Байка на чае.
Будучи пятикурсником судомеханического факультета Макаровки, стажировку я проходил в дивизионе подводных лодок Балтфлота в Лиепае. Там какое-то время после Отечественной войны служил командиром малого тральщика легендарный автор "Атаки века" Александр Маринеско, разжалованный из капитана третьего ранга в старшие лейтенанты за очередной загул. Раздербанили нашу роту по-трое на ПЛ и поселили в казарме Подплава в офицерских комнатах субмарин. Звездоносцы в свободное от вахты время проживали в военном городке и представали пред наши очи на утренний подъём. Особо мне запомнился мичман, химик-техник, отвечавший за средства регенерации и состояние воздуха в отсеках лодки. Появлялся он всегда со словами "кругом отлуп, отступаем", сдувая с рукава шинели невидимую пылинку. Дивизион готовился к встрече 23 февраля. Формировалась для праздника агитбригада. По сценарию начальника Клуба моряков, суетливого лейтенанта, для стихотворной ретроспективы доблестного пути Красной армии от зарождения под Псковом и Нарвой до наших дней требовалось музыкальное сопровождение. В училище я играл в оркестре русских народных инструментов на аккордеоне, а старшина моей роты на трубе. По его наводке летёха предложил мне сесть за рояль. Бацал я на клавишных сносно и влился в коллектив. Обкатали мы программу на зрителях Дворца культуры близлежащего городка Салдус. А на генеральном прогоне праздничного дивизионного концерта я встретил химика с нашей лодки. Оказалось, мичман - отличный баянист и аккомпанирует сводному хору подводников. И вот торжественный вечер настал.
В ходе представления агитбригады я добросовестно озвучил от "Смело мы в бой пойдём за власть советов" до "Этот день Победы порохом пропах". Оставшуюся часть концерта наблюдал из-за кулис. Замыкал празднество сводный хор "Морской песней":
И пусть качает, качает волна морская
И далеко от нас родной маяк,
И пусть качает, качает я твердо знаю
Любые штормы может вынести моряк.
Хор гремел! Баян химика рокотал заливисто и широко, выдавая виртуозные проигрыши. После мощного заключительного пассажа полусотни лужёных глоток зал дежурно похлопал, и занавес закрылся. Мичман подошёл к довольному начальнику клуба, склонился к его уху. Внезапно ошалелый лейтенант своим видом напомнил мне миллионера Корейко, получившего бандероль и прочитавшего: "Графиня изменившимся лицом бежит пруду". Затем они затеяли возню. Со словами "А теперь, точно, спою" химик вырвался из судорожных объятий противника и прошёл к рампе. Видать, несмотря на отлуп, отступать здесь он не собирался. И тут я понял, что товарищ-то подшофе. В зале раздались смешки и шушуканье. Развернулись меха, и до невероятия сильный баритональный тенор запел:
Эти глаза напротив —
Калейдоскоп огней.
Эти глаза напротив —
Ярче и всё теплей.
К припеву певец полностью овладел моряками. Все уже, наверное, чувствовали то же самое, что и отчаянный влюблённый:
Пусть я впадаю, пусть,
В сентиментальность и грусть,
Воли моей супротив —
Эти глаза напротив!
Вот и свела судьба,
Вот и свела судьба,
Вот и свела судьба нас.
Только не подведи,
Только не подведи,
Только не отведи глаз.
Мичман спел, и в зале наступила гробовая тишина. Народ ждал реакции первого ряда, где сидел контр-адмирал, командир базы, со свитой. Главный военный чин встал и захлопал. За ним зал разорвало овацией. Зависимые люди, зажатые в рамки беспрекословного подчинения дали волю своим эмоциям. Казалось, ещё чуть, и от восторженного гула стены клуба развалятся к едрене фене.
