Песнь о Муфе...
Это было давным-давно,
Ещё сказок в помине не было.
Малышам тогда перед сном
Пели песни Старого Венгала.
Он ходил по Большой земле,
Сохраняя в вечном папирусе,
Не горящем в жарком огне,
О богах всё, людях и живности.
Он и мне пару песен спел...
Я был мал, но помню истории
Про дракона, что крошки ел,
Про страну бескрайнюю Норию.
И хранил я тысячи лет
Песни в тайне – такие правила, –
Но отныне запрета нет.
Память многое мне оставила,
Значит, незачем слов таить
Этой сказки, что знали песнею;
Без чудес в мире скучно жить,
Ну, а с ними чуть интереснее...
Город-рынок – Порт-Балобан,
В коем каждый кружится птицею,
Прилетев из далеких стран
За норийской чудо-пшеницею,
Шумным торгом встретил купца.
– За мешок отдаю барабуса!
– А ещё в придачу ловца?
Прочь, во имя Хмельного Ангуса!
– Этот мул не такой, Мерза,
Зря ты вспомнил бога-обманщика!
– Пусть все "против" взвесит и "за"
Мастерство Илы-караванщика!
И пошли на площадь Бузы,
Где все споры всегда решаются,
Сам Мерза и дочка Мерзы,
И хозяин горе-барабуса.
А купец остался стоять,
Удивлённый такими спорами,
Он пришёл вино покупать
В бутылях с молодыми кобрами.
Продавалось это вино
Только в лавке деда Вакхания.
Он один – и очень давно –
Знал рецепт вина из писания.
Ох, запретный рецепт богов! –
Знать его жаждал каждый в Нории
И Вакханий украл его
(Но об этом в другой истории).
Только в лавку закрыта дверь;
Что-то ищут у лавки стражники.
– Где он, где он, проклятый зверь?!
Разойдись-ка, грязные бражники!
Покажи-ка, купец, мешок
И скрывать его не советую...
– Он пустой, я только пришёл
За вином – расстаться с монетами!
Что случилось, куда его?
– Это всё тебя не касается!
– Хоть скажите, ради богов,
Где Вакханий седой шатается?
– Он на площадь Бузы в обед
Ходит в кости играть – развеяться.
Твой мешок – ничего там нет.
Все за мной, на старую мельницу!
И ушли, поднимая пыль,
Впопыхах городские стражники,
А у лавки одну бутыль
Всё делили хмельные бражники...
И купец не спеша пошёл,
На прилавки глядя и улочки,
В криках рынка млея душой:
"Жгучий перец! Вкусные булочки!"
И, шагая на площадь Бузы,
Прикупил он специй по случаю
Жгучих, словно бы яд гюрзы,
Ну и булку купил пахучую.
Уложил он яства в мешок,
Рассчитался звонкой монетою,
Не заметив, как что-то – скок! –
Длиннохвостое, несусветное,
С чёрной шерстью, словно смола,
Да в мешок, затаив дыхание;
А купец мешок завязал
И пошёл себе за Вакханием.
Вот и площадь Бузы видна,
На барабусе дева Далия –
Красотой пьянит без вина,
Так стройна! – осиная талия.
И кричит хозяин быка:
– Где ты видел быка смиреннее?!
А Мерза:
– Нашёл дурака,
Грош цена твоим заверениям!
Пусть Ила нам скажет теперь,
Он один говорит с животными!
Не сбежит ли рогатый зверь?
Пусть расскажет всю подноготную!
Посмотрел Ила на быка,
Прислонил к его носу голову,
И, погладив его бока,
Рассмеялся.
– Чего весёлого?
Что смеёшься?! – крикнул Мерза.
– Не сбежит, хоть и вечно голоден.
Я себе бы такого взял,
Сомневаться не вижу повода!
Тут и наш купец подошёл:
– А не видел ли кто Вакхания?
