на тех глубинах, что и море не видало,
на дне, ничем заиленных, сердец,
лежал сокрытый дар, - от глаз вандала;
под стать был и невиданный ларец.
вокруг ржавело то, что было ломко,
и, что судьбы не признавало на мели -
давно принявшие вид жизненных обломков,
далёких планов, и мечтаний, корабли.
о, сколь исчезло в сказочных пучинах,
бросавших верить сказкам, моряков...
о, сколь в унынии пропало и кручинах,
не отвязавшихся от призрачных оков...
но лишь тонувшие могли увидеть чудо.
ни сердцеед, ни сердценюх, ни сердцелаз -
никто, извечное не мог вкусить, то блюдо,
что Богом скрылось от лукавых глаз.
лишь потеряв всё то, что так ценили,
не на волнах, а там - у самого, у дна,
им открывалось то, что и не мнили... -
суть на поверхности, кто знает, не видна.
суть не отыщешь в качестве наживы.
не всем, увы, даётся, тот улов,
что на земле и на воде, - пока, те, живы, -
таится между дел, и между слов.
не жалко мне! открою по-секрету, -
а мне открыл, то, выживший моряк, -
что тайна эта: есть, и вроде, нету -
как-будто бы во мгле морской, маяк.
тонул моряк, всё бренное теряя,
и вот, где нет придуманных границ, -
на миг мелькнуло даже, что у Рая, -
он, над ларцом невиданным, навис.
он всматривался в глубь себя не помня,
и жизнь, что знал, предстала не своей:
как у раба, вся жизнь - одна каменоломня,
так у него вся жизнь - сплошной мираж морей.
и, словно бабке у разбитого корыта;
и, будто Ваньке у кощеева ларца,
открылось перед ним, что было скрыто -
Любовь, на дне сердечного яйца.