормально! Но когда-никогда вязанию сети пришел конец. Изделие Валентиныч оснастил поплавками и грузами, связал в жгут как положено по уму и образованности, и убрал в сумку. После этого мне открылся совсем иной мир жилища – краски и целостность картины! Еще раз скажу – рефлекс!
Между вечерами, когда вязалась сеть, у нас было много работы на посадочном комплексе – шла полномасштабная работа по испытанию наземных систем автоматической посадки «Бурана». Из ЛИИ им. Громова в Жуковском прилетели две летающие лаборатории, созданные на базе МИГ25 и ТУ154. Вместе с ними прилетела «Волчья стая» (команда лётчиков-испытателей будущих пилотов «Бурана», которой командовал И.П. Волк), штурмана–операторы, специалисты по обслуживанию самолетов, аналитики. Всей этой группой руководил А.А. Манучаров (генерал-лейтенант, зам. Руководителя ЛИИ), а помогал ему В.П. Васин (генерал-майор, герой Советского союза, заслуженный лётчик-испытатель). В помощь А.А. Манучарову со стороны нашей фирмы был определен я в ранге его заместителя (в этом ранге я так и остался в дальнейшем, в том числе во время полета «Бурана»).
Полётов было запланировано в количестве – 25. С целью контроля отработки наземных средств наземного комплекса управления автоматизированной системы управления полетом «Бурана» на участке посадки мне в подмогу были присланы дополнительные мои коллеги из нашего отдела и присланы специалисты из «королёвской» фирмы.
Был составлен план полётов и утвержден там, где надо и кем надо. Работа началась. Я поручил Валентинычу составить таблицу, в которой мы фиксировали всё – кто летал, какие комплексы и комплекты задействованы, какие сбои и пр. пр. Забегая вперед, скажу – эта таблица оказалось основным информационным документом, показывающим в итоге что же отработали и что нет. Её я представил по окончании испытаний Главному конструктору «Молнии» Ю.Н. Труфанову.
Из интересных нерабочих моментов в процессе испытаний приведу такой (довольно-таки типовой) момент. Магомед Толбоев пилотировал МИГ25. Небо на Байконуром 1000х1000 (видимость – бесконечно и облачности – никакой). Полёты МИГ25 ждали всегда особо, так как иногда включалась антиобледенительная система, работавшая на чистом спирте. И вот вылетает Магомед Омарович в полёт. По полётному заданию он должен был уйти довольно далековато от посадочного комплекса. В определенный момент (как было условлено) пилот сообщает (с неким дагестанским акцентом):
– Вхожу в сплошную облачность, разрешите включить антиобледенительную систему!
– Добро!!! Доложите, сколько были в облачности! – отвечает Руководитель полёта В.П. Васин.
– В облачности находился 25 минут! – доложил спустя некоторое время Магомед Толбоев.
В зале управления раздался одобрительный гул и на лицах участников испытаний образовались широкие улыбки.
Полёт прошел и закончился так, как ему и положено – без лётных происшествий. Старший техник по обслуживанию самолётов В. Кульков был уже на самолётной стоянке. С краю стоянки выстроилась небольшая очередь с разнообразной тарой по материалу исполнения и по ёмкости. Каждый из очередников знал на какую дозу спирта он может рассчитывать!
Определённый объём, измеряемый в литраже, доставался и нам. Несмотря на малую жилплощадь нашу, гуляли все в нашей конуре. Танцы мы не танцевали, а поговорить достаточно было и этого.
Но вернусь к окончанию процесса вязки сети. Готовое изделие надо было где-то испытать. Мы жили в степи и рядом водоемов не было никаких. А до Сырдарьи далеко. Но тут, как во многих случаях, помог случай. Сергей Макаров - специалист по телевидению на посадочном комплексе, из соседнего отдела нашей фирмы, дал такую наводку:
– Сходите в такую-то гостиницу. Я слышал, что завтра «загорские» собираются ехать на субботник в их строящуюся зону отдыха на Сырдарье. Они вроде наши смежники и могут взять с собой.
Эту наводку мы с Валентинычем реализовали. Нам сказали, что автобус завтра в 8 от гостиницы, еду и постельное с собой.
Утром нас посадили в автобус, как и всех тех, кто пришел. Лиц знакомых не было, народ собрался вообще друг другу не знакомый.
По выезду на главную трассу в Алма-ату, автобус свернул налево в сторону Джусалы. Смотреть в окошко было не очень интересно – картина не менялась от времени езды. Иногда по дороге попадались казахские кладбища, на которых внимание обращали на себя мавзолеи. Они были архитектурно не привлекательны, выкрашены «серебрянкой», а сверху шпиль с полумесяцем. Но их было немного, они возвышались в степи, а в основном на кладбищах был набор погребальных мусульманских символов.
Автобус повернул направо на малоприметную дорогу. Вообще-то по степи если взглянуть сверху, то можно увидеть столько дорог, что и не сосчитать. Как кому надо, тот так и ездит. Какие уж тут правила дорожного движения – никаких.
Впереди показался дощатый забор, а слева и справа от него какие-то заросли. Это была зона отдыха «загорской» фирмы. Внутри зона отдыха напоминала пионерский лагерь … да и зачем мудрить если все такие объекты строились по одному приблизительному проекту. Сам факт, что такое есть в этой степи, уже большое достижение и радость.
Примечательным в этой зоне был наземный щитовой бассейн. Рядом несла свои воды Сырдарья. При этом надо отметить, что поток воды был довольно сильным и мутным. Берега поросли рогозом и чахлым карагачом. На Сырдарью выходил пирс для лодок. Разговорились с одним из жителей зоны отдыха. Нас интересовала одна тема – рыбалка. В ответ этот житель поведал, что на днях они ловили и поймали … сома на 80 кг. Еле выволокли трактором. Снасти на сома были привязаны к пирсу. Мы с Валентинычем слегка опешили и призадумались на счёт испытания сети. Но это потом, а впереди ждал субботник.
Сначала нам предложили записаться в журнал – ФИО и подразделение – для учёта. Так как мы были чужие, то нам предложили просто ФИО, возражать мы не стали. Взяв в руки лопаты и носилки, пошли на объект – предстояло прокладывать пешеходную дорожку. Срывали грунт между натянутыми верёвками, уносили его на носилках в сторону, насыпали песок под плитку. Весь субботник продолжался не более полутора–часов. Наступила жара, в которой работать было невозможно. После сдачи инвентаря нам определили номер на двоих, в котором стояли две кровати, на которых лежали «голые» подушки и матрасы – это всё. Нам правда и это было в радость. Полежав малость на новом месте и перекусив решили идти на разведку – надо найти место на реке, где будем испытывать изделие – сеть.
Сказано – сделано. Пошли смотреть на реку. Идти надо было мимо дощатого бассейна. Людей вокруг не было ни души – отдыхали в номерах – спросить куда, как идти не представлялось возможным, посему мы решили идти по интуиции. Зайдя сбоку бассейна, сразу встали как вкопанные – вдоль его борта ползла здоровенная змея ... хорошо, что от нас. Такого сюрприза мы не ожидали. Надо быть осторожней. Пошли с другого бока бассейна.
Идя по тропочке и помня о земноводных всё время смотрели под ноги. Заросли кончились и открылась Сырдарья. Причем перед нами была заводина и вода в ней была стоячая. На другом берегу казах на лошади ловил рыбу сетью. В берег был вбит кол, к которому был привязан один конец сети. Сеть он отпустил по течению, держа верёвку, привязанную к другому концу сети. Дождавшись, когда течением растянет сеть на всю длину, наездник привязал верёвку к крюку на седле и пустил коня перпендикулярно течению подтягивая сеть к берегу. Что был за улов мы не видели, но поняли, что нам надо именно сюда и здесь будем ставить орудие лова.
Вернулись на базу. Теперь была задача – где взять колья для установки сети. Нашлись они там, где мы отдали свой сознательный труд на благо зоны отдыха. Полный комплект рыболова-сетевика собран.
Мы вернулись к найденной заводине, разделись до гола и вошли в воду. Заводина оказалась неглубокой – по пояс обоим, дно было слегка илистым. Прошли в воду на высоту сети, натянули её и стали втыкать в дно колья. Установив орудие лова, посмотрели на течение реки и обмерли – прям на нас (может показалось) по воде плыли змеи подняв голову над водой. Убежать в воде быстро не получится, но мы заторопились на выход. Всё обошлось. Одевшись, мы пошли не спеша домой, обсуждая увиденное. Это событие отвлекло и притупило нашу осторожность … но всё-таки не знаю почему, во время ходьбы я мгновенно глянул на землю и вовремя, чуть не наступил на уползающий серый хвост с рисунком на спине … брррр.
Сеть снимали рано утром и в такой же обстановке. Внутри была некая боязнь от вида плавающих гадов, а главное, что рыбёшки не попалось ни одной. Видать всю выловил казах.
Вернулись домой в гостиницу без всяких приключений. Приключения были уже в других командировках.

Кандев
Александр Владимирович Кандев был и остается очень весёлым человеком. С ним я познакомился тогда, когда пришел работать в отдел управления полётом «Бурана», а Александр работал в соседнем отделе (территориально располагались наши отделы на одной площади). Через некоторое время он перешёл работать на «королёвскую» фирму. Но рабочие связи сохранились и со временем отношения только расширялись и крепли, не только при совместной работе (сначала по теме «Буран», а потом я его пригласил в ФМС России).
При работе на Байконуре мы жили на одной – 113 площадке, но в разных – друг напротив друга гостиницах. Работали по общей теме, да и отдыхали тоже вместе. Александр часто приглашал меня к ним для игры в преферанс, и так поболтать, а при случае малость «оскоромится» спиртным, которое на 113 площадке было в большом дефиците – если проще, то официально не продавалось. Если кто-то из нас или из знакомых доставал спирт, или появлялась иная выпивка в связи с приездом коллег из Москвы, то собирались вместе несмотря на разную ведомственную принадлежность, гуляли с открытыми сердцами, как люди.
Но был один случай, который выпал из общей канвы размеренной гостиничной жизни. И вот какой он этот случай!
Воскресенье зимнего месяца, утро. Встали не спеша, также не спеша позавтракали, не спеша стали просматривать телевизор. Центральных программ на Байконуре было мало, кроме них было казахское телевидение. Вот его то мы по воскресеньям и смотрели. Особенно программу «Тамаша» (типа нашего утреннего юмористического шоу восьмидесятых годов). Казахского языка мы, конечно, не знали и о чём идёт речь  в показываемых сценках можно было догадываться по реакции зала. Сюжет (в то время обязательный номер программы) из воскресенья в воскресенье был всегда один и тот же – две колхозницы отчитывают колхозного председателя. Зал из казахских зрителей ревел и лежал вповалку – видно от того юмора, который сквозил в острых речах доярки и полевода к председателю колхоза, а также от неуклюжих оправданий его о невыполнении колхозного плана (это были наши домыслы). Потом выходил мужчина и играл на домбре. Что уж он вытворял, играя на двухструнном инструменте не описать никак – и классически, и за спиной, и чесался, и подбрасывал, и между ног … не было такой позы в какой бы он не лупил самозабвенно по двум струнам, а зал при этом ревел от наслаждения, вызванного звукорядом! После этого мы переключали телевизор на показ московского центрального канала.
Вот в такое зимнее воскресное утро, прям с самого утра, пришёл к нам в номер Кандев. Делать было особенно нечего, преферанс и домино надоели – спасу нет. Хотелось даже немного выпить, а взять было негде. В разговоре о том, что взять негде, родилась идея – есть где … поехали в Тюратам (железнодорожная станция и маленький посёлок возле Ленинска). Я да Александр сразу и решились на это. Посмотрели на часы – рейсовый автобус в Ленинск в 9 часов по местному времени. Значит времени у нас было в «обрез». Валентиныч же заказал бутылку любого коньяка. С собой взяли «четвертной» (25 рублей).
