Перевод поэмы Т. Г. Шевченко Катерина

Продюсерский Центр Компас 3
КАТЕРИНА
Соавторский перевод Милидоры Быковой и
Виталия Шведова поэмы Т.Г. Шевченко
Иллюстрация – картина Т.Г. Шевченко «Катерина»
 
Чернобровые, любитесь, но не с москалями;
Вам они чужие люди - будет горе с вами.
Ведь москаль, играя любит, наигравшись, сгинет.
Он уйдёт в Московию, а девушка погибнет.
Ладно, хоть она погибнет, не дай Боже, мать.
Старой, что на свет явила, тоже погибать?
Сердце гибнет, припевая, если не зазря.
Люди сердце то не видят, вздор наговорят.
Чернобровые, любитесь, но не с москалями;
Вам они чужие люди, и играют вами.
Катерина мать с отцом слушать не хотела.
Полюбила москаля, сердце так велело.
Полюбила молодого, в садик с ним ходила.
Знать, её такая доля, там себя сгубила.
Мать звала на ужин Катю, не дождалась дочку.
На свидании с любимым провела та ночку.
Не две ночи кари очи нежно целовала,
По селу молва ходила и худая слава.
Пусть хулят, судачат люди, пусть себе поспорят:
Катя любит, но не знает, что подкралось горе.
Весть пришла недобрая, на войну трубили.
И пошёл москаль на турок, Катю застыдили.
Катерина поняла, честь пришлось ей замарать,
Но про милого как петь, так и любо тосковать.
Чернобровый клялся ей, если не погибнет он:
- Обязательно вернусь и возьму тебя в свой дом.
Станешь ты московскою, и всё забудешь вскоре,
Но не слушай разговоры ты людей о горе!
Не тоскует Катерина, слёзы вытирает.
А девчата у калины без неё гуляют.
Не тоскует Катерина, слезы, как рекой.
В полночь вёдра наполняет в роднике водой.
До криницы незаметно проскользнёт она,
И про Гриця под калиной песнь споёт одна.
Складно песню распевает, аж калина плачет.
Возвратившись, рада Катя, ловко слёзы прячет.
Не тоскует Катерина, в мыслях ей светло,
Только в новеньком платочке смотрит всё в окно.
Пролетело так полгода, Катя всё глядит,
Защемило возле сердца, и в боку болит.
Заболела Катерина, дышит еле-еле,
А пришла она в себя - с ней дитя в постели.
Бабы в злобе маются - мать её бичуют:
- Москали те возвращаясь, у неё ночуют.
Чернобровая твоя дочка - грешная душа.
В доме там за печкою холит малыша.
Чернобрового родила, ты, знать, научила!
- К чёрту, бабы-цокотухи, чтоб вас угодило,
Как ту матерь, что всем на смех сына народила.
Катерина, сердце наше, горюшко с тобою!
И куда тебе податься с малой сиротою?
Как без милого на свете? Где тебе ютиться?
Мать с отцом - чужие люди, с ними не ужиться!
Хворь прошла, и у окна села Катерина.
Всё глядит на улицу и качает сына.
Смотрит: нету, нету, может и не будет.
В садик вышла бы поплакать, но глазеют люди.
Солнце сядет, Катерина в садике босая
Носит сына на руках, взгляд вокруг бросая.
- Здесь со службы ожидала, здесь с ним проходила,
Ну а там, а там сыночек, - не договорила.
А черешня зеленеет, рядом с нею - вишни.
Катя в садик приходила, как и раньше, вышла.
Вышло, что уж не поёт так, как пела прежде,
Ожидая москаля, думая с надеждой.
Черноброва не поёт, проклиная долю.
А, тем часом, бабоньки с гадким взглядом кроют,
Шлют слова недобрые. Как им отплатить?
Был бы милый чернобровый, смог остановить!
Рядом был бы чернобровый, было бы иначе,
Он не знает, что смеются, что Катюша плачет.
Может сгинул за Дунаем, кто об этом знает?
Может девушку другую он сейчас ласкает?
Нет, чернявый не убит, он живой, здоровый!
Где ж найдёт такие очи, чёрные те брови?
Нет, нигде нет Катерины - ни за синем морем,
Ни в краю далёком, нету - полонило горе!
Мать сумела брови дать ей с карими глазами.
Не сумела дать ей счастья, слёзы льёт ручьями.
А без счастья Катерина, как цветочек в поле -
Солнце жжёт, колышет ветер - их подвластен воле.
