Где, в каком океане, у чьих берегов старпом выловил бутылку, он и сам не
помнит.
Записку с каракулями передал (куда следует), а для находки соорудил ящичек.
Теперь смотрим. Вечер к ночи.
Достаёт старый моряк бутылку из чехла. что-то шепчет. Прислушивается. Открывает
пробку. И! Прямо перед ним устраивается Джин.
Локотки на стол, подбородок на ладошки, и так преданно смотрит на приятеля,
что только одни старпомы способны выдержать.
- Ты понимаешь, Бермуды я проходил дважды, но во-второй раз со мной происходило
невероятное. По факту - всё как всегда: двойная вахта, физиономии вокруг лучше
не смотреть, а у меня... радость. Представляешь, за древних греков!
- Заба-а-вно!
- Они устроились в трёх мирах одновременно. Чтобы грек не делал, понимал - это
желание миров. Грек никогда и ни в чём не был виноват. Зевс посылает Гермеса с
яблоком к пастуху и... судьба Трои решена.
- Заба-а-вно!
- А теперь? Люди или освободились, или осиротели. Теперь представь, эти сиротки,
многие, да почти все, верят, что жили на земле раньше: в разных народах, климатах.
- Заба...
- Забавно другое. Никто не собирается жить Потом. Жить в Век Истины. Души,
спасённые в мирах восхождения, будут знать столько же, сколько открыто Пророкам.
Они смогут мыслию общаться с Самим Спасителем.
- Заба-а-вно...
Старпом взглянул на Джина: совсем опьянел от счастья, укачался, бедолага. Забавно ему.
- Я должен поделиться с тобой своей тайной. Только с тобой. У меня что-то
невидимое, а присутствует и будто не ощущаю, а знаю.
Джин насторожился.
- Помнишь, у Хаджи Насреддина была обезьянка. Она выручала мудреца из самых
безвыходных заковык.
- Всю жизнь между судьёй и вором шутя кормился Насреддин.
- Давай без ревности! А теперь слушай внимательно. Очень. Если эта, макака
называется, перед твоим мысленным взором начнёт нагло вращать своим красным
задом, твой путь в бутылку будет перекрыт.
Джин исчез. Мы даже не успели рассмотреть дышащую на нём одежду-скафандр. Моряк
закрыл драгоценность пробкой, зачем-то поцеловал её и вслух сказал: "Как же ты
дорожишь своим раем". Сказал и замер. Мировое Господство вот-вот откроет из Тьмы
очи звёзд, а Царица Ночи сможет заглядывать в потухшие окна... Каждый, каждый
заберётся под одеяло и отправится в свой рай.
В кожаный футляр, выдержавший все течения и шторма, старик упаковал бутылку.
Очень осторожно в какие-то петельки продел моржовый клык-замок, но отнёс находку
не в ящичек, а положил зачем-то под подушку. Скинул уже не нужные одежды. Забрался под одеяло и закрыл глаза.
Судя по тому что Слава ни разу не сбился, не соврал и даже не кашлянул,
подглядывал за старпомом я не первый. В молодости рассказчик работал ассистентом
оператора на Одесской киностудии, заматерел и ушёл в фотографы. Даже чего-то
в этой среде был председателем.
- Ну, теперь ты понял что такое двадцать четвёртый кадр на телевидении?
Во даёт. Знает что для него у меня никаких обезьянок...
Он потирал правую коленку, а меня выручил вечерний бриз.
Самое время поклониться отцам-основателям Одессы. Все улицы ведущие к морю -
продувные. При Славе это произносить нельзя, взорвётся:"Все продувные!" Хотя...
полгода он уже не курит.
У меня - прохлада. У Славы - коленка. Пора покинуть приютившую нас скамейку
на Соборной площади и... по бутылкам.
Город дышал последней бескороновирусной весной.