Ведь была ж она скромной девочкой,
доброй девочкой, нежной, ладною,
продала себя за бесценочек,
пропила красу ненаглядную.
Стала вдруг она проституткою,
по рукам пошла, горе горькое,
не избыть в душе горечь жуткую,
не гулять уже ей с Егоркою,
ранней зорькою да за горкою.
Стала жизнь ее грубой шуткою,
не зовет ее он малюткою,
колет грусть его, как иголкою.
Он Егорка был молодой казак,
удалой казак с острой сабелькой.
Как пошла она, да с купцом в кабак,
у Егорушки слезы капали,
у Егорушки было горюшко,
пил из горлышка, слезы капали.
А потом решил, что он их убьет
острой сабелькой да топориком,
ночкой темною он их подстерег
очень скоренько там за двориком.
А теперь казак в кандалах идет
и его острог во Сибири ждет.
А она лежит, да, в могилочке,
с рванной раною на затылочке.
Жизнь ее взяла рана рваная,
довела судьба окаянная.
А Егорушка в горе-горюшке
у людей просил покаяния
и бросали все подаяние.
Вот история стародавняя
про любовь она и страдание.
Чья же тут вина,
вновь звенит струна,
казаку ищу оправдания.
Не его виню - я виню любовь,
горько слезы лью, пою песню вновь.
Наливай вина на помин души,
как же даль темна, пропадай в глуши.
Вот опять тоска в сердце колется
и ветра звенят колокольцами,
колокальцами, да с бубенчиком,
бьюсь в сетях тоски,
бьюсь в сетях судьбы,
бьюсь в сетях любви
робким птенчиком.