И вдруг кашель в мешке его,
Вздохи громкие и чихания,
В том мешке, что привязан был
Крепко-накрепко к его поясу.
И купец от страха застыл,
Прошептав чуть дрожащим голосом:
– Ой-ой-ой.
А в мешке опять –
Фыр да фыр... и опять чихания.
И да-а-а-вай купца в бок толкать
То к барабусу, то к Вакханию,
(Тот сидел и в тени играл
У амбара в тиши на площади.)
Так мешок купцом мотылял,
Что и стражник свалился с лошади,
Когда бедный купец в него
Полетел да с мешком чихающим,
И в Мерзу, в Илу с продавцом:
– Стой же! Стой! – крича заклинающе.
Сбил Мерзу и Илу он с ног.
А мешок всё кашлем заходится
И к барабусу вдруг на рог,
И взбрыкнул барабус, как водится.
Зацепился за рог ремнём
И кричит купец, вдруг – мычание
И как будто прижгли огнём –
Понесло быка на Вакхания.
И висит купец на быке,
И кричит на быке дева Далия,
Ну, а бык в амбар – всё в муке! –
Лишь мелькает купца сандалия.
А в мешке только: чих да чих!
И барабус мычит испуганно,
Всюду крики:
– Держите их! –
Чередуются бранной руганью.
И помчался огромный бык
Прямо к рынку по шумным улицам,
Не мыча – издавая рык.
Всполошился и люд, и курицы.
И собачий повсюду лай,
За быком на горбудах стражники,
И кричат кругом:
– Догоняй! –
Продавцы, попрошайки, бражники.
Ну, а бык в ворота и – прочь! –
По дороге в поля пшеничные.
– Мой барабус!
– Верните дочь! –
Закричали мужи столичные...
А барабус летел вперёд,
Смолкла Далия-раскрасавица,
И купец уже не орёт,
И мешок уже не брыкается.
Мчался бык, устремляясь вдаль,
Наслаждаясь свободы случаем,
Вдоль озёр, что словно хрусталь,
По полям, сквозь леса дремучие.
Тёплый ветер, закат вдали
Гладят волосы деве Далии,
А купец весь в муке да пыли,
Лишь сверкают его сандалии.
Ну, а Далия всё глядит
На красоты бескрайней Нории,
Так сердечко её стучит! –
Она рада такой истории.
Но, за шею обняв быка,
Задремала, вздохнув, красавица,
Успокоился бык слегка.
А кому же ласка не нравится?
И купец вдруг себе под нос
Прошептал:
– Стой, беда рогатая.
Бык как будто бы в землю врос
И застыл – гора необъятная!
Удивился купец, молчит...
Вдруг опять барабусу шёпотом:
– Отцепиться дай, паразит,
И смотри мне тут, чтоб без топота.
Встал на землю купец и вмиг
Снял мешок да скорей развязывать.
Развязал его:
– Ну, шутник,
Выбирайся, себя показывай!
Показались две лапки вдруг
Чёрных-чёрных, мохнатых, крохотных.
Удивился купец:
– Паук?
В тот же миг, заливаясь хохотом,
Из мешка вылез вроде кот,
Но скорей обезьяна дикая,
Жёлтоглазая.
– Вот так вот!
Что ж за чудо ты, брат, великое?!
Ущипнул себя:
– Может сон?!
И вдруг вымолвил зверь невиданный:
– Аль Муфа!
Аль лесной дракон!
Аль голодный, хоть и упитанный...
Отскочил купец и упал:
– Прочь, отродье Хмельного Ангуса!
Я рассудок знать потерял! –
И пополз скорей за барабуса.
И тут бык Муфе:
– Не пугай!
А Муфа тихо-тихо, шёпотом:
– Он не знает, что он пасантай? –
И аж хрюкать давай от хохота.
А купец:
– Я сошёл с ума!
Тут проснулась и дева спавшая,
Огляделась по сторонам.