Сели в автобус и через час были в Тюратаме. К сожалению, алкоголя в продаже там не было. Наш пыл поубавился. Были «горбачевские времена» и продажа спиртного была прекращена и в Ленинске, и в окрест его. Что делать, что делать? – мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Не зря же мы сюда приехали!
Выход подсказал автовокзал – громкое название навеса с расписанием. Посмотрели куда, и во сколько отправляется пассажирский транспорт – оказалось есть ближайший автобус в Казалинск и должен быть скоро. Решили хоть куда, хоть куда глаза глядят – но добьёмся своего и найдём заветную жидкость, в которой вся сила.
Транспорт был подан как ни странно – вовремя. И ещё, как ни странно, в автобусе «львовской» марки были сидячие места. Два часа езды мы провели в разговорах, на тему как в той поговорке – "Кто про что, а вшивый про баню". Надеюсь, понятно кто под синонимами «вшивый» и что – «баня». На эту тему Александр рассказал такую байку.
«Прислали для сборки ракеты носителя (неважно какой) специалиста по двигателям из «королёвской» фирмы. Стал он ходить на работу в монтажно-испытательный комплекс, как положено. Ходил он и работал честно пока не начался процесс промывки топливной системы. Какая-то умная голова когда-то придумала промывать такую систему чистым медицинским спиртом – с технической точки зрения это очень верное решение – растворяет всё и обезжиривает вся. С человеческой точки зрения – это еще более правильное решение – комментировать не надо. Вот наш спец и попал под тлетворное воздействие «чистяка». День воздействие, второй, третий ... потом и вообще ходить на работу перестал. Ходить то перестал, но дело делать то надо. Написали в Москву ... мол специалист заболел, пришлите смену. Из Москвы ответ – завтра прибудет смена. Этого мужика утром собрали и повезли на «Крайний». Забегая вперёд, скажу, что в служебном самолете летящие командировочные иногда потребляют «за первый оборот колеса» и иногда крепко.
«Тушка» из Внуково–3 села и подрулила на место выгрузки пассажиров, подогнали трап. «Больного» подняли на руки и поднесли в ожидании выхода прилетевших. Пассажиры вышли и вот после выхода всех в проеме двери появляется процессия, несущая накачавшееся спиртным тело сменщика. Смена смене шла навстречу! В Москву полетели оба!».
Вот и Казалинск. Одноэтажный и замызганный, с кривыми дырявыми дощатыми заборами. Автобус в 12 часов подъехал к местному рынку – конечная. Выходя из него, мы узнали во сколько будет обратный рейс – в 14 часов. В нашем распоряжении два часа – и много, и мало чтобы решить нашу задачу. Неизвестно, как вообще всё пойдёт.
Прошли через рынок и оценили обстановку на нём (надо помнить, что было воскресенье). Из всех заведений работала только столовая. Выйдя из противоположных ворот и стоя на углу улицы встали в недоумении – куда идти дальше?
Наши размышления были быстро прекращены вопросом.
– Вам, чего, вина? – обратился к нам, неизвестно как появившийся незнакомый мужик, как будто на наших лицах это было написано.
– Да! – в один голос ответили мы.
– Сколько бутылок? – вопросил человек.
– А почем? – вопросили мы.
– 1рубль 80 копеек – ответил человек.
– 10 – ответили мы. Взяли бы и больше, но деньги нам были нужны еще на оплату обратного проезда.
– Деньги давайте! – сказал человек.
Мы дали ему восемнадцать рублей. Человек исчез также внезапно, как и появился. Мы стояли и не верили глазам своим – что это такое есть?! 
Материализация «бутлегера» с заказом не заставила себя ждать. Он отдал нам 10 бутылок емкостью 0,75 каждая какого-то казахского портвейна. Исчезновение купца произошло по известной схеме. Мы еще пожалели о том, что Валентинычу не купили коньяку, ну да ладно и это сойдет – на безрыбье и задница соловей. С момента нашего выхода из автобуса и до приобретения товара прошло всего 20 минут!
С целью траты времени в ожидании отъезда мы зашли в книжный магазин. Это заняло ещё 5 минут. Больше время нам тратить было негде. Пошли на территорию рынка. Глаза наши упали на вывеску «Столовая». Рискнули подойти к двери и дернули за ручку. На наше счастье дверь открылась и впустила нас в маленький на четыре стола зальчик. Слева был буфет, а справа окно выдачи еды. В недрах кухни слышался женский разговор и смех. На мой сакраментальный вопрос:
– Есть кто живой? – вышла одна женщина дородной наружности.
– Вам чего? - спросила она.
– Нам бы закусить! – ответил кто-то из нас.
Мадам подошла к буфету и встала хозяйкой за стойку.
– Выбирайте, вот меню! – предложила она.
Выбор еды был не очень велик. Мы выбрали по салату из капусты и манты, и оплатили питание.
– А что, выпить есть? – спросила она, как будто наличие у нас вина было написано на наших лицах.
– Есть! – ответил кто-то из нас.
– Мань, закрываемся! Ребята, вино принесли! – прокричала она в недра кухни.
На крик вышла Маня, держа на подносе наш заказ. Хозяйка буфета подошла к двери и закрыла ее на крепкий металлический засов. Из недр буфета она достала четыре гранёных стакана, обтёрла их и поставила на наш стол. После этого обе мадамы, как по команде присоединились к нам.
Кандев достал одну бутылку и срезав пластиковую пробку, разлил вино по посудам. «Со знакомством» и «Со свиданьицем» прошло на одном дыхании. Товарки приободрились. В их глазах читалось продолжение банкета. Александру ничего не оставалось, как достать вторую бутылка. После откупорки он разливал уже по «чутку». Времени у нас было еще 1 час и 15 минут.
После второй мадамы уже выглядели девами. Глаза горели, щеки зарумянились, груди напряглись, и они высказали предложение спеть. Мы не возражали. Девушки затянули о женской тоске, любви и мужской неверности (типа такого – Сняла решительно … А он не попросил …)  – репертуар один и тот же в любой точке тогда еще СССР.
– Ребяты, а много у Вас вина? – спросила буфетчица.
– Мы готовы поменяться на коньяк! – продолжила и предложила она, не дожидаясь нашего ответа.
– Две к одному, пойдет? – поступило такое предложение по бартеру.
Мы тут же без колебаний согласились, и мена состоялась.
– Так вина хотелось, а купить негде, а коньяк надоел! – чуть не в один голос пожаловались они.
– Давайте теперь одну нашу бутылку вина? А? – предложила буфетчица.
Выпили и эту. В процессе общения мы сказали, что приехали из Тюратама и они сразу поняли откуда такие интеллигенты. Других вопросов о нашем появлении они на задавали. Тем более, что харчи и время подошли к концу. Попрощавшись с нами и чуть не со слезами на глазах, буфетчица сняла засов. Мы же, собрав свою добычу, вышли на территорию рынка. До остановки было рукой подать. Народу на автобус набралось достаточно много.
До Ленинска мы ехали стоя. Это не помешало нам балагурить и шутить с пассажирами. Одна казашка приглашала к ней в гости в Ленинске. Забегая вперед скажу – данная представительница казахского народа работала в каком-то ателье и жила в Ленинске, Александр при случае заглянул в это ателье, но любви межнациональной у него не вышло. Это в наши планы никоим образом не входило, мы культурно отклонили такое радушное предложение.
Иных предложений в наш адрес не поступало. Благополучно доехали до Тюратама, а далее на контрольно-пропускном пункте нас подхватила попутная машина до 113 площадки.
С нашим появлением и выставки на стол даров Казалинска произошло заметное оживление среди персонала управления полетом «Бурана». Что было дальше описывать не имеет смысла, так как всё известно!

Затянувшийся вылет и прилёт
В командировку на Байконур можно было лететь двумя спецрейсами. О первом из Внуково–3 я уже рассказывал. Этой возможностью я воспользовался один раз. Все остальные рейсы были с территории КБ им. Мясищева, приданным нашей фирме. Вылет осуществлялся с аэродрома ЛИИ им. Громова. Эти организации расположены по разные стороны от основного сооружения аэродрома – взлетно-посадочной полосы.
У КБ своя проходная, своя охрана и пропускная система. Пройдя внутрь, мы располагались в какой–то комнате в ожидании вылета. Правда ожидание было в основном недолгим. Кто-то извещал нас голосом о посадке и командировочные шли унылой колонной к приставленной к самолёту лесенки. Трапа не подавалось – не графья.
Вылет осуществлялся быстро (это не церемонии в аэропорту гражданской авиации), так как взлётно-посадочная полоса непрерывно использовалась в основном ЛИИ для полёта сушек, мигарей и других летательных аппаратов тяжелее воздуха.
Кстати – новый аэропорт «Жуковский» находится рядом от того места, откуда осуществлялась наша отправка на вершение великих дел и прием нас по возвращению после их свершения.
Эта командировка зимой (в декабре) была очередной и ничем первоначально не отличалась от предыдущих. Группа летевших, как обычно, собралась у ворот КБ. Добирались до этих ворот самостоятельно, кто как мог. Вышел солдатик, открыл калитку, достал полётный лист. Инженерный люд достал паспорта, командировочные удостоверения и справки о наличии степени секретности. Подходили по одному. Солдатик сличал данные полётного листа с документами командированного и, при наличии отсутствия отличий, ставил галочку возле его ФИО и пропускал за ворота. Вот и вся процедура регистрации. После прохождения всех на «заворотную» территорию, группа шла в комнату для ожидания «сигнала голосом» на посадку.
В комнате ожидания стоял стол из столовой и вдоль стен стояли ряды стульев по 4 в группе как в кинотеатре – вот и всё убранство. Да и что там делать – ведь не на банкет и танцы танцевать.
Стоим, ожидаем, не садимся в гостеприимные кресла. Пять минут, десять (вылет был назначен на 10 часов), полчаса … вот уже и за 10 перевалило, а сигнала всё нет. Минут так через 40 после 10 часов появился человек и сказал о том, что рейс задерживается до 12 часов. На «Крайнем» плохие метеоусловия. Делать нечего. Начали располагаться на ожидание. У кого-то нашлось с собой домино и игральные карты. В карты играть в таком уважаемом месте посчитали не этичным, а в домино «полупцевать» – милое дело. Разбились на пары и … командировка заработала. Доигрались до 12 дня. Появился человек и сказал о задержке до 15 часов и о том, что мы можем сходить пообедать в столовую КБ. Ну и ладно. Сходили поели и опять за домино. Азарт захватил так, что и про полёт забыли. Доигрались и до 15 часов. Появился человек и сказал о переносе до 16 часов. Ну и ладно – можем и до 16 играть нам не трудно, что и сделали.
В 16.00 поняли – не летим. Во-первых – «Крайний» работает до 21 часа по местному времени (а то и до 20.00 в зависимости от сезона), а разница местного времени с московским два часа. Во-вторых – лететь два часа, час на подготовку самолёта к полёту назад вот и считайте – не летим.