Говорят, на следующий день даже капдва, начальник электро-механической службы дивизиона, встретивший нашего певца на плацу, первым поднял руку к козырьку, отдал ему честь. И еще я понял, почему мичмана за глаза звали "х**ло" с какой-то особой теплотой в голосе.
Байка на чае.
Прошлым летом к нам на дачу, в Усть-Нарву, приехала из Таллинна дочь с мужем, детьми и собакой. Старшая внучка восьми лет оказалась там на отдыхе не первый раз. А вот для младшей, полутора лет, всё явилось настоящим потрясением. Топотала по огороду из конца в конец, непередаваемо лепеча у каждой новой травинки или цветка. Самостоятельно собирала в рот всевозможные ягоды, даже зелёные. Кобель, овчарка по кличке Майк, юниор семи месяцев, на даче осваивался тоже впервые. После пробежки по грядкам и попытки вырыть котлован у яблони "Слава победителям" был взят на поводок и привязан к стойке банной лестницы. Здесь он нашёл для себя новое занятие - облаивать долго и страстно каждого индивида, проходящего по примыкающей к даче дороге. Ближе к вечеру зять увёл этого хвостатого балбеса в лес дать всё-таки вволю набегаться, снять стресс, так сказать. Сидим с дочерью за столиком под спасённой от Майка яблоней. Рядом копошится с лопаткой и ведёрком меньшая внучка. Мимо нас по дороге проходят дачники с автобуса. Внучка с негодованием смотрит на них и громко произносит: Аф! Аф! Аф! - видно, рассудила, что по всем правилам чужих надо облаивать. А Майка-то, ответсвенного исполнителя, нет. Мы ржали два дня. Очень умная и хозяйственная девочка растёт, порешили.
Байка на чае.
Как-то летел я на контракт транзитом через Франкфурт. На терминале бросался в глаза народ навеселе. Ларчик открылся просто. Проходила презентация водки "Русский стандарт". У внушительных размеров картонной бутылки бренда девулька в юбочке макси-пояс разливала огненную воду в пластиковые дегустационные стаканчики. Очередь на пробу, как в мавзолей Ленина. И видно, распробовать с первого раза напиток для многих пассажиров задача оказалась непосильная. Ну, на то он и русский стандарт. Стоит только иностранцу вкусить его, отойти уже сложно. Магия!
Байка на чае.
Как-то летом поехал я с женой на базу гидрометеорологического университета. Партнёр супруги по префу давно приглашал нас туда отдохнуть. Эта база находится в деревне Даймище, по дороге на Псков из Питера. Речка там впритык, Оредеж называется. Баня на ней. Заманчиво. По наставлению зазывателя узаконить проживание надо было у смотрителя. Позакомились. То да сё. Спросил, есть ли рыба в речке. Ведь до революции Оредеж форелью славилась. Выращивалась в садках. К столу императорского Двора поставлялась. Смотритель удивился и со вздохом сказал, что три года как удочку из кладовки не доставал, безнадёга. Вот на окаменелые останки рыб эпохи палеозоя можно наткнуться. Археологи здесь находят.
Спиннинг у меня в багажнике всегда на стендбае, и оформившись, я всё же решил поблеснить. Три заброса, и три щучки в локоть! Правда, все последующие проводки пустыми оказались.
Уху сварили знатную. Смотритель был в шоке.
На следующий день я решил повторить. Иду к реке поутру. Профессоры, доценты в шезлонгах загорают у гостевых домиков своих. Видят меня, встают и приветствуют. Желают удачи. Спускаюсь к берегу и вижу картину: студенты, ежедневно проводящие учебные практики на реке, их преподы, - все заняты одним - удят рыбу, только удилища мелькают. А рыбы нет.
Художник Кузьма Петров-Водкин написал в Даймище знаменитую картину «Купание красного коня». А был ли тот красный конь? Вот я верю, был. Три щучки меня в этом убеждают.
И кстати, реально круто, когда маститый доктор наук первым здоровается с тобой, рыбаком-любителем.