- Подумай же о кому-нибудь хорошем.
- Да нет со мной таких уже людей.
- Не уж то был ты каждым предан, брошен?
- Я, к счастью, всё сбегал без счета дней
От каждого, от каждой.
Мне приятней, когда за мной сжигается земля,
Когда я чист (пред каждым) и опрятней,
Чем был бы, где любовь и где друзья.
Мне нравится, чтоб мне во след шептали
И звали. Не вернулся. Ни за что.
Мне жаль, что все они так прогадали,
Так не узнав, кем был с ними и кто.
Я был невидим. Чуток. Предприимчив,
Сумбурен, щедр, заболтлив, бережлив.
Рассказывал и слушал, был улыбчив.
А после - задыхался в свой отлив,
Накал, засушливое чувство,
Как мОрок, смерть, тоска, война и пыль.
Как я тонул незыблемо и грустно,
И густо плакал, превращаясь в быль.
Потом терпел. Приветлив снова будто.
Внимателен, но будто чуть не тот.
Заботлив через раз. И помнил смутно,
Кого с кем путал, заплетаясь, рот.
И вот уже всё дальше, с перегибом,
Ходил по краю злости и тоски,
Себя давал предвзято и с изгибом
Недружеской улыбки и руки.
Меня пытали просьбами, мольбою
Сказать, как есть, и что же я хочу.
А я бежал: увидьте же - немые
Мои язык и губы! Я молчу.
И вот обиды, злость, вопрос без смысла.
И я ушёл. А может быть они.
И каждый (может) думал, - я корыстен.
А я пугался собственной тенИ,
Искал огни пленительного счастья.
Исчадьем был лишь только для себя.
Превозносил, как почести, несчастья,
И всё искал, искал, искал ТЕБЯ!
В моей судьбе так много, бестолково,
Прошло хороших, праздничных людей.
И для меня всю жизнь ничуть не ново
Бежать и спотыкаться, видя тень
Кого-то. Снова. Близко. Слишком рядом.
Не подпущу. Прости! Я снова здесь.
Однажды Ты одним лишь беглым взглядом
За всех покинутых, свершишь над мною месть.