Нам подали автобус до Москвы. Сказали, что багаж можем оставить в этой комнате (что его возить туда-сюда) и группа покинула территорию КБ. Дома и удивились, и обрадовались такому скорому возврату. Утром, как и положено, опять собрались у ворот КБ. Процедуру прохождения этих ворот повторять не буду – механизм работает одинаково всегда. Не буду описывать, как день прошёл – аналогично предыдущему. Вечером дома опять удивились, но уже не очень. Третий день не отличался ничем вплоть до деталей. Единственное, о чем можно сказать, так это о том, что мой коллега из отдела Сергей Ануфриенков решил из багажа забрать домой кусок мяса, оно уже начало «попахивать». Вынув и обнюхав забытый оковалок, он, зайдя за здания КБ, кинул протухший кусок диким собакам, в достаточном количестве бегавшим через забор и обратно на секретном аэродроме. Хоть какая-то кому-то польза от командировки.
На четвёртый день нас выпустили в полёт около 13 дня … даже пообедать не дали, что потом очень сказалось на всеобщем самочувствии. Полет шел своим чередом. До тех пор, пока курс самолёта не изменился на подлёте к Аралу. Над Аралом всегда сворачивали в коридор, ведущий к «Крайнему», но в этот раз повернули так, что Солнце покинув один ряд иллюминаторов одного борта, появилось в иллюминаторах другого борта.
Вот те раз! При этом надо помнить, что стюардесс и стюардов в самолёте нет, а экипаж о своих пассах ничего не сообщает в пассажирский салон.
А вот тебе и два! Вскоре пошли на посадку и благополучно сели. В иллюминатор было видно здание аэропорта, над которым красовалась вывеска «Актюбинск»! На стоянке к самолёту подали трап, вся летевшая компания вышла в аэропорт Актюбинска. Опять никто нам ничего не говорил, а особенно сколько мы пробудем здесь. В здании была холодрыга, в животе была пустота. Через некоторое время появился командир нашего воздушного судна и сообщил не очень радостную информацию. Задержка чуть ли не на сутки – «Крайний» не принимает. Эта ясность позволила нам разойтись в поисках еды, а потом и ночлега. В при–аэродромной гостинице мест не было, но там обещали разместить женщин (было несколько человек в нашей команде). Остальные – как смогут. Своим «отдельским» коллективом пошли поискать, где можно что–либо перекусить, а о ночлеге потом будем думать. На площади перед аэровокзалом нашли кафе с блюдами казахской кухни. Еда была жирная, но горячая и в кафе было потеплее, чем аэропорту, хоть там и спать ложись – но не положено! А раз не положено, значит не «положут», а жаль!
Дело было вечером, делать было нечего и народ стал бесцельно шататься по аэровокзалу из угла в угол ведя разговоры о том какие бывают случаи при полетах. Тут опять появился командир корабля и опять сообщил не очень приятную новость – аэродромная служба отказывается заправлять нашу "Тушку" в силу того, что с ними нет договора и лимиты на топливо не переведены, а значит из каких резервов заливать керосин не ясно. Народ сразу собрался и начали обсуждать эту ситуацию. Додумались до следующего – в замах у генерального конструктора Г.Е. Лозино–Лозинского был такой зам – герой СССР, генерал–лейтенант авиации, заслуженный летчик–испытатель С.А. Микоян (кстати под ним «ходил» наш отдел в части идеологии управления полетом «Бурана»). Вот ему и надо звонить. Сказано сделано. Уж какими путями этот звонок был совершен неясно (мобильных в то время и в помине не было), но скоро появился командир нашей серебристой «птицы» и сказал – вопрос решён, нас выпускают в 9 утра по местному времени. Хоть какая-то ясность в будущей жизни!
Ночь прошла, а как – не имеет смысла что–либо говорить. Можно сказать – ни как. Вот мы в самолёте, машина выруливает на взлёт, разбег и взлёт сквозь облака, и … солнце в иллюминаторе. Лететь до «Крайнего» минут 30 – 40. Облачность по трассе была очень плотная. Начали снижение и вошли в слой охлажденного пара под названием – облачность. А земли все нет и нет и … вот она, но взлётно-посадочная полоса почему-то сбоку от самолёта. Спокойно, товарищ, спокойно … Срочно ввысь и повторный заход на посадку. В этот раз самолёт вышел на полосу почти точно – посередине. Касание шасси и выруливание на стоянку. Тут же к машине подъехал заправщик и техник начал тыкать заправочную штангу в гнездо приема топлива на крыле. Стыковка штанги и гнезда удалась не сразу, причем керосин уже хлестал из шланга – спешили. Одновременно к двери поднесли и приставили лесенку, выгрузка пассажиров началась, при этом персонал как аэродромный, так и из экипажа торопили нас чтоб побыстрее.
При спуске по лесенке у уже упоминаемого моего коллеги – С.П.  Ануфриенкова – ветром сорвало с головы шапку, которая пролетев немного приземлилась быстрее своего хозяина и прямо в лужу из керосина и воды (в гостинице Сергей отстирал её, натянул на трёхлитровую банку для сушки чтоб ни села, высушил, а пока шапка сохла нашли ему какой–то треух). Остальные выгрузились без особых эксцессов. Ветер был шквальный и жуткой силы, температура около + 10 градусов (это в декабре).
Как потом узнали – все эти дни проходил циклон, столкнувшийся с антициклоном. Это борьба на небесах вызвала резкое потепление с –30 до +10 градусов, дожди и ветер запредельный, сделали невозможными условия для посадки самолётов любых типов. В таких условиях полёты запрещены!
Последствием нашего приземления стало то, что у руководителя полётов случился инфаркт, его срочно госпитализировали. Малого того никак не могли найти того, кто дал разрешение на наш вылет из Жуковского, но это ладно – ушли на запасной аэродром. Как потом выяснилось неизвестно кто дал разрешение на наш вылет из Актюбинска. В дополнение к рискам – заправка в Актюбинске была по объему ровно такая, чтобы только долететь да «Крайнего» и нам невозможно было улететь куда-либо на другой близлежащий аэродром. Вот так! Слава Богу, что экипаж не промахнулся мимо полосы при втором заходе. Так что шапка в керосине – подарок судьбы, которого потом могло и не быть.   
Нас встречал автобус Пазик, который ехал не очень быстро. В «экспедиции» нам выдали пропуска и забрали командировочные удостоверения. Теперь можно ехать в гостиницу на 113 площадке.
Дорога на площадку была плохо почищена – сплошные ухабы или кочки, да еще сильный боковой ветер, который бил Пазик в бок. На нашу беду температура падала прям на глазах. Из Ленинска мы выехали при плюсовых градусах, а в зону полигона въезжали уже при солидном минусе в воздухе. Дорога превращалась в облитый льдом неровный каток. Любая остановка на «шоссе» могла обернутся аварией в кювете. Но и тут Бог миловал – доехали.
Наши дорожные муки закончились!
Правда не у всех и вот почему. При нашем возвращении из командировки в Москву увидели в составе группы возвращающихся одного знакомого мужичка (невысокого росточка, к таким по жизни всегда прилипает что-то курьезное или каверзное). Он тоже летел в том злополучном рейсе и в автобусе, ехавшем на «Крайний», жаловался на следующее.
– Вы помните, как мы летели? – обращался он к народу за поддержкой.
– Так мало того, что чуть было жизни меня не лишили, так еще отправили меня в прошлое! – все более раззадоривался потерпевший.
– Вы представляете, что мне в командировочном написали? – подбирался он к цели своей жалобы. Публика при этом заинтересованно молчала.
– Смотрите – убыл из Москвы 6го, прибыл в Ленинск 2го! Все есть – печать и подпись! А вместо одной печати штамп поставили и написали – прямоугольную печать считать круглой! – вот, что делают.
Человечество много думает и озадачивается по вопросу как создать машину времени. Оказывается, все просто и давно существует – это печать и подпись кадровика – и более не надо голову ломать!

О Макарове
О Макарове Сергее я уже немного упоминал. Работал он в отделе, который занимался курированием строительства посадочного комплекса для «Бурана» (потом аэродром посадочного комплекса получил позывной – «Юбилейный»). Этот отдел и наш – отдел управления полётом – курировались Главным конструктором «Молнии» Ю.Н. Труфановым. Ю.Н. Труфанов тот отдел считал высококвалифицированным, рабочим, продуктивным, а наш – «белоперчаточники» (звучало это с ехидцей и сарказмом, отношение к нам было по аналогии, как к «капелевцам» из фильма братьев Васильевых «Чапаев»). Такая же манера отношения спецов из того отдела к нашему отделу передалась от Ю.Н. Труфанова и применялась теми спецами (можно даже сказать с чувством зависти, но скрываемой за пренебрежением), где надо и где не надо. Нам же по большому счёту было наплевать на их мнение и отношение к нам. Ковыряются они в своих строительных делах и шут с ними, а мы разрабатываем идеологию – высшие сферы! Нас связывал только общее кураторство сверху.
Слава Богу у Сергея такой аналогии в голове не возникало. Он тянулся ко мне, Андрею Кондратову, Валентинычу и другим славным парням из персонала отдела управления полётом «Бурана». Мало того, так как он курировал создание технического телевидения на посадочном комплексе, то ему было интересно как может помочь это самое телевидение при посадке на взлётно-посадочную полосу не только «Бурана», а также любого садившегося на нее самолёта – то есть идеология применения этой техники (сначала ее задали, потом создали, а после уже стали думать и обосновывать зачем и для чего). А из широко известных самолетов, совершавших посадку на «Юбилейный», были такие гиганты – «Мрия», «Руслан», доработанный для перевозки крупногабаритных грузов, в том числе фюзеляжа «Бурана», 3МТ (все типы были неоднократно показаны по телевидению как отдельно, так и при показе фильмов про «Энергия»–«Буран»). Даже появилась такая шутка:
«Стоит на стоянке «Мрия». На вопрос – что привезла? Ответ – микросхему!».
В этот отдел Сергей попал «забить монету». С прежней женой он развелся и оставил ей наследство от себя – двух детей. Сам же женился еще раз и еще раз сделал других наследников. А на них на всех нужно было денег. Вот он и сидел на полигоне месяцами, чтобы прокормить всех потомков и себя – производителя тоже.
Сам он жил – поживал на командировочные (три рубля в день). Все бы хорошо, да была одна слабость у Сережи – игра в преферанс. Он мог играть сутками без сна и отдыха, еды и отправления естественных надобностей. Но на ту беду еще беда ложилась, усугубляя в купе всё – играл он плохо и слабо, сколько он не пытался, а чем больше играл – силнее в «префе» он не становился. Играл он обуянный страстью с тремя девами–мадамами–коллегами из своего строительного отдела – Валентина – «секретчица» (как её все называли – Дюймовочка – за антидюймовочные антропометрические данные и габариты), Эля (специалист не по чему-то конкретному, но по всему), Люсис (постоянная подруга и соседка по номеру Эли, просто специалист). Слабины и форы Серёге они не давали. Играли исключительно на деньги и высасывали из него всё, как могли. Правда по женской сущности и жалости подкармливали его, на его же деньги, проигранные им, но чтоб не «помер» и мог ходить на работу.
Все у дам шло хорошо, до тех пор, пока меня не подселили в номер, в котором проживал Сергей. Я прилетел на работу с коллегой по своему отделу – Валентиной Мишиной. Своих номеров, постоянно закреплённых за нашим отделом, не было. Зато были номера, закрепленные за строительным отделом. А учитывая большую загруженность гостиницы в связи с работой по подготовке «Бурана» к полету, свободных номеров не было, а подселятся к кому-либо мне не очень хотелось – я подселился соседом к Сергею. Он был очень рад. Во-первых – учитывая дружеские отношения значит на столе будут харчи, а во-вторых, я мог бы попробовать отыграть у обидчиц Серги в «префе» (скорее это было ему более по сердцу) какую-то сумму. Мишина же присоседилась к кому-то из сотрудниц нашей фирмы.