Катерина проливает слёзы у порога.
Не вернулся её милый, шёл другой дорогой.

2
За столом сидит отец, на край голову склонил,
Не глядит на Божий свет, и рукой глаза прикрыл.
Рядом с ним и мать-старуха на скамью присела,
Со слезами еле - еле дочери запела:
- Что со свадьбой, дочь моя, где же твоя пара?
Где свидетели-дружки, старосты, бояре?
Доченька, в Московщине! Туда иди искать
И не вздумай добрым людям говорить про мать.
Проклинаю день и час, когда породила,
Если б знала, кто твой милый, может, утопила.
Дочка, доченька моя, мой цветочек ясный,
Полюбила москаля, стала ты несчастной!
Птичка, ягодка моя, я тебя любила,
Дочка, горюшко моё, что ты натворила?
Вот иди теперь в Москву, разыщи свою свекровь,
Слушать мать ты не хотела, ну а ей не прекословь.
Дочь, иди, найди её, милой быть старайся,
Будь счастливой у чужих, к нам не возвращайся,
Не вернётся, дочь моя, из чужого края!
Кто схоронит без тебя, надо мной вздыхая?
Кто поплачет, как не дочь, коль со света сгину,
Кто посадит на могиле красную калину?
Кто помянет без тебя душу грешную мою?
Дочка, доченька родная, я тебя люблю!
Ты иди от нас, иди, - и благословила.
- Бог с тобою! - и упала, лоб об пол разбила.
- Ждёшь чего, несчастная? - Крикнул батька строгий.
Зарыдала Катерина и упала в ноги.
- Батюшка, прости меня, что я натворила?
Ты прости меня, родной, мой соколик милый!
- Бог пускай тебя простит, добренькие люди.
Помолись и уходи, и мне легче будет.
Еле встала, поклонилась и ушла их Катька.
Одинокими остались мать и старый батька.
В сад вишнёвый вышла Катя, помолилась Богу
И взяла земли под вишней чуточку в дорогу.
Говорила: «Ухожу, путь мой в дальние края.
Может там чужие люди похоронят и меня.
И земли моей щепотка надо мною ляжет,
Про судьбу мою и горе людям всем расскажет.
Не рассказывай, голубка, где б не схоронили,
Чтобы люди грешную меня не тормошили.
Ты- то, знаю, не расскажешь... сын мой скажет, кто я.
Где теперь мне схорониться, Боже, моё горе?
Спрячусь я, дитя моё, в краю том под водою.
Ты грехи мои отмолишь в людях сиротою».
По селу идёт и плачет слёзно Катерина,
На головушке - косынка, на руках - детина.
Вышла Катя из села, сердце защемило.
Покачала головой и заголосила.
На дороге пыльной встала, словно тополь в поле.
Как роса, катились слезы, горькие от боли.
За слезами свет не видит, жалобно горюет.
Только сына прижимает, плачет и целует.
А сынок, как ангелочек, ничего не знает.
Малыми ручонками за грудь её хватает.
Солнце село за дубраву, зорька догорает.
Повернулась Катерина, слёзно причитает.
Люди долго говорили, было, что сказать.
Но речей тех не слыхали ни отец, ни мать.
Не такое в мире этом людям гадят люди:
Кого вяжут, кого режут, кто себя же губит...
А за что же? Бог их знает. Мир огромный многим.
Да, но негде притулиться в мире одиноким...
Одному даны судьбой власть и денег море.
А другой готов петлю затянуть от горя.
Где те люди добрые, с кем дружить мечтали,
Собирались жить, любить? Нету их, пропали!
Есть на свете доля, кто её узнает?
Есть на свете воля, кто же проявляет?
Есть на свете люди, в золоте сияют,
Вроде как господствуют, а судьбы не знают...
Кто в нужде и в горе, плакать те стыдятся,
Показаться жалкими, видимо, боятся.
Так бери же серебро, чтоб богатым быть.
Слёзы я возьму себе, горюшко залить.
И неволю утоплю горькими слезами,
Неудачу затопчу босыми ногами.
Я тогда весёлый, все прогнав ненастья,
Стану и богатый, обретая счастье!

3.
Крики сов, но спит дубрава звёздочки сияют,
У дороги, где щирица, суслики шныряют.
Отдыхают люди ночью, за день утомило:
Кого - счастье, кого - горе, ночка всех накрыла.
Как детей укрыла мать, темно-синяя - кругом!
Кто же Катю приютил: то ли лес, а может - дом?
