Дома расступились. Открылись просторы.
Наш поезд по рельсам уносит тоску
в какие-то дебри, в неясные горы,
в далёкие страны. Предложит чайку,
улыбку забыв, проводница вагона.
Прижавшись к окну «говорящим» виском,
угрюмый военный в несвежих пагонах
не смотрится в тусклом плацкарте вагона
ни бравым героем, ни «всем чужаком».
…И бабка со вздохами – «Боженька правый!» -
клянущая вслух дочерей и зятьёв
и внуков подросших шальную ораву,
и деньги-заразу, и водку-отраву,
и вовсе некстати – страну дураков…
…И тихий студентик, внимающий бабке
(ведь надо ж в кого-то ворчанье вонзать),
очкарик наивный, «бумажный кораблик»,
заблудший Морозов по имени Павлик,
готовый любого (и бабку) продать
за новый айфон, за билет на Гавайи –
в любую дыру, где шумит океан,
где пальмы, песок и присутствие рая,
и яркое солнце, и небо без края,
где жгучей текилой наполнен стакан…
… И гордая дама с осанкой царицы
но с модною книжкой в холёных руках,
читает и нервно листает страницы –
заметно дрожат накладные ресницы.
О, господи! Что же ей, что же ей мнится
в загадочных книжных гремящих штормах?!..
А поезд летит, ничего не меняя,
колесами стыки считая, летит.
Он знает, что где-то есть правда иная,
не та, о которой студентик мечтает,
и бабка вздыхает, и дама читает.
Не та, о которой военный молчит.
Иная… Меж тем потемнело в оконцах.
Дорожный пейзаж – в черноте утонул,
как будто исчерпан до самого донца.
И поезд вошёл в «по ту сторону солнца».
Вагон обречённо погас и уснул.