Когда я вселялся Сергей был на посадочном комплексе и не знал какая «радость» его ожидает. Наша встреча состоялась вечером и была очень трогательна. Приготовили в номере ужин из того, что было. Выпили (я привез немного с собой) и непременный рюмочный «атрибут» – разговор по душам. Через некоторое время в дверь номера постучали и на «да», сказанное Сергеем, вошла Эля. Второе трогательное «свидание» за вечер. Она пришла звать Серегу на игру. Он культурно отказался и посоветовал взять меня в игровые коллеги. Эля возражать не стала, и мы втроем переместились в их с Люсей номер. 
В их номере состоялась третья и четвертая «трогательная» встреча. Не знаю на сколько мне были рады Люсис и Дюймовочка, но на словах все выглядело так, как будто они меня ждали всю жизнь и вот он светлый час.
Но это была прелюдия и лирика. На столе лежал чистый лист бумаги и две колоды игральных карт. Начертили «пулю», «лирическая» компания заработала. Сергей сидел возле стола и молча наблюдал за священнодействием.
По итогам игры можно сказать так – я не проиграл. Расплата была между милыми дамами. Я подозревал, что они играют на одну «руку», а вид расплаты был только видимостью. Ну и ладно. Я с Сергеем удалился в нашу «келью». На утро на работу.
На посадочный комплекс ездил специальный автобус нашей фирмы, который отправлялся от обозначенной для всех автобусов стоянки. Из гостиницы, как правило, выходили сразу всем коллективом (собирались в холле). Было так и в этот раз.
Я с Сергеем шел впереди «колонны», а за нами двигались три подруги «преферансистки». Далее остальные. О чём-то мы с ним беседовали сейчас уже и не помню – может о работе, а может и нет. Вдруг Сергей лицом весь сморщился, напрягся и разродился хорошим чихом. Как только он совершил горловое сопровождение чиха, с него в тот же миг слетели штаны, обнажив синие сатиновые исподники и белесые слегка волосатые тощие ноги.
Дамы – Эля и Люся – всегда ходили одетые в специальные синие комбинезоны, которые при всем желании не слетят с их тел, а Дюймовочка в силу своей важной должности ходила одетая женщиной, попадали от такой картины на месте, заливаясь гомерическим хохотом, а за ними и весь шедший остальной инженерный люд. Насмеявшись до сыти, коллеги дамского пола надеюсь поняли, что отощал Сергей от своих постоянных проигрышей.
Сергей же, натянув штаны (кстати, оделись они так же легко, как и слетели), слегка покраснев, подошел к автобусу.
Автобус катил по шоссе к посадочному комплексу мимо телеги для транспортировки связки «Энергия»-«Буран» и установки этой связки на стартовый стол (ее тянули 4 тепловоза по два с каждой стороны и в спарке), мимо двух стартовых столов для запуска связки «Энергия»-«Буран» и других технологических циклопических сооружений. Настроение у едущих благодаря Серегиным «слетающим порткам» было приподнятое. После сооружений взор осматривал выгоревшую степь. Это тоже как-то влияло на настроение наводя тоску. Но иногда (видно для поднятия боевого духа военнослужащих, которые ведут военные действия в степи) вдоль дороги попадались информационные стенды с нарисованными на них сюжетами примерно такого содержания ... В профиль изображен воин и, как правило, сержантского звания, с автоматом неизвестной конструкции в руках и в каске. Под воином была надпись «Воин крепи воинскую дисциплину!» или «Воин будь бдителен!». Для кого стояли эти стенды остается загадкой. Воинов поблизости от этих щитов не было, а из всей живности, которая крутилась возле них, были суслики, а им воинскую дисциплину крепить не надо в силу ее отсутствия.    
Очередной инцидент с одеждой случился вечером в конце рабочего дня. Автобус, который должен был доставить нас на 113 площадку, стоял в тенёечке падавшего от здания объединенного командного диспетчерского пункта «Юбилейного». Я из этого здания вышел с Валентиной Мишиной. Она занималась тренировкой группы специалистов по анализу телеметрической информации. В этот раз тренировка группы анализа закончилась вместе с окончанием общего рабочего дня.
Идём вдоль здания к автобусу. Как только сравнялись с углом здания, из теневой стороны нас обдало порывом ветра. На Валентине было белое платье–марлевка. Под ветровой нагрузкой подол платья полностью поднялся и обхватил верхнюю часть тела с головой. Солдатики, млевшие в тени, получили от вида валентининого пупа шок и не могли молвить ни слова. Валентина тоже получила шок от того, что не видит ничего, оказавшись «спелёнотой», никак не могла опустить задравшийся подол, чем продлила солдатский шок. Совладав с непокорной тканью, она ничуть не покраснела и гордо вошла в автобус.
На наших глазах в один день были совершены необычные падение и взлёт!

Прилетел мне на помощь мой старый друг и коллега – Андрей Кондратов. Я с Андреем занимался разработкой документов по организации управления полётом «Бурана» – сама организационная структура, организация метеообеспечения посадки, организация работы управления воздушным движением при полёте и многим тем, что связано с летными испытаниями. Без хвастовства скажу, что всего от Министерства авиационной промышленности СССР Программу лётных испытаний «Бурана» подписали 10 работников – две подписи из них моя и Андрея. Это было потом, а сейчас шла реальная работа по апробированию наших идей, выраженных в организационных документах.
Работа есть работа, но и отдых нам тоже нужен. А самый лучший отдых для любителей рыбаки – сама рыбалка. Этой мыслью поделились и с Сергеем. Он мысль поддержал и сказал, что есть «смежники», проживают они в Ленинске, в квартире и он обещал выяснить можно ли у них переночевать с субботы на воскресенье. Сказано Сергеем и им же сделано. «Смежники» дали добро!
Мы начали готовиться к предстоящей рыбалке на Сырдарье. Главное для этого процесса набрать, как можно больше, хлебных сухарей и без разницы, из какого хлеба – а учитывая постоянную жару, корок разнообразных заготовили мешок. Задачу по подготовке снастей решили решать в Ленинске – был там магазин спорттоваров. Дождались субботы и после работы втроем сели в рейсовый автобус в Ленинск. Квартиру нашли быстро. Ребята ждали нас. Сначала сходили в магазин «Спорттовары» и купили, лески, крючки, поплавки (как сказал тов. Дынин в фильме Э. Климова «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён» – Как Вы думаете, зачем это всё?). Осталось достать палки для полноценного удилища. Палок не было нигде. Эту задачу договорились решать на берегу Сырдарьи.
С хозяевами квартиры вечером посидели и поужинали со спиртом. Ночь провели на полу – опять же – не графья! Встали ни свет, ни заря. Дошли до реки. Со стороны Ленинска располагался пляж и зона отдыха. Поискали палки в зоне отдыха. На наше счастье нашли три дрючка длинной около метра и на том спасибо. Ловить решили на противоположном берегу. Разделись и вошли в мутный водный поток, держа вещи над головой. Реку форсировали пешком (и обратно также). Нам потом сказали о том, что мы рисковали неимоверно, так как Сырдарья имеет двойное дно, провалиться в подземное русло не составляет труда. Господь был милостив к нам! Иначе не кому было бы писать эти строки.
Куда–либо ходить и искать место для лова смысла не было. Берег был обрывистый, подмытый потоком воды. Мы поняли, что с нашими палками-удочками надо ловить прямо под ногами и там, где вода течет в обратную сторону или имеет водоворот. Нашли такое место – типа маленького омутка. Вверх по течению опустили в воду мешок с сухарями. Наладили снасти и стали ловить рыбу на мякиш из батона. Рыба не заставила себя ждать и ловилась обильно. Действовали размываемые сухари. Рыбалка занялась!
Рыба ловилась, солнце все больше вставало над горизонтом, накаляло воздух, все предметы, и наши тела тоже. Спрятаться от лучей было негде. Чуть пониже по течению рос какой-то куст и давал тень. Решили перебраться туда. Собрав нехитрый скарб и улов, переместились. Подойдя к месту, увидели, что в тени лежал огроменный полоз.
Змея пребывала в сытости. В пузе её что-то переваривалось (было видно по вздутости нутра) и двигаться полоз не хотел. Мы пошевелили его своими удилищами – ему было все равно, но «все равно» не было нам. Отойдя чуть поодаль, попробовали ловить, но безрезультатно, да и солнце палило не на жизнь, а на обгорание. Решили закончить рыбалку. Оставив полоза в лежачем положении, при этом с помощь палок, уже ставших опять ими путем удаления с удилищ лески, сделали его позу типа «карданный вал», пошли к месту, откуда пришли с того берега и благополучно вернулись в город.
До своей гостиницы на 113 площадке добрались накатанным путем. Теперь нам предстояло быстро приготовить что-то из улова, в противном случае его можно выкинуть в степи для местной фауны. Я и Бон Пари почистили рыбу, а Сергей взялся ее пожарить. С его слов он обещал нас побаловать чем-то необыкновенным. В ожидании «необыкновенного» мы сидели и курили – свое дело мы сделали. Сергей «колотился» на кухне в номере. Запахло жаренным.
– Всё! Садитесь за стол! – позвал нас Сергей – Подаю!
Мы, правда и так за ним сидели (иного места для приема пищи в номере не было). На стол Сергей поставил тарелки с жареной рыбой. Нашлось немного спирту.
– За улов! – три стакана сошлись разом и … крякнули (всяк выпьет, да не всяк крякнет).
Каждый взял по куску «необыкновенного» и отломив кусочек отправил в рот. Рыба была вкусна и на редкость сладкая, слаще конфет, хоть с чаем вместо сахара и пряника. В глазах Бон Пари и моих читался определенный вопрос – чем солил?
– Да вот же … из этой банки! – в оправдание сказал и показал Сергей.
В банке был сахарный песок. Улов в приготовленном виде всё одно достался местной флоре и фауне. После выбрасывания жаренных сладких рыб в степь, в ней сработал основной закон выживания – на земле нашел, на земле кушать надо. Жаль Сергей не видел тех, кто по достоинству во время пиршества оценил его кулинарные способности.

Буров
Владимир Иннокентьевич Буров появился в нашей команде нежданно–негаданно. О его появлении от руководства нашего комплексного отдела информацию мне не передали, потому и не ждал я его.
Прислали его на полигон в летнюю пору. Робкий стук в дверь и на пороге появился чуть согбенный, представительный, одетый в синий костюм (на полигоне в жару так не ходят) мужик ростом примерно с меня, лысоватый, по годам – где-то 40 – 50 лет.
– Мне бы Александра Иваныча? – ответил пришелец на мой вопрос о том, что ему надо или кого он ищет.
– Я – Александр Иванович! – подтвердил я свою личность.
– А, Вы, кто такой и по какой нужде меня ищите? – продолжил я.
– Я, Буров Владимир Иннокентьевич, из вашего комплексного отдела (к тому времени отдел управления полётом преобразовался в комплексный отдел, в котором были уже три отдела). Прислали на помощь! – обрадовал он меня. 
– Вы по какой части в части работы? – спросил я.
– Я все, что хотите буду делать, только думать, мыслить не заставляйте! – ответил Буров.
На такой ответ мне ответить было нечем.
Если спросить, что наша группа приобрела – ответ будет элементарным – обрела «Савельича» (как у А. Пушкина в произведении «Капитанская дочка»).
Поселили Бурова к кому-то из технарей, работавшем по сборке «космического самолёта». Поговорить с соседом ему было не о чем. Душа тянулась к родным «душам» т.е. к нам. Кроме того, в номере не было телевизора. Первым делом он «выбил» у администрации гостиницы телевизионный приемник чёрно-белого изображения.
