Уходит мой любезный Перекоп
Фабричный, пролетарский, резкий, грубый.
Здесь в драках мне выхлёстывали зубы,
Без шансов опалил любви озноб.
Здесь дико всё. Заборы в лопухах,
Здесь пахнет речкой, даже пахнет печкой.
Чугунные колонки на углах,
Повисших обезьяньи на руках,
Здесь поят с детства диких человечков.
Здесь речка Которосль меня чуть не взяла
И гроздьями из пузырей играла
И голова моя едва, едва
До воздуха губами доставала.
Здесь я подрубленый носился вдоль реки,
Когда красивый, маленький топорик,
Мне показал до кости, как я скроен,
Неловко опрокинув чурбачки.
И шестилетка подорожник рвал
И рану понад белыми костями
Всё залеплял слюнявыми листами,
Без лишних криков баловство скрывал.
Не знала мама, не узнал отец,
Как мы рубились дрались и тонули.
Раз в дом вернулись, от ремня вильнули -
За стол и спать. Так все они тянули
В три смены, чтобы вырос каждый шкет.
Здесь пальцы знали изразцы церквей
И чудо-чудное толчковского Предтечи,
Взяв Лакокраски старой смог на плечи,
В несметноглавии своём гнездил стрижей.
Здесь я в пять лет попробовал табак,
Когда соплю ребята принимали
В свой орден перекопских шалопаев,
Раз спёр у батьки жёваный чинарик,
Все знали уж, что не предам никак.
Закон был - бросьте ваше АУЕ.
Отцы, кто не погиб и не сидели,
Такое видели, такое оттерпели,
Что странно, как не канули в зверье.
Здесь баба Лена в полутьме избы
Чай самоварный с блюдечка хлебала,
Ландрином сахарным внучёнка угощала
Из рук, что были в нежности грубы.
У коки Шуры Петька квартирант
Невиданною белою вороной
Бродил с этюдником и я соплёй влюблённой
Брал кисточки, примером окрылённый
И не было дороги мне назад.
А баба Люба светленький свой дом
Хранила от иконы до дорожек,
И дед Андрей подвыпивший сапожник
Под валерьянку бражничал с котом.
Здесь в праздник собирались старики
Негромко каждый о житье гутарил,
За что был вынесен из мавзолея Сталин,
И что в общественной Петровичевой бане
В тележках моются ещё фронтовки.
Уходит мой любезный Перекоп.
Теперь уже в акриловое время
В переселениях иное населенье.
Сказал помягче, не обидеть чтоб.
А перекопские бродяги-Ермаки
Несли в своих сердцах его осколки
И без проблем хватались за двустволки,
Когда на Суздалке пришли их грабить волки.
Я помню эти жёсткие деньки.
И позже, как держава разошлась
По швам, уже в Германии далёкой
Во Гамбурге схлестнулась с Перекопом
Братва из Брагино в один прекрасный час.
Теперь на тысячной купюре, в память нам,
Как на продажу бонусом с державой
Пророком, что был продан в миг кровавый
Собор поставлен пятнадцатиглавый
Толчковский, перекопский Иоанн.
Поулично дома, за строем строй
На звякающем рельсами трамвае,
С наличниками в вечность отбывают,
Все в дымке бесшабашной и блатной.
В завалины завален Перекоп
И тёмнотой затягивает память.
Но щурится каскадными прудами
На небо в ряске заповедных вод.