А купец:
– Ничего не спрашивай!
Тут барабусы говорят
И драконы ещё мохнатые!
Хорошо, хоть молчит закат,
И лягушки обычно квакают!
А она:
– Так ты пасанта-а-ай!
Это дело, купец, забавное,
Но домой меня возвращай,
Путешествие было славное.
Только близится всё же ночь
И вернуть барабуса надобно,
И отцу дорогую дочь.
– Я их слышу. – ответил жалобно.
– Неужели за столько лет
О родстве не знал с пасантаями,
И не слышал птичьих бесед,
И не пел в ночи с алабаями?
Возвращаемся, пусть Ила
Посвятит тебя в эти таинства!
А Муфа:
– Зачем нам туда?
Может быть, ещё покатаемся?
Ну а Далия:
– Пасантай,
Как зовут моего спасителя?
– Я Ата, точнее, Атай!
Бык смеясь:
– Скорей, похитителя!
– Замолчите! – крикнул Ата. –
В Балобан скорей возвращаемся!
А Муфа:
– Не вернусь туда!
Тут, пожалуй, мы распрощаемся. –
И вприпрыжку скорее в лес.
А купец лишь вздохнул отчаянно:
– Вот же чёрный, мохнатый бес,
Знать, воришке не до раскаяний...
А тем временем Балобан,
Всполошённый такою кражею,
Весь окутал ночной туман;
Злой Мерза ругался со стражею.
Всё кричал, чтоб стража скорей
Отыскала дочурку милую
И спасла от ночных зверей,
Ведь они её не помилуют.
А ещё и кайзаки там
По ночам, не боясь, шатаются!
А кайзаки глухи к мольбам,
Грабежами лишь развлекаются!
Но ушла, оставив Мерзу,
Городская стража ленивая
И пошёл он, пустив слезу,
Восвояси – душа сварливая.
Не до торга теперь ему;
Где бы дочки найти спасителей?
И забрёл он в одну корчму,
В ту, где толпы воров-грабителей.
Заприметил его один:
(Его знали как Люцифания)
– Что печалишься, господин,
Может, выпьем и прочь страдания?
– Не до сладкого мне вина,
Мне бы дочку вернуть, красавицу!
– У всего есть своя цена,
И порою цена кусается.
– Всё, что хочешь, тебе отдам:
И кошель, и сундук с монетами!
– Ну, тогда, Мерза, по рукам,
Но дурачить меня не советую!
Да как свистнул на всю корчму.
Обступили все Люцифания.
– Воротите-ка дочь ему,
Ждёт награда всех за старания!
И нагайцы, схватив кнуты,
Дочь Мерзы разыскать отправились.
Кто ловец, а кто следопыт,
Но охотою все прославились...
Засияла во тьме луна,
Осветила оттиск сказания,
Как богиня-змея Чуна
Под копытом коня Макдания
Обрела погибель свою.
(Кто-то скажет: такого не было!
Только кайры всё же поют
Эту песню Старого Венгала.)
И завыли в тёмном лесу
Амароки – вечно голодные,
А Муфу еле лапы несут,
От росы, словно лёд, холодные:
– Эх, сейчас бы поесть и спать
На траве густой под савоями,
Что до неба могут достать.
Где ж уснёшь тут с такими воплями!
Да и так урчит в животе
После специй тех из Бенгалии!
Не вернуться ли мне к Ате
И красавице юной Далии?
Может, явят мне доброту
И не выдадут, как преступника.
И Муфа побрёл в темноту,
Чтоб догнать полуночных путников,
Тех, что сбились с пути в ночи.
– Потерялись мы окончательно!
– Ох, молчи, барабус, молчи!
Мы дойдём в Балобан обязательно!
Ну, а Далия о своём:
– Я умру скорее от холода,
Чем дорогу домой найдём!
А барабус:
– А я от голода!
