1.
В бездонной глубине наивных чистых размышлений,
Внезапных, воли жаждущих, надрывных откровений,
Кои пространством страждущим вне смысла существуют,
Между вершиной и греховной пропастью смакуют
Вкус ветра, обжигающий голодное Сознанье,
Безумно погружающий строптивые желанья
В безбрежный океан извечных стадий разрушенья,
Что радужным числом объятий тешит самомненье
Порока, ранящим себя надеждой оправданий,
Метущимся в скупом пространстве алчущих желаний
Под танец нерождённых слёз, таящих обретенье,
Рождающих сласть грешной воли, ждущей вдохновенье.
А вдохновенье режет плоть осколками страданья,
Но крепко держит жизнь удавкой смысла созиданья,
Где волю всегда страстно ждут разбавленные краски,
И пропасть вновь придуманной невероятной сказки.
2.
И пропасть вдруг является осколками пространства,
То ли бесценным даром, то ли сущностью коварства,
Что беспредельно завлекает разум направленьем,
Сулящим непременно сласть побед преодоленьем,
И он наивно сластью той хмельно заворожённый,
Безумным страстным самомненьем накрепко пленённый,
Уже воспринимает вкус звенящего успеха,
Бездушный пошлый пафос иль голодная потеха
Природу Бытия в циничный праздник превращают,
Без праведной нужды младое дерево сжигают,
И будят страждущие сущности по плоти грешной,
В обуревающих страстях извечно безутешной,
Пируют алчно, вожделенно эту плоть смакуя,
От силы, беспредельно набираемой, ликуя,
Безмерно требуют натурных зрелищ непременно,
От пресыщенья сладко засыпают упоенно.
3.
Бредёт Душа, обманчиво надеясь на взаимность,
На понятую страстную мечтательную близость,
По режущим осколкам собственных потерь жестоких,
В объятьях стонущих кровящих мыслей одиноких
По обжигающей пустынен грешных отречений,
Вдыхая с резкой болью пыль навязчивых сомнений,
В коих безумно поиск смысла мечется надрывно,
То страстно воспарит, то камнем упадёт и смирно
Под камень придорожный вдруг забьётся обречённо,
Душа, споткнувшись, на сей камень сядет утомлённо,
Быть может,… вспомнит ласковым рассветом упоенье,
Но не пространством дивным, а в желанном самомненье
Черпать безмерно по веленью плоти беспредельной,
В стремленье страждущего чувства бесконечно цельной,
Лишь гордо властвовать, питаясь слепо восхищеньем
Над чувством светлым иль природы трепетным твореньем.
4.
Плелась Душа по пеплу чувств, сгоревших откровений,
В пейзаже мрачно сумрачном зависимых стремлений,
Где направления на выбор – бездна или пропасть,
Либо бравадная хмельная временная стойкость,
Сплетённая из ломких черт кривых воспоминаний,
Разбавленных давно безвкусным ядом оправданий,
Сулящих злобный шёпот неприкаянных иллюзий,
Трусливо рвущих тишину отчаянных конвульсий,
Ниспосланных безжалостной рукой слепой надежды,
Торгующей из-под полы потёртые одежды
Бездарной подлой скудости закланий пессимизма,
Таящих вечно дремлющую злобу нигилизма,
Безмерно уповая на условный день грядущий,
Где добрый чудный случай, бесконечно всемогущий,
Откроет неизвестное желанное пространство,
Усталой жадной слабости возвышенное царство.
5.
Грядущий день приносит неизбежно пробужденье,
Но меж тяжёлым сном и явью прячется виденье,
Является из тёмных лабиринтов подсознанья
Тончайшей нитью вязи изначального желанья
С рекою, малой каплей и пространством бесконечным,
Порывом страстным ветра и рассветом скоротечным,
Стихией созиданья с разрушеньем вмиг единой,
Природы безразмерно цельной, смыслом неделимой,
Исторгнувшей виденье для усталого сознанья,
Не ради превосходства или вздоха покаянья,
Но для познанья сущности иного откровенья,
Свиданья Разума с Душой в объятьях провиденья,
Где властвует вне времени и скудных форм познанье,
Таит в метаморфозах обретенья испытанье,
Не задаёт вопросов и ответ не предлагает,
Пейзажи сущности Души безмерно открывает.
