Под раскидистой кроной в тени у ствола извитого,
рядом с сотней таких же незрелых и терпких плодов,
спело яблоко, как изумруды, оттенка густого,
цвета сфагнума-мха или майской травы городов.
Утром дождь на него, не спеша, изливал недовольство,
днём палящее яркое солнце томило и жгло.
Вечерами прохлада дарила волшебное свойство:
развиваться и спеть, всем смертям и невзгодам назло.
Иногда прилетала, на ветви садясь на рассвете,
и о чём-то таинственном песни свои заводя,
и игриво косыми лучами восхода любуясь, как дети,
соловей – птица счастья и ярый соперник дождя.
В это время у яблока сок заполнял сердцевину,
наливалась и пятнами нежно цвела кожура.
И у ножки, на плод бархатистые листья надвинув,
как росу звуки нот продолжали нектар собирать.
Кружевными ночами тревожное слышалось эхо,
под раскаты которого горы плели серебро.
Чей-то крик или редкие струны девичьего смеха
украшали сны яблок, укрытых туманом-ковром.
Шли недели и месяцы, осень нахохлилась ливнем.
Подморозило ночью, и снегом дворы замело.
В сердце яблока влилось тяжёлою струйкой унынье.
Раскололась его сердцевина, как будто стекло.
Разлетелись осколки, как горстка резных изумрудов,
разбросал сильный ветер их по свету, чтоб не найти.
И на что же надеяться хочется? Только на чудо –
что собрать можно сердце и яблоку душу спасти!