Город накрыл протяжный гул проржавевшего до основания железа. Дрожали улицы, давно превратившиеся в реки под тяжестью дождевой воды.
В окружении полка шёл гигант. С поникшей головой он, словно случайно, цеплял своими несуразно большими пальцами стены выцветших домов.
Вокруг ни машин, ни людей, и только сирена тоскливо сотрясает затуманенный воздух.
Нет света ни в одном окне, как нет в рамах стёкол, как нет и счастья в бетонных монолитах.
Я, не изменяя своей привычке, выпускал горький дым изо рта, стоя на своём балконе, с которого едва возможно было разглядеть остатки небес.
Гигант патрулировал город, то и дело заглядывая в пустые квартиры, покрытые людьми, точно пылью. Каждый его шаг сопровождался скрипом, всплеском луж и слегка расщеплённым криком.
Он был приговорён к списанию, проект обновлённой версии уже завершён. Казалось, гигант был собран ещё во времена "железного занавеса".
Никто не сомневался, что большинство запчастей для него было взято со старых тракторов и советских машин, найденных на свалках и в мёртвых деревнях. Правда, мало кто об этом вообще задумывался.
Особенно грустными и отчего-то родными казались мне его глаза, хитро собранные из жёлтых фар 21-ой Волги и множества стёкол, большинство из которых на сегодняшний день попросту лопнуло.
Говорят, главная задача гиганта - обеспечивать порядок на улицах города. Многие в это верят, однако, будем честны, доверять официальным отчётам - не более чем глупо. Да и улицы опустели именно в момент его появления.
Создавалось впечатление, будто гигант сошёл с производства уже ржавым. Его некогда улыбчивое лицо, сваренное из согнутых бамперов от Жигулей и Запорожцев по подобию местного героя Великой Отечественной войны, сейчас напоминало ухмыляющегося старика, показательно презирающего всё вокруг, каждый месяц покупающего самые дешёвые макароны по скидке и бутылку палёной водки, но тем не менее по-прежнему наивно верующего в человечество.
Стали слышны истошные женские вопли, и все жители района сбежались поглазеть, кто к окну, а кто к дырам в стенах, на то, как гигант вытаскивает из кирпичных стен уже не молодую женщину с кисточкой в руке.
На асфальт упали жёлтые капли краски. Болты, скрепляющие элементы пальцев стальной громадины, издали холодный скрежет, и поверх краски, столь редкого цвета в этих краях, легла лужица крови. Даже её в людях осталось ничтожно мало.
Солдаты из сопровождения мгновенно сбежались к упавшему из рук гиганта телу, соорудили над ним некое подобие чана из металлических листов, открыли клапан, торчащий из огромной ноги, и яркое сочетание крови, краски и человеческих останков начало медленно утопать в кислоте.
Завтра на этом месте, сразу же серыми, вырастут одуванчики.
Не то чтобы я любил быть одним из сотен зевак, но у меня был обычай - за каждого убитого гигантом человека я ставил свечу в своей комнате. Ничто так не покажет жизнь, как восковой стержень, что роняет сам на себя раскалённые капли, и, в конце концов, полностью выгорает.
Я всегда презирал веру, как походы в церковь, платное отпевание и крещение без спроса. Однако мне всегда нравился символизм, которым наполнено всё, что с ней связано. Иисус был революционером, внёсшим свои правила, которых придерживаются даже те, кто спустя тысячи лет так яро называет себя атеистом.
Я почувствовал резкий прилив тепла и понял, что металлическая фигура смотрит прямо на меня. Гигант шёл к моему балкону, нещадно превращая в кучи хлама и плоти всё, что оказывалось у него под ногами.
Я стоял на месте, на моём лице не дрогнула ни одна морщинка. Единственным моим желанием было смотреть в его золотисто-жёлтые глаза. Их свет, режущий густой туман, напоминал мне фонари, что светили в парках по вечерам, пока не упало небо.
Каждый скрип, каждый ржавый ошмёток, каждая капля крови, капающая с железной руки - всё это приносило мне необъяснимое удовольствие.
Скрип. Крик. Удар.
Скрип. Крик. Удар.
Скрип. Крик. Удар.
Шаг за шагом -
Скрип. Крик. Удар.
Гигант стоял прямо перед моим домом. Металл издал оглушающий звук, который невозможно описать словами - невероятное совмещение лязга, скрипа и чего-то похожего на удар при автомобильной аварии, разошедшееся эхом по полому, ржавому телу. И, взявшись рукой за поясницу, он наклонился так, что его глаза поравнялись с восьмым этажом.
Он смотрел прямо на меня, своим взглядом выворачивая меня наизнанку. Маленькие старые фары отделял от меня всего один слой потрескавшегося стекла, за которым был океан осколков.
Создавалось впечатление, будто гигант плачет, будучи неспособным выпустить слёзы наружу. В этих осколках можно было утонуть, вернее, хотелось утопиться.
Оттянув ржавыми пальцами стенку балкона, он очень медленно подставил свою руку, как бы приглашая меня, предлагая мне сделать свои последние шаги. В последний раз я выпустил изо рта сизый дым. Точно несколько лет назад, когда я только начинал курить, он показался мне невероятно вкусным.
Выбросив сигарету куда-то в сторону военных, я взошёл на ладонь гиганта. Наклонив голову, он продолжал смотреть на меня. Жар от его глаз, казалось, уже выжег мне брови и ресницы.
Кулак начал сжиматься, а я лишь молча лежал и смотрел вверх. Как редко я это делал, когда мог... Пальцы сомкнулись, и меня окружил страшный хруст. Я уже не мог быть уверен, была это ржавчина на его руке или мой позвоночник.
Я не чувствовал ничего.
Сквозь сжатые веки я почувствовал резкую вспышку света. Глаза с трудом разомкнулись, и моему взору представилось чистое звёздное небо. Чётко были видны созвездия. Без особых усилий можно было назвать каждое из светил, и дать имена тем сверхновым, которые успели родиться за годы непроглядного мрака, в котором учёные едва ли смогли бы войти в поросшие шиповником и крапивой обсерватории. Я сидел на голове гиганта, стоящего в полный рост. Подо мной оказались дома, смог и щуплые птицы. Ничто не заставляет любить этот мир так, как он сам, когда от смерти тебя отделят лишь один миг.
Спустя лишь несколько прекрасных секунд, снизу стали раздаваться крики военных и выстрелы.
Гигант застонал, хрипя помехами, подобно старому радиоприёмнику, упал на колени, и, прежде чем получить последнюю пулю в тоненькое стекло глаза, из последних сил швырнул меня на крышу моего же дома.
Боль в спине и в ногах, снова проклятый смог над головой, шум осколков, сыплющихся на асфальт, и громкий хлопок от огромного тела, упавшего на дорогу.
Военные быстро соорудили ёмкость из металлических листов. Цистернами привезли кислоту.
На следующий день здесь выросли алые розы и цветные тюльпаны.
Я так любил выходить на улицу ночью и лежать в них, глядя в туманное небо, пытаясь разглядеть огоньки звёзд. Будто весна, точно как в детстве.
Я спрятал на крыше маленькую, самодельную солнечную панель, и запитал от неё фару от старой Волги, которую прибило потоком воды ко входу в подвал.
Через год цветы затоптал новый гигант,
А едва видимый свет от фары, в уголке, где раньше стояли свечи, остался
И после меня.
06.04.2021