Почему Анна оказалась здесь, судьба или ошибка – не важно, это по сути одно и то же.
Самим своим присутствием Анна бросала вызов этому городу.
Здесь все жили по своим правилам. Кто и когда придумал эти правила, уже не разберешь. Но правила были священные, одинаковые для всех, кто рождён здесь.
Все дети жили в детском доме, их отдавали туда после того, как им исполнялся один год. Это совершенно справедливо. Считалось, что родительское внимание лишает ребёнка характера. А так все были равны, каждый ребёнок знал, что у него есть мама и папа, но все росли в одинаковых условиях и никто не был богаче или беднее, более любим. Все были одинаково лишены родительской ласки, зато прекрасно были воспитаны нянечками.
Родители имели возможность видеть детей в любое время, но было не принято держаться за руки, и конечно, категорически запрещалось целовать и обнимать ребенка. Это всё равно, что инцест, педофилия – это аморально и за это можно было угодить за решетку.
В общем, никто никогда не нарушал этих правил, потому что так было всегда, и по-другому… Никто не знал, как это по-другому.
Был ещё такой закон, что женщина, которая вышла из детородного возраста или не могла иметь детей по состоянию здоровья или по личному выбору, не должна была жить с мужчиной, чтобы не оскорблять законы природы. Она могла жить одна или с другими женщинами, которые не могли или не хотели иметь детей.
Все: женщины и мужчины, девочки и мальчики – носили длинные волосы. Короткая прическа – считалась оскорблением над самим процессом жизни. Волосы – это твоё продолжение. Природа дала им рост и не тебе решать, какими им быть. Впрочем, за нарушение этого предписания в тюрьму не сажали, и даже здоровались бы и продавали молоко, но никто не решался проверить на себе общественное мнение. Красить и заплетать – это пожалуйста. Это красиво и не является грехом. А обрезать – нельзя. Во всяком случае, не выше лопаток. Сначала человек обрежет волосы, а потом – убьет старушку в подворотне. От такого всякого можно ожидать.
Анна была парикмахером. И носила короткое каре, аморально открывающее шею. На Анну смотрели косо, к ней тянулись, о ней говорили взрослые, собираясь на кухне вечерами. Девочки мечтали быть, как она, но вслух говорили совсем другое.
В салон к Анне ходили самые почтенные жители города. Они картинно морщили нос, когда та протягивала им журналы со стрижками. Но всё равно подолгу сидели, расспрашивали и рассказывали. Уходили нехотя, но встретив знакомого входящего следующим, бросали ему какой-нибудь едкий комментарий, типа: смотри, не согреши.
Ходила к Анне одна сиротка, на вид ей было лет 15. Оливия росла, как все в приюте, знала мать и отца, но общаться с ними было как будто не о чем. Перезванивались по праздникам, встречались на городских мероприятиях. Мама Оливии родила её поздно и уже пару лет как не жила с мужем, следуя моральному гражданскому кодексу. Она жила с девушкой младше себя, которая не хотела иметь детей. А отец Оливии женился на другой, которая быстро забеременела мальчиком.
Анна вошла в зал, Оливия покраснела и выронила из рук журнал.
- Извините. Пожалуйста, не говорите никому, что я смотрела журнал.
Анна подняла журнал и протянула его девочке:
- Никому не скажу.
Повисла пауза. Оливия подняла глаза на Анну, потом посмотрела на журнал и несмело открыла первую страницу.
На глянцевой картинке было крупное лицо чернокожей красотки с бритыми висками и кудрявой челкой.
- Нравится, - спросила Анна.
- Я не знаю, - Оливия положила журнал на столик.
- Тебе бы пошло. У тебя красивые скулы, - Анна приподняла девочке волосы, примеряя короткую длину.
- Меня убьют.
- Кто?
- Кто-нибудь. Учительница биологии. Она считает, что у меня талант к биологии, и что я могу поступить в медицинский.
- Ты что станешь хуже учиться, если обрежешь косички? Неужели твой ум в кончиках волос?
- Я не видела ни одной студентки с короткими волосами.
- Я не видела здесь ни одного человека с короткими волосами. Только когда смотрюсь в зеркало.
- Знаете, что они про вас говорят?
- Да мне вообще наплевать, что они говорят. Оливия, они могут говорить, что им вздумается, но каждый день они приходят ко мне, садятся в кресло и больше всего на свете хотят, чтобы я обрезала к чертям их неопрятные, секущиеся, тонкие пряди. Но потом сглатывают и хрипым голосом просят заплести косичку.
- Я бы хотела… - Оливия снова открыла журнал…
Тут в дверь постучали. Оливия вскочила. В зал вошел тучный седой мужчина с длинным хвостом.
- До свидания, Анна.
- Приходи завтра.
- Я приду!
Оливия вышла и уже на улице сказала вслух сама себе: - Вы самая красивая женщина из всех, кого я видела.
На следующий день Оливия пришла к Анне снова.
- Я не боюсь. Я закрою глаза, и не стану шевелиться. А вы скажете, когда можно открыть.
Анна взяла ножницы.
Этот час был самым долгим, самым страшным, самым счастливым. Оливия сидела с закрытыми глазами, слушала музыку ножниц, и была где-то очень далеко.
- Открывай, - Анна обняла малышку за плечи.
Из зеркала на Оливию смотрела какая-то другая девочка. Сногсшибательно красивая, нежная, уверенная. Девочка, которой под силу всё, чего только она не пожелает.
- Я похожа..
- На себя.
- Но я похожа..
- Я сделала тебе свою стрижку. Но ты теперь похожа на себя.
- Теперь я вижу. Я буду учиться ещё лучше. И я… не хочу в медицинский. Я не хочу принимать роды у женщины, которая потом отдаст своего сына или дочку в приют.
Анна протянула Оливии билет.
- Что это?
Оливия прочитала на билете имя Анны.
- Вы уезжаете? Вы..
Оливия выронила билет из рук и увидела, что на полу лежат два билета. На втором билете, было имя Оливии.
- Мы засиделись в этом городе с его дурацкими законами, тебе не кажется? Сегодня вечером мы уезжаем, если ты, конечно..
- Я не боюсь, - перебила Оливия.
И девочка в зеркале думала точно так же.