6.
Рассвет весенний растекался тишиной, звучащей
Покоем, негой сладостной, в мелодии таящей
Движенье дивное Стихий в едином воплощенье,
С порывом, жаждой страждущей Души переплетенье
На берегу реки под нежным утренним туманом,
Живым, изменчивым в одно мгновенье покрывалом,
Прохладой свежей тающим от лёгкого касанья
Лучей восхода первых и сонливого дыханья
Природы, чистою росой искрящейся умытой,
Для вздоха, созерцанья упоенного открытой,
Дарующей безмерно щедро красоту мгновенья,
Пространство бесконечное душевного движенья,
Подхваченное тёплыми восточными ветрами,
Напоенное сладко безмятежными цветами,
В самом себе рождающее обретенье воли,
Или… иллюзию короткой безысходной роли.
7.
Река в лучах искрилась, убегая в неизвестность,
Сознанье бурно исторгало страстную потребность,
Себя восторженно считая центром Мирозданья,
Вскипало, обжигая память, бренное желанье,
Лениво дремлющих страстей слепое порожденье,
Больное, жадно ищущее выхода, сомненье,
Проснувшееся буйно зверем диким и голодным,
На волю рвущимся со взглядом алчным и холодным.
Туман рассеялся, сияла за рекой вершина,
Ковром цветов благоухала чудная долина,
На берегу крутом рос одинокий куст терновый,
Под ним, увитый травами, широкий стол дубовый,
На коем свежий хлеб румяный возлежал на блюде,
И рядом доброе вино покоилось в сосуде,
Серебряная чаша ожидала наполненья,
И заливались птицы, не скрывая вдохновенья.
8.
Смешались голод, жажда и безмерное желанье,
Надменность самомненья и хмельное оправданье,
Наивность безрассудная, циничная жестокость,
Больная скудным пессимизмом, пафосная гордость
В порыве страстном ко благой реальности желанной,
Дарами столь внезапной и пейзажами нежданной,
Но вдруг… застывшей упоенной радостной картиной,
Через мгновенье резкой и холодной, недвижимой,
И не вкусить, и не испить, уже не прикоснуться,
Сжигающим желаньем до реки не дотянуться,
В тщеславии надменном свету чувства не родиться,
Из слабости безвольной вдохновенью не излиться,
Виденье иль… реальность обретенья и познанья
Осыпалось как зеркало от брошенного камня,
И Пустота осколки безвозвратно поглотила,
Иную сторону познанья грозно приоткрыла.
9.
Зияла раной пропасть, в сером сумраке чернела,
Холодным жадным взглядом с вожделением смотрела
На скудную, спешащую осмыслить миг, добычу,
На свежую, пришедшую своей дорогой, пищу,
Лелеющей болото мелких суетных желаний,
Торгующей с собой набором злобных оправданий,
А на краю опасном тёмной пропасти бездонной
Явила щедро Пустота душе заворожённой
В сарказме утончённом без возвышенных видений
Итог её мучительных исканий и стремлений,
Не стол, а… плаха грубая стояла в ожиданье,
Преумножая в бесконечность новое страданье,
Излитое крушеньем равнодушных идеалов,
Излюбленных удобных сытых норм и ритуалов,
Безумной болью исходящих в миге откровенья,
Спешащих в Пустоту или… в огонь перерожденья.
Послесловие.
Восточный ветер нёс холодный пепел в неизвестность,
Великая Река текла спокойно в бесконечность,
И нерождённое зерно уже существовало,
Движение Причины неизбежно ожидало,
За гранью и Добра, и Зла в пространстве обретенья,
Вне времени и живописных форм преодоленья,
В себе таило светлый дар чудесного познанья,
Летящий вечно в пропасть абсолютного страданья.
Апрель 2021.