Центральной антенны в гостинице для работы телевизоров не было. Каждый, кто имел счастье видеть «голубой» экран в свободное время, ставил свою антенну на крышу. Гостиницы на 113 площадке представляли со стороны крыши вид – ощетинившегося ежа или человека, у которого волосы встали дыбом от страшной причины.
С Буровым вышло иначе. «Телек» в номер ему принесли, а антенну делать было не из чего. Он попросил меня об участии в создании его культурно-просветительской жизни. В части создания антенны он решили идти своим путем. Окна номера, в котором жил Буров, выходили в аккурат в сторону Ленинска – прямо на телецентр. Свой путь означал следующее – это путь создания антенны из того, что есть в номере. А в номере было следующее – над окном была натянута проволока без изоляции для закрепления на ней штор. Вот оно и решение. К ней примотали кусок медной проволоки, а другой конец ее вставили в гнездо для штекера в телевизоре. На экране появилось изображение транслируемой программы.
Четкость желала оставлять лучшего.  Взгляд упал на кастрюли. Вот еще решение. Были взяты две крышки и на проволоке подвешены к гардинному креплению – четкость значительно улучшилась. Добавление крышек на четкость влияния не оказало. Оставили две крышки. Начали двигать их вдоль по проволоке. Перемещением добились – приемлевого для глаза изображения, а для уха – звука.  По окончанию настройки был выведены законы для просмотра Буровым телевизора:
– 1. Для четкой «картинки» и звука из телевизора для антенны необходимы крышки от кастрюли. При количестве на антенне крышек от кастрюль больше двух – качество картинки телевидения не улучшается.
– 2. Качество изображения и звука картинки телевидения улучшается от перемещения кастрюльных крышек по горизонтали относительно друг друга, но в пределах проволоки, на которой они висят.
– 3. Для просмотра изображения и прослушивания звука телевизионной программы необходимо наличие телевизионного приемника, который должен быть также в рабочем состоянии и включен, и хоть какой-нибудь антенны.
Буров любил угощать пришедшего к нему любого гостя. Когда заходил я он предлагал мне «яишинку» с бутербродом с маслом или чая. Из уважения к его сединам я соглашался на чай.
Во время угощения он рассказывал про свою жизнь. Дед у него был Н.И. Муралов, который устанавливал советскую власть в Москве во время великой октябрьской революции. А женат он был на племяннице Л.П. Берия. Практиковались «революционные» перекрестные семейные связи – и он стал жертвой этих связей, правда потом эту связь он порвал – развелся. Учитывая его неординарное происхождение, определили его на работу в военную приемку на фирму Микояна, где он занимался приемкой мигарей. Забегая вперед, скажу – к его услугам обращались технари из ЛИИ для осмотра МИГ25 (была необходимость), на котором летал М.О. Толбоев при отработке посадочного комплекса. Буров по номеру на двигателе вспомнил, что этот самолет принимал он.
А с головой беда приключилась по такой причине. Для выполнения плана по сдаче техники на заводе спирта не жалели и опаивали его как могли, чтобы подпись поставил свою. По рассказам Бурова сопротивлялся он, как мог, но слаб человек! И уволился он с такой работы по слабости головы, образовавшейся от спиртового воздействия.
Использовал я Бурова исключительно по назначению и в соответствии с его просьбой – он печатал необходимые служебные записки, списки для пропусков, относил эти бумаги по адресам, был на посылках.
При очередной командировке в составе группы из отдела, я и Бон Пари взяли его на житье к себе. Тут-то Иннокентичь расстарался во всю. Он собирал деньги с нас – 10 р. – на еженедельную готовку питания нашей компании. Ходил в магазин, покупал необходимые харчи, готовил супы и вторые блюда. Готовил нам завтраки, обеды и ужины. Подавал еду нам чуть ли не в постель, правда мы просили в посуду и на стол.
Как-то приехали с посадочного комплекса на обед. «Савельичь» уже ждал нас (возили строго по расписанию). Сварил большую кастрюлю «штец», котлеты и что–то на гарнир. Пообедали. Андрей и я прилегли на кровати отдохнуть. Буров убрал со стола еду в холодильник, посуду он мыл после нашего ухода. И прилег в нашу компанию покурить (курил он много, как паровоз и в основном «беломор»). Лежим, ничто не нарушает нашей послеобеденной истомы, и, как обычно, ничто не предвещало беды. Вдруг в комнате, где стоял холодильник, раздался необычный по своему звуку грохот. Все, как на пружинах, вскочили и вбежали туда. Но в пределах прямой видимости ничего не было такого, что упало и громыхнуло. Через некоторое время из–под двери холодильника появились капли и, в итоге, потекла какая-то жидкость.
Иннокентичь подошел к агрегату и открыл дверку. Нашим взорам открылась такая картина – кастрюля со свежесваренными щами внутри лежала на боку в ящике для овощей и фруктов, и из нее утекал драгоценный бульон. Как такое могло произойти? – у меня и у Бон Пари не укладывалось в голове. Однако ситуация, приключившаяся со «щами», была тривиальна и имела корни в школьных знаниях (скорее незнаниях) физики про взаимодействие холодных и горячих тел. Буров поставил горячую кастрюлю на стеклянную полочку холодильника, расположенную в аккурат над овощным ящиком.
После кликушества издаваемого «Савельичем» он перешел к прошению прощения. Но что-либо ему выговаривать мы не могли – слезы от смеха душили наши горловые связки.
На это событие я нарисовал шарж. Для представления в голове: абрис лампочки колбой вверх и гладким цоколем вниз, от середины колбы вниз идет вертикальная линия, делящая пространство на два до окончания цоколя, концы цоколя соединены горизонтальной линией. Это – фигура Иннокентича, согнувшегося для уборки на полу ручейка из вытекшего бульона.
Андрюша, при работе в бункере стартового комплекса «Энергия»–«Буран», поставил на шарж памятную печать. После такого гашения рисунок стал бесценным. Данный шарж мы, конечно, подарили виновнику этого события – В.И. Бурову.            

Пуск
Пуск «Энергия»-«Буран», который был запланирован на 29 октября 1988 г., не состоялся!
День этот был очень тихим и солнечным. Одним словом – Великолепным, под стать эпохальному событию-празднику. Но … не случилось. Об этом событии показано по ТВ и написано материалов много. Я напишу немного о том, как было в нашей компании.
Час «Х» наступал. Включен обратный отсчёт времени. В зале управления на 4-м этаже объединённого командно-диспетчерского пункта на посадочном комплексе воздух от человеческого напряжения становился как «кисель». Команда «Пуск» – штанги отходят от тела ракеты «Энергия». Одна отошла не как все и сразу же просела. Вот, собственно, и конец работы! Что случилось, как и что дальше делать – узнаем потом. А пока шок и не понимание, что на сегодня всё кончено. По циркулярной связи поступила команда из ЦУПа в Королёве – «Отбой». По технологическим циркулярам сказали, что можем ехать в гостиницу.
Вернулись спецы в гостиницу с такой грустью, какой я не видел даже от неразделённой любви.
Друг мой Бон Пари работал в бункере стартового комплекса. Андрюша готовил числовую команду-уставку – суть которой состоит в том, с какого курса «Бурану» заходить на посадку на взлётно-посадочную полосу посадочного комплекса. (Инструкция по выбору курса захода была тоже наших с ним рук дело). Когда случился «отбой», Андрей пошёл в комнату, где были печати, которыми гасили специальные марки, конверты и там их ставили на то, что давали для гашения. Он тоже положил на стол шарж на Бурова, три рубля (такие грязные, что и номинала не разобрать – откуда взял-то такую купюру), больше на стол положить у него ничего не было. Шарж в дальнейшем, как уже было сказано, отошёл к Бурову по принадлежности. «Трёшку» он дал мне, а я положил её в загашник.
По возвращению решили справить «поминки» по несостоявшемуся пуску и полёту «Бурана». Вечером сели за стол. Припасено было изрядно закуски и выпивки. Такое событие («Пуск») бывает не каждый день, банкет был запланирован грандиозный и надо заметить, что готовились все, кто участвовал в реализации мечты.
За столом начали с «первой» за «не пуск». Правда этот «упокой» был с осознанием, что работа переносится, а не прекращается. Это мысль держала нас от полного опускания рук. «Вторая» пошла уже легче. Напряжение немного снялось. «Третья» летела соколом и начали появляться шутки. Ребята расслабились. Через некоторое время решили пойти к коллегам из «королёвской» фирмы. Взяли чего надо с собой и пошли, благо гостиницы были напротив и идти надо мимо здания магазина, разделявшего нас.
У коллег уже тоже была такая же расслабленная ситуация. Похоже, начинали они, так же, как и мы (всё, и вся, работают по одним законам). На почве случившейся «беды» получилось некое «братание» да такое, что ни словом, ни в танце, ни песней не передать. Пока в Москве разрабатывалась документация, проводилась работа по подготовке к полёту и прочее рабочее взаимодействие, с представителями «королёвской» фирмы всегда были очень сложные и иногда даже не конструктивные отношения. Всему причиной была ответственность. А так как, за нашей фирмой была закреплена ответственность за управление полётом «Бурана» на участке спуска и посадки (самый сложный динамический участок), то те ребята (правда не все подразделения) спихивали с себя всё, что можно и нельзя. На этом «фронте» я и Бон Пари стояли стеной, за что были уважаемы коллегами-«противниками».
«Братание» шло не на жизнь … а для укрепления взаимоотношений для работы на следующем «Пуске». В этом процессе из известных героев принимали участие – Бутербродский, А.В. Кандев и другие уполномоченные на «братание» лица (с той стороны), с нашей стороны форс держали – я, Бон Пари, О.В. Мишустин и Сергей Макаров (мало воинство, но боевое и многих стоит). Шло «братание» три дня и три ночи. На четвёртые сутки разошлись по казённым квартирам с надеждой на скорое повторение этого непростого процесса.
Появившись в гостинице всей боевой командой, мы пошли по своим номерам. Но на ту беду «лиса бежала». Навстречу нам шел наш руководитель региональной группы управления полётом – А.А. Манучаров.
Андрей Арсенович подошел ко мне, как к своему заму по «Бурану», и поинтересовался, могу ли я пойти с ним. Я не мог огорчить его отказом и подтвердил свою готовность. Мы пошли вместе. Куда мы шли, я не знал, но по мере прохождения пути начал догадываться. Мы шли в новый квартал, где проживали сотрудники ЛИИ.
В итоге пришли в квартиру, где проживал зам А.А. Манучарова по самолетам сопровождения В.П. Васин. А.А. Манучаров попросил позвать также других «лиёвских» специалистов – старшего техника по подготовке самолетов В. Кулькова, штурмана наведения В. Корсака, аналитиков, медика по экипажу Галину (фамилия затерялась в памяти) и иных. Я позвонил в гостиницу и попросил прислать мне Бон Пари. Руководитель и его замы сели втроём обсуждать, что же нам планировать на завтра и следующие дни. Под вопросом было, что делать с самолётом – летающей лабораторией МИГ25, экипажами, специалистами по анализу и техниками – много кто был задействован со стороны ЛИИ. Со стороны анализа состояния «Бурана» и наземных средств, для управления полетом было задействовано порядка 50 человек.
Говорили, говорили да в итоге ни до чего, как быть дальше не пришли. В.П. Васин встал и сказал.
– Андрюша! – обратился он к А.А. Манучарову – У меня сегодня день рождения! Давайте отмечать!
Совещание руководства на этом окончилось … решили так – что сверху скажут.
В. Кульков и Бон Пари стали жарить сосиски, В. Корсак и Галина начали накрывать на стол, кто–то сбегал за спиртом. Я же побежал к себе в номер гостиницы за подарком – «Трёшкой», погашенной в бункере.
