* * *
Ангел попался.
В клетке сидит.
Не поёт.
Кажется, даже не молится,
а вроде как — наоборот:
матерится (тихонько и мелодично).
Крылья облысели, нимб потускнел, —
видать, разрядился почти.
Ангел не спрашивает: "За что?"
Он, многоведающий, скорчился
в накрытой пледом темнице
(раньше в ней обитал саркастический попугай-ара,
не спрашивайте, что с ним стало).
И никому не видно под траченным молью пледом,
что проржавевшие и загаженные прутья старой клетки
наливаются чистым золотом.
И откуда-то из-под шерстяных колючих складок
начинает пробиваться свет — лучезарный, лучезарный...
Ангела становится всё меньше,
света — всё больше.
Вот уже и перекрестья
истёртых нитей вспыхнули — и пропали,
и зазолотившиеся прутья исчезли, просияв.
Вы что, всерьёз думали,
что ангела можно взять и засадить за решётку?
...И знаете, взывать к Матери — не значит материться.