До живых шумящих улиц
В сто-какой-то раз за сутки
С крыши тонкая сосулька
Лапкой-каплей дотянулась
И обрадовалась тихо,
Словно луч на колокольне,
Что потрогала не льдинку,
А плетёный грязный коврик.
И плетёный грязный коврик
Ощутил живую каплю,
Вспомнил, кто она такая;
Вспомнил, что это такое –
Быть от малости счастливым
И считать блаженством рая
Каждый миг, когда об спину
Кто-то ноги вытирает.
И бумажный мокрый фантик
Привыкает понемногу
Принимать чужие ноги
И сливается с асфальтом,
Всё на свете обожая,
Не гордясь ни оболочкой,
Ни остатком содержанья –
Мокрым сахарным комочком.
И взлохмаченный мышонок
Пробирается у стенки,
Аккуратен и застенчив,
В каждый вслушиваясь шёпот,
Затаившись от прохожих,
Чтоб не вздрогнули, заметив;
Он не ел с утра ни крошки
Кроме сахарной конфеты.
И худой библиотекарь
Петь готов с утра до ночи
И здоровается звонче,
И откладывает Фета,
И читает вслух "Незнайку".
Потому что он увидел
Под окном сырую землю,
И плетёный грязный коврик,
И бумажный мокрый фантик –
Он увидел всё на свете!
(Кроме серого мышонка –
А иначе б испугался).