Пока бегал, стол накрыли и сервировали. Успел к рассадке за него виновника и гостей. После первой «За здравие В.П. Васина» я достал заветную «Трёшку» и «от имени и по поручению» торжественно положил её на ладонь именинника. Все ахнули.
В.П. Васин – поклялся принародно в том, что как бы не будет в жизни тяжело, никогда не расстанется с этой дорогостоящей реликвией! Думаю, что Герой Советского Союза, генерал-майор авиации, заслуженный летчик–испытатель слово сдержал!

Связка «Энергия»-«Буран» стояла на стартовом столе и в том состоянии, как её оставили после неудачного старта. Сливать компоненты топлива и потом вновь заправлять изделия – это такая длительная операция, что решили оставить всё как есть. Определили неисправность, устранили её и вроде можно пускать.
Генеральные конструкторы приняли решение о повторном запуске 15 ноября 1988 года со временем пуска в 6.00 по московскому времени. До работы оставалось чуть больше недели.
Пока генеральные и главные решали – когда повторно запускать, жизнь на полигоне шла своим чередом. Беда пришла откуда не ждали.
На кого не влияла работа по запуску изделий, так это на военных, занимавшихся исполнением общевойсковых обязанностей. В частности – караульная служба. На эту часть работы полигона мало кто обращал внимания. Да и не к чему, ведь работы с изделиями это не касалось.
Для охраны стоящей на стартовом столе связки был организован отдельный пост. Кто знаком с организацией караульной службы знает, что часовой, находясь на ввереном ему посту, осуществляет охрану объекта, обходя его осматривает, и не допускает к этому посту никого, кроме пришедшей смены, а также специалистов, имеющих право на это. Очередная смена пришла и началась смена часовых.  Всё прошло в штатном режиме. Новый часовой осуществлял несение караульной службы настоящим образом.
К чему такая нудная констатация? А вот к чему. На объект для работы пришли гражданские специалисты и первое, что им бросилось в глаза – надпись на плитке теплозащиты на органе управления движением, расположенном на крыле «Бурана».   Сия надпись гласила – «ДМБ 1988»!!! При близком обследовании творенья выяснилось, что слова нацарапаны штык-ножом! Спецы чуть не лишились дара речи и их чуть не хватил … тут можно привести перечень случаев, ведущих к потере сознания с чудовищными последствиями для здоровья.
Все произошедшее мгновенно разнеслось по руководству космодрома и генеральным конструкторам, да всему персоналу полигона.
Кто? Когда? Никто не смог дать ответа. Дело дошло до графологической экспертизы, проведенной компетентными органами, и был вычислен солдатик. Что ему ударило в голову заняться «увековеченьем своего ДМБ» на таком видном месте, трудно сказать. Солдатика арестовали и дальнейшая судьба его неизвестна.
Нашей фирме пришлось решать задачу по извлечению испорченной плитки и замена ее на новую в условиях, отличающихся от заводских (в данном случае от Монтажно-испытательного комплекса, где собирался «Буран»). Задачу решили, плитку поменяли. Успели до назначенной даты запуска.         
На посадочном комплексе тоже оказалось не всё гладко. Как беспилотный самолет – то «Буран» был полностью роботом-автоматом. Несмотря на тщательную отработку алгоритмов управления при посадке на взлётно-посадочную полосу, всё-таки существовала вероятность его промаха мимо этой полосы. С одной стороны полосы посадки была степь, а с другой объединённый диспетчерский командный пункт, площадка слива компонентов топлива, кран для перегрузки и другие технологические площадки, как аэродромного назначения, так и специфические для нужд «Бурана».
В случае промаха «Бурана», а он из себя представлял бомбу с эквивалентом 20 килотонн, и при встрече с командным пунктом последствия предугадать было не трудно. Правда, эту ситуацию не моделировали. С целью снижения последствий возможной катастрофы, если таковая случится, были приняты решения об ограниченном составе численности персонала группы управления полётом и наземного персонала. Мне пришлось вычленить тех, кто должен обязательно участвовать в такой работе. Были введены специальные печати для допуска специалистов на номер этажа или на несколько этажей – так называемый «вездеход».

Наступил день часа «Х». Исходя из времени запуска – 6.00 по московскому – рассчитали следующее. Когда эвакуировать обитателей 113 и 2 площадок, когда группа управления полетом будет выезжать на посадочный комплекс (самая последняя в списке). Остальные специалисты, обеспечивающие работу наземного оборудования и средств, выехали днем. Наш выезд был запланирован на 22.00 по московскому времени. 
Андрей Кондратов опять работал в бункере стартового комплекса во время предстартовой подготовки. Мы сидели в пустой гостинице и ждали своё время «ч». Погода испортилась. Дул сильный ветер и шел проливной дождь. Глядя на это погодное безобразие, в голове мелькнула мысль – наверно отложат и этот запуск по метеоусловиям. Но, как ни странно,отбоя не поступало. 
Как потом стало известно, то генеральные конструкторы, анализируя прогнозы погоды на время запуска «Энергии»-«Бурана» и на время предполагаемой посадки «Бурана» и не видя ничего хорошего, приняли решение – "Пускать! Лучше ужас конца, чем бесконечный ужас!".
Службы все на местах и идет работа по предполетной подготовки уникального создания человеческой мысли к полёту в космос.
Региональная группа управления полётом тоже в полной готовности. Я нахожусь в зале управления, передо мной на столе мой экземпляр всей программы работы наземных средств, «Энергии», «Бурана», самолета сопровождения и пр. от начала подготовки к запуску и до окончания работы с «Бураном», после его остановки (сохранил с собранными потом автографами о том памятном дне).
Ночь прошла в напряжённом ожидании утра. Где-то за час до 6.00 московского времени свои места занимает мой руководитель А.А. Манучаров, штурман наведения В. Корсак, слева располагаются главные конструкторы. Циркулярный аппарат переговоров с ЦУПом в Королёве стоит на столе только у меня, а кроме меня и А.А. Манучарова никто не имеет право в него говорить.  Моё рабочее место не уступается никакому желающему (а их было предостаточно), каким бы званием и должностью этот желающий сесть в эту уважаемую компанию не обладает. Вокруг, пожалуйста, стоя и то не всем.
Самолет сопровождения МИГ25, пилотируемый М.О. Толбоевым с оператором оптико-телевизионного наблюдения Султановым, вылетел и барражирует в зоне старта. Начался обратный отсчет запуска. Нарушая правила безопасности, вдоль окна, выходящего на стартовый комплекс, отодвигается штора безопасности и затемнения (блокирует разлет осколков оконного стекла при взрыве ракеты на старте) и окошко открывается. В него видно (на прямую 10 километров) в освещении прожекторов связку «Энергия»-«Буран».
Команда – «Пуск». Клубы дыма и пламени вздымаются вверх из пламя-гасительного сооружения, заволакивая видимость стартового комплекса. Ракета за секунды достигает нижнёй кромки низкой облачности и … только её и видели. Но тут пошло цветное телевидение с самолёта сопровождения (на нем была импортная телекамера). Репортаж шёл с самолёта, летающего над верхней кромкой облачности. Смотрели, как уходит ввысь связка настолько, насколько позволила возможность телекамеры. Кончился и этот репортаж. Самолёт сел на «Юбилейный».
Следующей телекартинкой была картинка с борта «Бурана». Телекамера стояла в кабине и была направлена в её боковое «окно». Телерепортаж был в чёрно-белом цвете (отечественное изделие), а картинка – Земля.
 «Буран» летел на орбите Земли. А мы на Земле готовились принимать его.
«Буран» произвел тормозной импульс для схода с орбиты. Самолёт сопровождения барражирует в воздухе уже в заранее определённой зоне захода на посадку. Напомню, что с какого магнитного курса посадочной полосы будет осуществлена посадка, определил мой коллега Андрей Кондратов. С чего вдруг появилась информация, фигурировшая в фильмах о том полёте и говорящая о самостоятельной смене «Бураном» направления захода на посадку, не ясно и она не имеет под собой оснований.   
Во время полёта в атмосфере вокруг «Бурана» образовался «кокон» из высокотемпературной плазмы и связи с ним не было. Закончилась плазма и с борта «Бурана» стала поступать телеметрия о состоянии его систем. Это уже работа для группы анализа состояния изделия. Во время спуска по инициативе ЦУПа, мной был сделан один короткий разговор – сверка направления захода на посадку. В основном в зале управления полётом стояла абсолютная тишина.
МИГ25 перехватил с помощью штурмана наведения В. Корсака спускающийся «Буран» (область захода на посадку была известна) и пошёл телерепортаж о его снижении. Было видно, как подрабатывают органы управления движением.
Момент полета МИГ25, сопровождающего «Буран», наблюдал и И.П. Волк, «вожак волчьей стаи». Он стоял у меня за спиной и молчаливо анализировал, как действуют его подопечные.
Опять открыли окно для просмотра воочию касания «Бурана» посадочной полосы и пробега по ней.
«Буран» коснулся полосы, а далее все известно из многочисленных фильмов. Потом, для написания отчета о работе, я с Бон Пари и Сергеем Макаровым анализировали точность приземления, просматривая телевизионную съемку телевидения посадочного комплекса. Точность поразительна – 2 метра (половина аэродромной плиты). Такое отклонение при касании полосы колесами передней стойки шасси от осевой линии посадочной полосы. Учитывая, что боковой ветер в порывах превышал значение в 25м/сек, «Буран» с выпущенными тормозными парашютами постоянно стаскивало в сторону от осевой линии, но он старательно парировал удары ветра по своему фюзеляжу.
«Буран» остановился чуть подальше середины посадочной полосы. Сбросил три тормозных парашюта и только из сопел вылетали выхлопы от работы вспомогательных силовых установок.
Покричав от радости … Ураааа … все, кто был в зале управления, покинули его. Мне надо было завершить работу с группой анализа состояния бортовых систем. Когда эта работа закончилась, мы поехали на 113 площадку.
Банкет по поводу великого события повторился с удвоенной силой (правда не такой длительный, пришлось уложиться в сутки) и расписывать его нет уже смысла.
На следующий день я, Бон Пари, Валентиныч, Валентина Мишина поехали на посадочный комплекс. Вместе с коллегами из строительного отдела пошли на стоянку слива топлива, где стоял «Буран». Подошли вплотную к чуду космической техники.
Вдоль фюзеляжа наискось по бортам шла черная полоса, покрывающая белые плитки, возникшая от размытой плазмой термостойкой черной краски, нанесенной на плитки, располагавшиеся на «брюхе» фюзеляжа и нижних поверхностей крыльев. На кварцевых стеклах окошек кабины были цвета «побежалости».
Но более всего поразило следующее. На левом крыле (если смотреть лицом к кабине), в самом его окончании, снизу не доходя да окончания его, была размытая плазмой внутрь крыла дыра около 30 – 40 сантиметров в диаметре (хотя конечно это был не круг). Про это разрушение никто не говорил никогда.
Хочется отметить еще один момент, случивший после эпохального события.
После осмотра «Бурана», специалисты по управлению полетом (то есть мы) пошли в объединённый командный диспетчерский пункт, а точнее в зал управления полётом. Как только мы появились в зале, ко мне подошёл человек и представился – я руководитель киносъёмочной группы Министерства обороны. Из его речи можно было понять, что группа то ли опоздала, то ли её не пустили на съёмку во время подготовки и полёта, но материал о посадке на аэродром они не сняли. На мои удивления руководитель попросил нас стать актёрами на время и сыграть «радость», возникшую при посадке «Бурана». Учитывая, что в зале управления снимать не получится – пустой и некем заполнить, съемки решили проводить за стенкой – в зале управления наземным комплексом навигации и посадки. К радости кинематографистов, боевой расчёт был на месте и в полном составе.