И Ата, вздохнув, прошептал:
– Так и быть, до восхода ясного
У реки устроим привал.
– Что вздыхать? Ничего опасного. –
Прошептал полусонный бык
И улёгся в траву колючую.
Хоть такую есть не привык,
Но щипал и жевал по случаю.
И, набравши веток, Ата
Стал огонь разводить, посвистывать;
Как вдруг что-то в густых кустах
Зарычало, да так неистово,
Что вскочили Ата и бык,
Ну, а Далия к ним – и шёпотом:
– Амарок... Это волчий рык.
А кусты затряслись от хохота.
И схватил из костра Ата
Ветку длинную и горящую:
– Эй, ты, чудище, там в кустах
Прочь отсюда поди, рычащее!
И тут вышел Муфа к друзьям,
Поклонился им вновь с почтением:
– Аль Муфа, аль вернутся к вам!
Наша дружба для всех спасение!
– Да какие же мы друзья?
– Ты о чём? – спросила красавица.
– А судьбе перечить нельзя!
От меня теперь не избавиться!
– Ладно, что уж, садись к огню. –
Прошептал вдруг Ата, прощающе.
– Я тебя, Муфа, не виню!
Улыбнулась – всё понимающе –
Дева Далия... и купцу:
– Ах, воришка пришёл покаяться!
Завтра всё расскажем отцу,
Он простит. Грехи забываются!
Расскажи-ка ты лучше нам
Как попал ты – откуда?! – в Норию?
Посмотрел тут по сторонам
Да и начал Муфа историю...
– Началось это так давно,
Что не помнят боги, наверное.
В час затмения, под луной,
Родилось нечто злое, скверное –
Ледяной великан точней.
Говорят, что глазища синие
Были ярче звёздных огней
И что был он покрыт весь инеем.
Он упал на землю с небес,
Погрузив всё во тьму кромешную,
Превратив нордарийский лес
В неживую пустыню снежную.
И замёрзла кругом вода,
И ревели снежные фурии,
И бежал мой народ тогда
До земель цветущей Альмурии.
Был и голод, и смерть была,
Но мы всё же нашли спасение
От губившего землю зла,
От пугающей тьмы затмения.
Средь альмурских лесов густых
Приютила богиня Флория
Всех оставшихся нас в живых,
Её сердце больше, чем Нория.
Великан же правил в снегах,
Всё во льды превращая вечные,
Но однажды в ярких лучах
Он оттаял – дела сердечные.
И Рамая, согрев его,
Подарила ему наследника.
И родился среди снегов
Тот, кто стал на земле посредником
Между светлым миром живых
И забытыми, неизвестными –
Теми, что в краях ледяных
Ищут путь к бытию телесному.
Он показывал нужный путь
Из земель темноты и холода,
Неживых мог к жизни вернуть
И спасти в нужный час от голода.
Это был его высший дар
И проклятие бесконечное –
Разгорался любви пожар
И тотчас же на веки вечные
Уходили в мир неживых
Все избранницы – эх, несчастные!
И он вечно искал других,
И всё гибли девы прекрасные.
Его знают как – Корочун,
Ему служат нордарцы дикие.
Вот однажды Полярий – лгун
Подтолкнул на дела великие,
Обещал ему в жёны ту,
Что не сгинет в его объятиях,
Что исполнит его мечту
И избавит вмиг от проклятия,
Если земли он покорит
От Нордарии до Альмурии!
И Муфа теперь тут сидит,
А в Альмурии воют фурии...
Корочун получил жену,
Что не гибнет в его объятиях,
Но в холодном зимы плену
Она стала ему проклятием.
Бессердечна жена его!
Наша бедная дева Флория...
Аль Муфа бежал от снегов
И теперь стала домом Нория...
Замолчал Муфа и Ата –
Он всё Далии пересказывал,
Как вдруг факелы, шум в кустах!
– Обходи их, лови и связывай!..
А. Н. Пушкарь