Я постучал, вошёл и сердце сжалось:
Передо мной в вечернейполумгле,
Упав на локоть женщина рыдала
На кухонном клеёнчатом столе.
Дрожали жалко худенькие плечи
Под штопаным халатиком простым
И тонкий плач вонзался в тёплый вечер,
Щипал глаза как едкий горький дым.
А я стоял беспомощный над нею,
Стоял, молчал, а сердце, между тем,
Кричало всё сильнее и сильнее:
«Кто так её обидел и зачем?!»
А вот и он. В дверях полуоткрытых
Качался муж растерзанный, хмельной,
Топтался мрачно по посуде битой,
По кукле, что валялась под ногой.
В угаре пьяном помнил он едва ли
Как эти руки, что от слёз мокры,
Его когда-то нежно обнимали,
Ласкали непокорные вихры.
А как тогда, в стог;х при первой встрече
Он целовал, желанием объят
Доверчивые худенькие плечи,
Те, что теперь так жалобно дрожат.
Глаза в глаза счастливые глядели,
А не такие, вспухшие от слёз.
Да что же с ним случилось? Неужели
Всё доброе в душе сковал мороз?
Нет, не пробудишь совесть у такого,
Словами тут не сделать ничего!
Я сделал шаг и ни сказав ни слова
Ударом в зубы в угол вбил его.
И мы схватились в кухне полутёмной,
Загрохотав на кафельном полу,
Посуда на пол сыпалась со звоном,
Осколки вазы хрустнули в углу.
Нет, это для меня была не драка,
И в поединке этом как в бою,
Я шёл в защиту женщины в атаку
За мать, за дочь и за жену свою!
И вот, когда прижав в углу коленом,
Я руки его за спину загнул,
Почувствовал как кто-то иступлённо
За волосы назад меня рванул.
И оглянувшись, вдруг я встретил взглядом
Той женщины глаза и услыхал:
«Зачем пришёл? Чего тебе здесь надо?
Давай иди, тебя никто не звал!»
Тогда я встал и кровь отмыл под краном,
И молча дверь захлопнул за собой.
Я шёл и думал, думал неустанно:
Я проиграл иль выиграл тот бой?
1966 г.