Паяц
Ты смотришь холодной пустою улыбкой
Углями зрачков,
И в нашей дуэли любая ошибка
Мне стоит очков.
Я слово - ты слово, на милость сдаваться
Скорее спешу,
Танцуешь бездушным тряпичным паяцем,
Я тихо гляжу.
Всё было - и пляски, и дерзкие речи,
Лукавый оскал,
Но взгляд не колол, не давил, не калечил -
Любил и ласкал.
В словесных баталиях фраз нападенье
Не ссорило нас,
И нежностью полнилось прежде движенье
Внимательных глаз.
Когда бы ты правда был куклою ватной,
О, мой Арлекин,
В тебя бы воткнула иглой ароматной
Сухой розмарин,
Недуг бы тогда твоё тело покинул,
Ты стал бы живым,
И снова бы вспомнил свою Коломбину,
Которой любим.
Танцевальная чума
В час отчаянья и горя
Брось пустое ремесло,
Остальным недужным вторя,
В пляс вступай беде назло.
Закружись в кругу забвенья,
Слушай сердца звучный гул,
Пусть зовет кюре к молению
И ревет истошно мул.
Сотни рук в одном порыве
И весёлых ртов оскал.
Будто Иль в своём разливе -
Так бушует этот шквал.
Нет тревог, несчастья, смерти,
Ничего - пока пляшу.
Вы молитесь, бойтесь, верьте,
Я ж неистово грешу.
С этой площади, быть может,
Нам живыми не уйти.
Сгинешь в танце - ну и что же!
В пропасть радостно лети!
Нет, не сглазил нас лукавый,
Не травила спорынья,
Под одежду не попала
Сыромятная шлея.
Просто танец, без резона,
Как зараза, как чума,
Прихоть жаркого сезона,
Огневая кутерьма.
Нету сноса в пляске дикой
Нашим галльским башмакам,
И детей не слышно криков,
Отведённых в лес к волкам.
Ни в собор, ни к духам в рощу
Я свой плач не понесу
А на Страсбургскую площадь -
Душу брошу под косу.
Не пугай нас карой злою,
Не маши, отец, крестом,
Ад - не пекло под землёю,
А давно наш общий дом.
Нелюбимая
Видя признанье
Дрогнувших век,
Дашь обещанье -
Вместе навек.
И нарушая
Сумрака тишь,
Лживой молитвой
Храм осквернишь.
Скажешь: «о счастье,
Как я любим!»
«Горе!» - взовьется
Масляный дым.
Думаешь, веры
Тайну постиг?
Нет, меж влюблённых
Ты еретик.
Бьется тревожно
Пламя свечей,
Бурю не сдержишь
Лаской речей.
Счастье - мгновенье,
Но не любя,
В ад ты при жизни
Бросил себя.
Чёрною кошкой,
Тенью луны
Рядом крадётся
Призрак вины.
Ждёт тебя пытка -
Ночи без сна,
Слух напряженный,
Словно струна,
Нежного взгляда
Тайный вопрос,
Горечь сокрытых
В голосе слёз.
Это жестокий
Длительный плен.
Не преклоняй же
В храме колен!
В сторону чётки!
Правду услышь:
Мессы не стоит
Этот Париж.
Чужак
Мир сдаётся власти леденящей
снежной белизны.
Жду тебя не с дальнего похода,
не с лихой войны.
Бросив в угол пяльцы, иглы, прялки,
песни позабыв,
Я молюсь отчаянно, надеясь,
что ещё ты жив.
Шелком рукавов своих зелёных
наметаю пол,
И до дыр протерся жемчугами
вышитый подол.
Нет тебя. А рядом бродит кто-то,
страшный и чужой.
Он меня своею называет
сердца госпожой.
И в виденьях, что подобны яви,
часто снится мне -
От его дыхания не тают
розы на окне.
И в твоих покоях я ладонью
глажу верный лук,
Знаю, что однажды разомкнётся
злой заклятья круг.
Что душа твоя, едва живая,
победит в борьбе,
Словно древний воин, уцелевший
вопреки судьбе.
В дом родной, другими оскверненный,
он вошёл как гость,
До поры забыв свою обиду
и смиряя злость.
Были так бедны его одежды
и слова тихи,
Пили вина, на него не глядя,
горе-женихи.
Но она его легко признала
в теле старика.
Так и я тебя хочу увидеть
вместо чужака.
Средневековье
Кипит на тропе поземка,
И мыслей ночных обломки
Звенят невозможно громко
Сквозь свист ледяных ветров
О том, что триумф отложен,
Что снова герой низложен,
Что Суд милосерден Божий,
Людской же всегда суров.
И так ли уж это нужно -
Бороться со злобой вьюжной,
Хрипеть о любви натужно,
Ползти на локтях к весне?
Ведь можно сидеть в гостиной,
Согревшись тёплом камина,
Не думая, чьи картины,
Чьи книги трещат в огне.
Нет, мысль не задушит холод,
Не сломят чума и голод,
Гаррота ли, ведьмин молот,
Испанский стальной сапог.
Пробьётся сквозь морок воля,
И сменятся в пьесе роли,
И новый, кривясь от боли,
На сцену взойдёт Пролог.