Может, в поле под копною сына стережёт,
Может, под кустом в дубраве встречи с волком ждёт?
Лучше, брови чёрные, вас и не иметь,
Если горе горькое из-за вас терпеть!
Что случится с вами дальше? Будет горе, будет,
Будет трудная дорога и чужие люди,
Встретит лютая зима... Может, встретит милый...
Он узнает Катерину, приласкает сына?
Чернобровая забыла б трудный путь и горе,
Если он, как мать бы встретил, разделил бы долю...
Вот, увидим и услышим всё про ту беду,
А тем временем, узнаем, как идти в Москву.
Путь далёкий, господа, знаю его, знаю.
Сердце даже холодеет, путь свой вспоминая.
Я его измерил раньше, чтоб его не мерить!
Рассказал бы я про горе, кто же мне поверит?
Скажут: «Врёшь, такой- сякой (за глаза, конечно),-
Заморочил, чушь несёшь, бедолага грешный!»
Правда ваша, люди, правда, и зачем вам знать
То, о чём хотел бы слёзно другу рассказать?
Да, зачем же? Горя много, каждому не диво!
А пошлём-ка его к бесу, дайте мне огниво,
Табачку расслабиться, место для уюта,
А рассказывать про горе ненавижу люто.
Зло пускай возьмёт своё, мысль тревожно бродит:
Где же наша Катерина, где с Ванюшей ходит?
За Днепром, дорогой в Киев чумаки идут,
Проходя вдоль тёмной рощи, "Пугача" поют.
Молодую повстречали, говорят: «Постой, краса,
Почему невесела и в слезах твои глаза?»
Кофточка залатана, на плечах висит баул,
С посохом в одной руке, на другой - малыш уснул.
С чумаками встретилась, малыша прикрыла,
«Где дорога на Москву?» -  Катя их спросила.
- На Москву? Она же! А куда твой путь, далёко?
- Да, в Москву! И, ради Бога, дайте на дорогу!
Грош взяла, и вся трясётся: тяжко деньги брать!..
И зачем?.. А сын?.. О, Боже! Ведь она же мать!
Вот, пошла дорогой, плача, и в Броварах стала,
Пряник сыну прикупила, жалко, грошик малый...
Долго шла несчастная, долго причитала.
Было так, что под забором с сыном ночевала.
И зачем вам, молодые, чёрные глаза?
Чтобы под чужим забором пролилась слеза?
Вот, глядите и молитесь, чтобы не страдать,
Чтобы вам не приходилось москаля искать.
Чтобы знали, как ей, Кате, что ругала мать,
Почему их не пускают в хату ночевать.
Люди, может, и не знают, кто карать их будет,
Чернобровые, поймите, палачи-то - люди...
Люди гнутся, как лоза, куда ветер веет!
Солнце светит сироте (светит, но не греет).
Люди солнце бы закрыли, если была б сила,
Сироте чтоб не светило, слезы не сушило.
Так, за что же, Боже милый, мука та на свете?
Чем повинна, что желают злые люди эти?
Чтоб ты плакала сердечно, Катя - Катерина!
Не показывай ты слёзы людям до кончины!
Чтоб не портилось лицо с чёрными бровями,
В тёмной чаще ты умойся горькими слезами.
Не увидят тебя люди и не засмеются,
А сердечко отдыхает, пока слёзы льются.
Вот такое это горе, видимо, девчата.
Да и горе без разбора: бедный иль богатый.
Катю бросил, наигравшись с ней в саду, москаль.
Люди знают, но им, видно, и дитя не жаль:
- Кто не может защищаться, - говорят не зря,
- Берегитесь от беды; не от москаля!

4
Вдоль долины, горы и оврага вековые,
Как деды стоят, те дубы, что при гетманах были.
Скован пруд, воду черпать в нём лёд прорубили;
И склоненные вербы там в ряд.
В небе хмуром солнце встало, чуточку краснеет.
Ветер дует - лес гудит, небо снегом сеет.
Вьюга свищет и ревёт, к лесу покатила,
И, как море, всё бело, снегом завалило!
Вышел из избы лесничий, лес чтоб осмотреть.
- Где тебе? Пурга такая, что не разглядеть!
Шут же с этим лесом, лучше в дом пойду... Что там?
Будто сотня бесов или кто по делу к нам?
Ты смотри, Ничипор, вроде москали?
Катерина подхватила: "Где те москали?"