Несколько раз отрепетировали заказную «радость». Достигнув необходимую степень такой «радости», выраженную в наших улыбках, жестах, движениях … в общем, как положено не сцене, тут же было снято несколько проб. Одна из них на веки вошла в фильм о полёте «Бурана», ставший в последствии наиболее показываемым в средствах массовой информации – на переднем плане седоватый человек с поднятыми руками, одетый в песчаного цвета техническую форму, подскочил из-за пульта и улыбается так, хоть завязочки пришей; на заднем плане три человека, один высокий, одетый в серый костюм, жмёт со скромной улыбкой другим руки (как бы поздравляя радостно их с успехом). Так вот – жмущий руки человек – я, пожимаю руки – Валентинычу, Сергею Макарову. Этот эпизод длится секунды 3.      
По итогам тогдашней работы можно сказать – удивительно не только автоматическая посадка с высокой степенью точности приземления в таких погодных условиях, но и то, как с таким разрушением в крыле, «Буран» устойчиво прилетел домой!   

Удивительная командировка
Она была на Байконур под руководством летчика–космонавта В.А. Ляхова.
Наш комплексный отдел занимался не только «Бураном», а и перспективными системами возвращаемых двух-средных летательных аппаратов. Задача была всё та же – управление полётом на участке спуска и посадки. В принципе такие задачи по управлению полётом таких аппаратов были схожи и это несмотря на то, что задачи у самих изделий были разные.
В Белгород из Ташкента был перевёден один важный для «оборонки» НИИ, который занимался в частности – созданием командного пункта под перспективные аппараты. Я с Бон Пари подготовил кое-какие программы для этого КП. Программы эти были приняты и заложены в модель будущего командного пункта.
Вызывает меня к себе начальник нашего комплексного отдела П.А. Лехов и говорит, что он и я – вдвоём летим в Белгород в этот НИИ. Оформляй командировку. Летим с аэродрома в Монино.
Сказано (точнее приказано) – сделано. В назначенный день вылета я приехал на пл. Чкаловская, а от неё недалеко и до аэродрома. Пройдя по означенной процедуре на аэродром, группа из уважаемых специалистов собралась вместе. Начали здороваться и знакомится. Как оказалось,возглавляет нашу группу лётчик-космонавт, Герой Советского союза Владимир Афанасьевич Ляхов. Из знакомых мне были (кроме, конечно, моего начальника) из ЛИИ штурман В. Корсак, А. Воскресенский – из аналитиков. Друг с другом плотнее знакомились уже в ходе полёта и в процессе работы.
Этак командировка была очень удивительна по своему содержанию и ни до, ни после, такой больше не было. Удивительное началось сразу же.
Самолет, Ту134 (Тушка), был под парами. Особых процедур нам не надо было проходить. В глаза «бросалось» какой Тушка имела окрас и номер – на хвостовом киле была нарисована пятиконечная звезда, состоящая из двойной полосы синей краски, между ними, с интервалом от них была полоса потоньше красной краски. В центре звезды был номер «05». Все остальные атрибуты, необходимые для опознавания самолёта, присутствовали и были на своих местах.
Внутри салон Тушки был переделан для транснпортировке тел важных персон. Так в салоне было небольшое число кресел при входе, далее в ряд один за другим по обе стороны были установлены диваны-кровати, каждый за своей занавеской, в конце салона было 4 ряда столов-трансформеров с креслами возле них. Как сказал В.А. Ляхов – на Байконур для запуска в космос он летал именно на этом самолёте.
Самолёт взлетел около 10 утра и взял курс на Белгород. Владимир Афанасьевич пригласил всех к столу, за которым он сидел.
– Мы все встали сегодня рано. Может, подкрепимся и примем малость за полёт, как, а? – обратился он к членам комиссии.
Члены комиссии полезли в свой багаж, доставать, что им послал Бог и собиравшие их в дорогу жены.
Мне жена (давно уже бывшая на сегодняшний день) положила стейки из индюшатины и хлеб. Бутылку горькой с собой положил уже я сам. Напомню, что в то время достаток продуктов в магазине был в дефиците. На улице Б. Полянка, где мы жили, напротив в магазине «Мясо» стали появляться из Ставропольского края мясные продукты, консервы и полуфабрикаты из индейки, курицы и даже из лягушек (седло). Это очень выручало нашу семью. Конечно, мы в части еды не «изгалялись» и лягушек не ели, а вот то, что попроще покупали охотно. Особенно нравились стейки из индюшатины. Вот их то и приготовила мне жена в дорогу.
Столы сервированы, накрыты и народ к завтраку в полёте давно готов (хотя и летели уже). В.А. Ляхов на правах руководителя комиссии и старожила этого летательного аппарата сказал традиционный тост «За знакомство, да со свиданьицем» и все дружно исполнили команду руководителя. Сопротивляющихся не нашлось. Получилось так, что я со своим начальником П.А. Леховым (а он в своё время был в кандидатах в отряд космонавтов, но что-то не случилось) сидели за одним столом с В.А. Ляховым. Выпив и еще раз повторив приступили к холодным закускам (остыло все пока добирались от дома). В.А. Ляхов увидел стейки, вынутые мной из фольги, попробовал и спросил – "Чьи и кто готовил?". На это я ответил – "Мои, а готовила моя жена". "Передай жене от меня благодарность!". Я сделал это по возвращению.
Самолёт летел, комиссия насытилась и сидела млея. В.А. Ляхов пошёл и лег на свой любимый диван, задернув занавеску.
Вот и снижение для посадки. Машина приземлилась в аэропорту Белгорода и вырулила на стоянку. Экипаж открыл дверь для проникновения свежего воздуха и ожидания трапа.
Но вот опять чудеса. К стоящему самолету никто не подъехал, не подошёл, не подбежал! Что такое? Аэродром, как мёртвый! Тут уже и сам В.А. Ляхов стал нервничать. Минут этак через 20 к борту подкатил трап и подъехал «газик».
На трапе была расстелена красная ковровая дорожка. С чего бы это? Первым из самолёта В.А. Ляхов. За ним, в порядке, убывающем по должностям, все остальные. К летчику-космонавту, как только он коснулся ногами аэродромной земли, строевым парадным шагом подошёл военный и доложил ему о том, что во время его дежурства в городе происшествий не произошло, и в конце добавил свою должность – комендант аэродрома. С чего бы и это?
С момента доклада коменданта о состоянии обстановки в городе тут-же нашлись и ответы на возникшие вопросы. По какой-то причине из аэродрома Монино на аэродром Белгорода не передали информацию о том, кто летит на этом самолете. Служба управления аэродрома Белгорода, получив позывные ответчика «свой-чужой» впала в шок – летит Главком военно-воздушных сил. Вышло как в той поговорке – "Завтра война, а мы не готовы". Это к тому, что Главкома никто не ждал, включая даже руководство Белгородской области. Коменданту поручили на свой страх и риск встретить делегацию, а дальше видно будет.
В администрации города и у руководства аэродрома снялось нервное напряжение, но расслабляться они не думали. В.А. Ляхов тоже величина не малая и чего ему тут надо, да с такой делегацией? Теперь ответ на вопросы принимающей стороны ответил Владимир Афанасьевич. Мол, надо в такой-то НИИ, а дальше мы летим на Байконур. Все вздохнули полной грудью.
В НИИ встретились с руководством, объяснили,что нам надо посмотреть, о чем поговорить.  Работа началась. В одной из комнат, где нам показывали необходимую математическую модель, ко мне подошёл очень знакомый человек. Мы разговорились – оказалось мой однокурсник. После распределения попал в это НИИ в Ташкенте. Тоска, говорит, была спасу нет, но слава Богу – перевели этот НИИ в Белгород. Квартиру получил, работы хватает. Я поведал ему о тех ребятах с курса, с которыми держал связь. Разговор прервали, позвав нашу делегацию на обед!
Отобедавши в ресторане какой-то гостиницы (думаю – самой лучшей) вся комиссия поехала на аэродром. Гостевать долго мы не могли – напомню аэродром Ленинска «Крайний» – работал до 21 часа местного времени, а нам лететь ещё примерно часа три. К комиссии присоединился директор НИИ и кое–кто из его подчиненных, кроме того, в самолёт были загружены необходимые напитки и мясные изделия. Полет до Байконура был не страшен, даже если мы не успеем до закрытия «Крайнего».
В ходе этого перелёта Владимир Афанасьевич рассказал неизвестные факты о том, как он летал в космос с афганским космонавтом Абдулом Момандом.
«Вышли мы на орбиту. Начали выполнять штатные запланированные дела. Тут Абдул говорит мне – Владимир, куда здесь надо молиться? У него наступал час молитвы, а, как известно, молятся мусульмане на Каабу. Вот так задача! Никогда мы не думали, где тут может быть направление на Каабу. Думал я, думал. И показывая наобум рукой в угол станции, говорю ему – Вот сюда!
Моманд достал коврик и расправил его. Коврик летел в невесомости. Абдул подлетел к нему, расположился сверху над ковриком и лицом к стене, куда указала моя рука. Молитва Всевышнему прошла на должной высоте и поближе к Всевышнему.
В этом направлении Моманд молился потом всегда во время нахождения на орбите!
Был еще вот такое. Приготовились к спуску. Сидим в скафандрах, ждём тормозного импульса. Не всё было гладко с подготовкой к спуску с орбиты, были неполадки.  А мы всё сидим и ждём, когда будет разрешена команда на спуск. Ну вот вроде бы всё сложилось. Тут Моманд мне и говорит – Владимир, мне надо сходить в туалет! – Вот те раз, а что ты не смог это сделать раньше и дотерпел до последнего. Делай сейчас! – Не могу. У нас считается большим грехом сходить под себя! – Час от часу нелегче. Если он будет спускаться с полным мочевым пузырём и кишечником, то от перегрузок они могут лопнуть и сепсис обеспечен. – Скажи, Абдул, а если случится такое, что с ним потом делают? – спрашиваю его я. Он подумал и говорит – Надо искупаться в ванне, наполненной молоком коровы. – Ну всё, задача решена.  – Давай, дорогой, делай ... по приземлению тебе бассейн нальём! – Точно? – Точно!
И он сделал всё, что надо.
После приземления первое, о чем Абдул спросил меня – Владимир, а где ванна с молоком? Мне надо срочно обмыться!».
Незаметно подлетели к «Крайнему» и благополучно сели на взлётно-посадочную полосу. До закрытия аэродрома оставалось 5 минут, но там ждали нас.
На автобусе нас подвезли к лётной столовой в Ленинске. Официантки начали усиленно извинятся за то, что мало что осталось, ведь поздно. Но ужин выглядел очень достойно – котлеты, сырокопчёная колбаса, салаты и чай. К ужину достали белгородских подарков. Так очень скромно посидели.
Поехали на житьё. А житьё нам определили на 17 площадке. Это то место, где космонавты будущие и настоящие живут на Байконуре. Там есть тренажёрный комплекс как в Центре подготовки космонавтов (правда без бассейна для отработки действий в невесомости), конференц-зал (из него по телевидению транслируют пресс-конференцию с экипажами, сидящими за стеклом), на территории растёт аллея «Космонавтов» из деревьев, посаженных каждым космонавтом и начиная от Ю.А. Гагарина. На дверях номеров, где проживали герои космоса, автографы тех, кто жил в этом номере.
