Все совпадения имен и названий в данной истории абсолютно неслучайны.
Ни одна из субъективных оценок произведения не противоречит авторскому замыслу.
А в город Гаага приехала Гага.
Приехала Гага – которая «леди»!
И эту Гаагу объехала Гага
Часа за четыре на велосипеде.
Поделала селфи, связалась с кем надо.
И, выкурив, выкушала шоколада.
Гаагцы в тревоге! В сомненьях гаагцы,
Выходят на площадь, флэшмоб собирают.
Чего теперь делать? Как быть теперь, братцы?
Задумались люди. Не пьют, не играют…
Не кормлены дома сидят игуаны…
И нету забвенья от марихуаны…
Не курят кальяны, не бьют в барабаны,
На тетках своих боди-арт не рисуют,
И фаны свои позабросили баны,
И негры с арабами уж не тусуют…
Не судят в судах, не торгуют в палатках.
И психи не думают о психопатках.
А Гага Гаагу освоила быстро,
Уже рекламирует порно-гимнастик,
Уже пообщалась с таким-то министром,
Уже пригласила парнишек на кастинг,
Составлен лайн-ап, скоро дорс, флаера тут,
Уже фраерам говорят, мол: Sold out!
За Гагой идут, транспаранты выносят,
Плакаты и флаги в полсотни оттенков!
И кто-то ту леди ужасно поносит
И требует: либо в тюрьму, либо к стенке…
Но всё-таки большая часть населенья
Не видит состава её преступленья.
И шествие мирно уже завершалось,
Как это бывает в Европе спокойной.
Но наш человек не сдержался, вмешался.
И высказал всё, чего Гага достойна.
Он мог бы смолчать: вот, мол, дуры есть дуры! –
Но вынесть не мог извращенья натуры.
<Тимоха> сказал, опираясь, на Канта,
Волненье не выдав, друзей успокоив:
«А что бы на это сказал Ватикан-то?» –
Завязку закончив, развязку ускорив...
«Развратная баба вам мутит водицу
И крутит бесстыдно свою ягодицу…»
«…она в ваши души пролезла без мыла…
А вы, блин, раззявы! Вам только бы зрелищ!
Она вас потопчет, чумная кобыла.
Спасайтесь, спасите отцов, жен и детищ…»
И негры в душе поддержали курганца,
А с неграми были едины афганцы.
«Она априори несет свою сущность.
А сущность – враждебна всей экосистеме.
У гадов всегда беспредельна живучесть
Особенно – в храме, в лабазе, в постели…»
Его по глазам прочитали гаагцы
И разные члены бесчисленных наций.
Не то, чтоб он вёл к мировому пожару –
Конфликты, конечно же, всем надоели!
«…но крыс всех мастей нужно жёстко под жабры,
Пока эти крысы нам мозг не проели!»
Прислушались люди к разумному слогу
И каждый искать начал к Гаге дорогу.
Тимоха продолжил – твердил о закате,
Твердил об издержках слащавой свободы.
Твердил о ненужной Европе простате…
О том, что бесполость беззубая в моде.
Что может народ потерять свою сущность,
Когда на экранах – подобная сучность!..
О том, что трансгендерность с трансгуманизмом
Вполне могут слиться с культурным фашизмом.
О том, что война! И что линия фронта
Пройдёт и сквозь гения, и обормота!
И что деградация – путь к энтропии.
О том, что на грабли уже наступили!..
Голландцы не сильно его понимали,
Курганский акцент им знаком понаслышке.
Но сквозь все барьеры в их душу немало
Сумел он въегорить – взволнован был слишком.
Герой наш, конечно, был трезвым не очень,
Но был он трезвее толпившихся прочих!
Надсаженный голос и резкие взмахи
Немало гаагцев в реальность вернули.
От трансов уже оторвались девахи,
Уже ретрогонщики с трассы свернули...
Уже оказалась заполненной площадь,
Не смела ржануть полицейская лошадь…
Развязка тем временем всё приближалась.
Развязка в лице размалеванной Гаги.
Где надо, там нужная кнопка нажалась,
И сотни экранов взревели в Гааге:
Неслась с них на зрителя в розовой каске
Поп-дива (о боже!) в мясной водолазке.
Тимохе не целился в глаз автоматчик,
Со связкой гранат он не ползал под танки.
Но ЭТО – похлеще спартаковских матчей.
Катком по пшеничному полю – АТАКА!..
Здесь бешеных мамонтов дикое стадо
На всё, что культурой зовется, восстало.
По людям стреляли, их души топтали,
Их горло к земле прижимали коленом...
Кричали им в уши, плевали, таскали,
Их <пирсинг> срывали каленым железом…
Тимоха стоял среди адского воя
И тихо трезвел, поседев головою…
Один в поле воин, он шагу не сделал
Назад, ибо зад стал и верхом, и низом…
Свободный европ вокруг лаял и блеял
И, как откровенью, внимал сатанизму.
Смешавшись в экстазе, сплелись ипостаси,
Лишь плакали смолы на иконостасе…
А в умно-наивном музее Эшера,
Где строгая ложь выдавалась за чудо,
Тревожило редких зевак совершенство
Обмана – рассудка и каждого чувства.
О, как же культура тонка и ничтожна,
А истина так боязливо-тревожна…
Из залов пустующих Мауритцхёйса
Глядели стыдливо и недоумённо
Юдифь и Диана, и Рембрандт, и Босхарт –
И каждого спрашивали поимённо.
Глядели философы, судьи, пророки,
Вдруг стали ужасно они одиноки.
Грядущее было не просто туманно –
Оно было адом, как сон наркомана.
Культуру распяло больное потомство,
В угоду распутству, в угоду бесовству.
Пожалят вас, люди, как дикие осы,
Культуры смущённой немые вопросы!
<...>
«…такого фашизма не видел мой прадед…
…такую Европу спасать неохота…
тут гадов всех гад уж сильней не обгадит…»
И с гадливым чувством ушел наш Тимоха.
И только ушел, вдруг басы замолчали,
Очнулись гаагцы в тоскливой печали…
…Такую легенду поведал мне пастор
В одном кабаке подле Хёйса-тен-Боса.
Он видел всё это из кирки, он клялся,
Что помнит подобное только у Босха!..
Я слушал и думал, мол, вот ведь пройдоха!
Ты прав и в похмелье, мой кореш Тимоха!..
2012-2017 гг.