- Видно, здорово свихнулась, выйди, погляди,
по ночам себе бормочешь: "Где же москали?"
Не одевшись, Катерина тут же полетела.
Сильно, видимо, Москва ей голову задела.
По сугробам и пенькам, чуть дыша, летит бегом.
Средь дороги боса стала, и утерлась рукавом.
Москали навстречу ей, как один, верхом сидят.
"Горе и судьба моя", - Катя к ним, среди солдат...
- Мой Иван, любимый, ты куда? Ведь это я!
Может Катеньку забыл, может не узнал меня?
Посмотри, мой голубок, посмотри, мой милый.
Я любовь твоя, я Катя, что ты рвешься с силой?
Он коня же погоняет и, не видя, скачет.
- Посмотри, мой голубь ясный, видишь, я не плачу!
Неужели не узнал? Сердце ты своё услышь!
- Эй, безумную уймите! А ты, дура, что бежишь?
- Боже мой, Иван, ты клялся, ты меня бросаешь?
- Прочь возьмите! Что вы встали?
- Значит, покидаешь?
Катерину ты свою, что в садик прибегала!
Катерину, что тебе ребёночка рожала!
Братушка, мой батенька, ты уж не побрезгуй,
Стану я служанкой в семье твоей, любезный.
Ты люби, кого захочешь, не о том мечтала.
От тебя имея сына, брошенною стала...
Брошенка... Какой же стыд! Гибну я, так знай:
Брось, забудь меня, но сына ты не покидай!
Не бросай! Не бросишь? Ведь дитя невинно!
Стремя бросила и в дом, и вернулась с сыном.
Плачет бедный в распашонке, холод и ненастье...
- Где же ты, моё сердечко? Не беги от счастья!
Вот твой сын, смотри! Ну где ты? Нету, убежал.
Сын, сынок, отец отрёкся, спрятался, пропал!
Боже мой, дитя моё, делать что с тобою?
Не бросайте, люди, сына, надо взять с собою.
Вы его отцу отдайте, что сбежал и сгинул.
Лебеди вы дорогие, и я сына кину.
Я, как мать, с грехом тебя, сын мой, породила,
Вырастай же на смех людям... - В снег тут положила.
- Оставайся, сын, искать своего папаню.
Я его уж наискалась, - в лес пошла от Вани.
Катерина мчится лесом, босая, рыдает,
Проклинает москаля, горько причитает.
Выбегает на поляну, оглянулась вдруг,
И, сбежав с крутой горы, увидала пруд.
"Прими, Боже, мою душу, ты же - моё тело..."
В воду прыг... И подо льдом там вода шумела.
Черноброва Катерина знала, что искала.
Ветер дунул, лёд застыл и следов не стало...
То не ветер, то не буйный, что дубы ломает,
Это горе, если мать внезапно погибает.
Не сироты, если дети мать похоронили,
Достаётся её слава, память на могиле.
Посмеются злые люди - сирота страдает.
Слёзы льются у могилы, сердце отдыхает.
Ну а сыну в мире этом, что ему досталось?
Ведь отец его не видел, мать же отказалась.
Что достанется бастарду, мой читатель строгий?
Нет ни дома, только горе и песок дороги...
Брови чёрные, лицо, будто срисовала.
Но зачем они ему, чтобы узнавали?
И не спрячешь барских черт, пусть бы полиняли!

5
Шёл кобзарь дорогой в Киев, то нелёгкий путь.
Поводырь с ним, мальчик с сумкой, сели отдохнуть.
Парень сразу задремал, солнышком пригретый.
А кобзарь в тот час запел про Христа куплеты.
Люди мимо не проходят, грошик подают.
Ну а девушки парнишке бублик свой суют.
Удивляет чернобровых: он босой и голый!
"Чёрные дала мать брови, не дала же доли!"
По дороге в Киев едет берлин шестернёй.
Кони стали против старца, пыль пошла стеной.
А в карете госпожа с паном и семьёй.
Побежал к окну Иван, манят там рукой.
Получил Ивашик грошик, рада госпожа.
Ну а пан же отвернулся, даже задрожал.
Он узнал, подлец поганый, карие те очи.
Догадался: сын его, но признать не хочет.
Пани мальчика спросила: "Как же тебя звать?"
Тот: "Иваном," - отвечает, а она опять:
"Какой милый!" И карета тут же укатила.
А Ивана только пылью с головой накрыло.
Бедолаги подсчитали, что добыли, встали,
Помолились на закат и пошли в путь дальний.