Убранство гостиницы очень скромное и без лишней роскоши (напомню, что государство было – СССР, а на дворе шёл конец восьмидесятых прошлого века). Ничего выдающегося. Зато тараканы были «выдающиеся». Большие (по размеру с большой палец ладони) и чёрные, а на светлом фоне покрашенных стен они бросались в глаза. Мы им не мешали, а они старались скрыться при нашем появлении. Кому это удавалось, тот оставался в живых.
Ели мы тоже на 17 площадке. Еда была отменная и высокого качества (надо понимать, где готовилась). Даже компот фильтровали. Но это «лирика», летели мы сюда не на отдых.
Заседали в конференц-зале, по полигону нас возили на спецавтобусе, который привозит космонавтов на старт – в нём был специальный, отгороженный ото общего, салон.
В эту командировку я увидел многое, что было непосредственно связано с подготовкой к запуску человека в космос.
Работа наша подошла к концу и, как положено, она завершилась хорошим банкетом, устроенным в столовой 17 площадки, а то, что поставить на стол в специализированной стеклянной таре, было привезено из Белгорода. Банкет прошёл хорошо, но конечно же не так, как мы гуляли после пуска, а тем более после неудавшегося пуска «Бурана». Как никак люди серьёзные и с положением. Наутро позавтракав, некоторые участники комиссии попросили добавку компота. Старшая официантка, услышав такую просьбу, всплеснув руками (вроде бы не доглядела) и с горечью в голосе произнесла – нету процеженного. Народ был непривередливый – неси что есть! Хоть что!
Обратно летели, как говориться, «как по маслу». В Белгороде уже ждали нас и заминки с высадкой уважаемых коллег не случилось, даже загрузка напитков и закуски не задержала вылет самолета в Москву.
В память о той поездке у меня храниться вымпел, выпущенный к 30-летию создания Центра подготовки космонавтов им. Ю.А. Гагарина с автографом В.А. Ляхова и подаренный им самим!    
 
Последняя командировка
Последняя (не крайняя) командировка на Байконур случилась перед распадом СССР. Были в стране тяжёлые времена, но в голову не приходило, что будет такой финал для страны – «космической державы».
Коллектив наш продолжал работать по совершенствованию систем независимого объективного контроля траектории спуска и посадки «Бурана». О сворачивании программы по созданию «Бурана» никто тогда не думал. И вот очередная командировка на Байконур в составе небольшой группы – я, Валентиныч, Бутербродский, Федя (фамилию не помню) – баллистик из «королёвской» фирмы, федин коллега из Центра управления полетом с гитарой на перевес. Задача группы – провести рекогносцировку для расположения средств оптического наблюдения и контроля спуска и посадки "Бурана" на полигоне. 
Из примечательного увиденного в полёте туда (хотя уже и писал об этом увиденном) был Арал, который прекратил свое существование. Барсакельмес стал общей частью суши.
Жить нам предстояло в Ленинске. К тому времени наша фирма построила свою гостиницу не далеко от зоны отдыха на Сырдарье. Гостиница была небольшая по количеству номеров, но очень уютной. Мои коллеги по комиссии с радостью согласились жить в «нашей» гостинице, которая стояла пустая.
Каждый получил по койке и жизненному пространству. Я и Валентиныч по старой памяти разместились вместе.  Жизнь задалась. Мы сходили в штаб полигона и провели рабочую встречу с кем надо. Нашей комиссии обещали оказать полное содействие в решении поставленной задачи и достижения цели. Автотранспортом нашу группу обещала обеспечить «экспедиция» нашей фирмы.
Полдела сделано. На этот день других дел уже не было, мы решили прогуляться по городу. Ноги сами привели к магазину «Между ног». Но «Горбачевская» борьба с винопитием привела к тому, что обувные магазины остались, а вино-водочный исчез.
Зашли в обувной магазин, торгующий мужской обуви. Были мы не босы, но интерес. Федя увидел одни ботинки и тут же обмер!
– Они! Моя мечта! – не мог успокоиться Федя. – И цена подходящая – 5 р. 20 коп.!
Мы (остальные члены гуляющей группы) взглянули на «пятицелковые» ботинки. Это было чудо советской обувной промышленности – на толстом каучуковом ходу, черного цвета, на шнурковой завязке, тупорылые, одним словом – фасон для танцев в клубе в деревне! Модель под названием – «не ладно скроено, да крепко сшито!».
Федю трясло, мы недоумевали. На наши немые вопросы, он ответил голосом:
– Мне на даче ходить, землю копать, за грибами и так … пройтится!
Примерка состоялась, чек выписан, покупка оплачена! Следующий шаг – обмывание покупки.
Обряд обмывания состоялся по месту жительства. Виновник торжества одел обнову для разнашивания, при этом снял штаны (похоже уже разношенные) – был разгар лета. Обмыли каждый ботинок и каждый шнурок в отдельности, но в пределах разумного. Банкет закончился праздничным застольным песнопением, плавно перешедшим в игру в преферанс – тоже праздничный.
Герой дня – Федя – как пришел к нам в номер в обнове, так в обнове и ушел к себе. Ботинки на ноге держались!
На другой день поехали по полигону. Обследовали несколько предложенных точек, в том числе и в районе посадочного комплекса. В его окрестности была сопка. Подъехали к ней и осмотрели. Сопровождающий нас военный представитель с «Юбилейного» сказал, что эта сопка является змеиной и опасна, особенно по весне. Но нам–то не картошку на ней сажать, а для предполагаемого оборудования она подходила идеально. Так и отметили в протоколе.   
Вернувшись в Ленинск, опять стали гулять бесцельно (с какой-то целью у нас не планировалось). Федя сегодня ботинки покупать не стал. Прошли мимо с гордостью. Тут-то нам встретился В. Тягусов (человек в фильме, вылетающий из–за пульта при имитации радости от приземления «Бурана»). Из небольшого приветствия выяснилось, что он вышел на пенсию, занимается домашними делами и не прочь угостить нас своей наливкой. Недолго думая, мы все согласились.
– Вы идите в гостиницу, а я в гараж за изделием и к вам! – обнадежил отставник.
В гостиницу, так в гостиницу – наша группа пошла по известному маршруту. Путь наш проходил мимо, когда-то бывшего винного магазина, располагавшегося в подвальном помещении. И проходя мимо этого заведения мы увидели, что входная дверь, ведущая в магазин, открыта. Как сказал бы Винни пух – «Это не спроста!».
И действительно оказалось не спроста. Спустившись в помещение магазина, увидели – идет процесс приема товара! На вопрос – Что привезли? – Был дан ответ – Вино! – А сколько еще ждать? – Да минут 5 не больше!
Ура!!! Мы первые и единственные в очереди. Выждали, когда экспедитор закончил процесс передачи товара, а продавщица повернулась к нам передом, то есть лицом.  Не спрашивая, что за вино (выбора всё одно не было), откуда, купили сразу ящик – 20 бутылок нас пятеро, да Василичь, и на завтра надо – должно хватить.
Весёлые и радостные мы возвращались «домой». Вино несли в руках – сумки никакой у нас не было. Встречавшиеся люди с интересом смотрели и интересовались – откуда, мол, такое богатство? – мы не скрывали тайны торговли и говорили адрес.
Придя в гостиницу и переодевшись к столу (Федя, как обычно одел ботинки и снял штаны), собрались у нас в номере. Тут же подтянулся к компании Тягусов, неся закрытую бутылку «Хереса» и несколько стеклотар, с темной жидкостью.
Это был уже пир! Конечно, не на весь мир, но как положено. Гитара в тот вечер ходила по рукам (кроме рук Валентиныча – на дал Господь ни голоса, ни слуха). Сервировка стола не заняла долгое время. Тем более, что начало положил Васильич своими дарами. Мы же достали свои подношения. Решив прочитать, что пишут новенькое – стали изучать этикетку. Не обманула продавщица – кроме слова «Вино» на желто-коричневой этикетке больше не было ничего напечатано!
Работа наша закончилась, завтра улетать. Самолет ориентировочно в 14 – 15 часов по московскому времени. Решили с утра съездить на рынок в Тюратам и прикупить каких-либо даров казахской земли.
Поехали на рынок! Бутербродский попросил подвези его к назначенному ему адресу, сходил на квартиру и вынес две бутылки емкостью 0,75 литра со спиртом.
Оставили машину возле рыночка, раскинувшегося у станции Тюратам и вошли внутрь. Торговавших было мало, также мало было и покупателей. Я заранее не мог придумать, что привезти домой, решил исходить из наличия товара. Идем по рынку, смотрим чем торгуют – дыни, арбузы, овощи – вроде все обыденное. Дыни помниться вырастали на этой земле безвкусные. Овощи – можно купить на крайний случай. И вот глаза видят на прилавке персики торовидные (от слова тор). Подходим и начинаем торговаться с казахом. Цену он заломил высокую.
Тут приходит мысль в голову - напоить.
– А выпить хочешь? – говорим ему – А есть? – Да – Идём – состоялся такой короткий диалог между группой товарищей и представителем казахского народа.
Представитель казахского народа бросает свою торговлю, мы всей гурьбой идём вслед за ним за какие-то телеги. Две бутылки со спиртом у нас с собой. За телегами открылся иной мир – висел казан с каким-то варевом и под ним горел костерок, росла чахлая арча и в её тени стоял сколоченный дощатый стол, с двумя лавочками по бокам.
Сели за этот стол. Хозяин принес алюминиевую кружку. Бутербродский достает бутылку. Казах посмотрел на нее (оказалась без этикетки) и поинтересовался о содержимом, на что ему сказали – спирт чистый. Он отказался. Достали другую – на той была этикетка «Портвейн ТАЛАС».
– Вино буду пить, а там очень крепкое. Налили в кружку «псевдопортвейна». – Он выпил и слегка крякнув поморщился. Но посмотрел на этикетку и лицо выровнялось.
– А вы? – поинтересовался торговец.
Чтобы снять подозрение, выпили и мы из этой бутылки. Надо при этом заметить, что жара наступала и от спирта можно было очуметь. Казах, видя, что подвоха нет, попросил еще. Мы налили ему чуть поменьше, чем прежде и он снова крякнул, но в этот раз что-то крикнул женщине «у казана» (похоже, что это была жена или одна из них). Она принесла воды.
– Давайте еще! – раззадорился заметно повеселевший купец.
Мы возразили отказом – мол, давай теперь торговаться и цену снижать на персики, мол, заберём весь объём. Казах цену сбавил, но нам хотелось ещё дешевле. Тут торгующий начал нас выспрашивать откуда мы, да как-бы ему телефон кого-нибудь из нас получить, уж очень ему в Москву надо. Тут и мы вошли в роль и поставили вопрос ребром. Давай персики по такой цене, а мы тебе и телефон в Москве и всё, что в бутылке, отдадим.
Спирт похоже на солнце сыграл свою роль – абориген охмелел. Недолго думая, он самолично отдал нам коробку, полную персиков, мы положили какую-то сумму денег на стол, оставили бутылку с «Портвейном ТАЛАС» и выйдя из-за телег в торговые ряды, двинулись на выход.
Машина ждала нас и надо было ехать за вещами в гостиницу, а потом на «Крайний». Въехали в город и чуть–ли не в центре у магазина «Детский мир» увидели тоже небольшой рыночек. Остановились и правильно – я купил в дополнение к персикам (поделили на всех одинаково) полосатую дыню размером с теннисный мячик (применяется только для аромата в комнате) и арбуз в виде дыни (тогда в Москве таких ещё не было). Набор сувениров получился экзотический, вкусный и ароматный!
Больше побывать на Байконуре мне не удалось – СССР развалился, тему закрыли. Остались лишь воспоминания! 

А.Коро, июль 2019 г.