Когда-то я был сорванец молодой,
Такой же как все озорные мальчишки
Я лазил по крышам, рябиной пулял в ворон,
А заботы по мне были попусту лишними.
Как все пацаны, понемногу смолил,
Но то не от важности, просто из глупости.
А что? Все курили — я тоже курил
Отчего приобрёл голос мой нотки грубости.
Правда и голос и глупость лечатся
Парой ударов большого ремня.
«Ты покури ещё!!! Взрослость чтоль чешется?
Так, не слези, посмотри на меня!»
А я всё смотрел, вытирая слезинки,
Взгляд мой храбрился, а губы тряслись.
Батя сказал: «Вот, держи аскорбинки
И это, сынок, на меня не сердись».
Курить не курил я, но шкодить не бросил
И спички в замок дяде Коле пихал.
Дурак был, мне было всего где-то восемь,
Тогда я так многого не понимал.
Тогда всё казалось до ужаса просто:
Мне девочка нравилась — я целовал
По-взрослому, чувственно, даже серьёзно,
А после, гуляя, за ручку держал.
Все эти влюблённости были не вечны,
Но то придавало мне статус и вес,
Мол я Казанова, повеса беспечный,
Ну, что мне поделать, коль есть интерес.
Девчонки менялись: глаза, губы, руки.
Менялся и я, стал серьёзней слегка,
Сильней обнимал я целуя подругу
И тяжко вздыхал я, смотря в облака.
Сейчас мне уже где-то с хвостиком двадцать,
К ребячьим забавам остыла душа,
Нет пыла бороться, за девушек драться,
Живу я размерено и не спеша.
Но я вам признаюсь, вернуться я жажду
К разбитым коленкам, к штанам, что порвал,
Чтоб вновь ощутить то, что было однажды,
То что не ценил, а сейчас потерял.