Пейзанская беседа

Владимир Емельяненко
   Это была замечательная поездка на дружескую дачу. Да, да, я не оговорился,
дача, конечно друзей. И да, этот небольшой домик всегда был местом дружеского
сбора самых разнообразных людей.
   Было чудно. Тёплая печка в эту нежаркую погоду. Чай, просто хороший чай.
Простые салаты-бутерброды, но сделанные отменно. И простые напитки, скажем,
теперь привычное Абрау. И необычные люди. Впрочем, тоже не из господ. Простые
интеллигентные люди.
   Например, Вера Родионова с её бесконечными рассказами. Но сколько же
интереснейших людей в её коллекции! Столько усадебных музеев, или музейных
усадеб помнят её глаза. Да за ней надо с диктофоном ходить! И пела, конечно.
Как только разговор о чём-то напомнит.
   Вера ещё раз вспомнила, что начинала петь в народном хоре. Это как раз,
когда разговор был о вечере Пожарского. Нет, нет, о Князе я сейчас не буду.
   На даче и о Константиново говорили. И вот теперь у меня всплыла мысль
о высказывании Дмитрия Сергеевича. Однажды прочёл, и с этим я буду всегда.
Лихачёв сказал, что народная народная культура, это та же высокая, только
прошедшая через опыт обыденной народной жизни. Тот случай, когда сочинения
умников "профильтрованы" народным чувством. Хоть, тот же Есенин. Это -
крестьянский мальчишка, сошедший с колен Пушкина. Погладил Александр
Сергеевич по светлой головушке - вот от, Поэт Руси.
   Круговорот стихов в природе!

   То, что выше написано - преамбула. А разговор о собственно поэзии.
   На даче была импровизированная презентация двух книг. Два автора и всего
пять человек компании. И за-ме-чательно!
   Поэту нужен слушатель (вариант - читатель). Без него стихи получаются
слабовато. Поэту слушатель, что всякому из нас - воздух. Или хлеб с молоком.
Вспоминается бабушкин деревенский дом. Вскуснючий хлеб, её руками замешанный
и выпеченный, и кружка молока. От её же коровы. Бабушка, её хлеб и молоко -
то, что обязательно должно появиться в жизни человека. Без этого единства,
связи человека с миром толком не получается. И без своего визави поэт теряет
своё чувство окружающего.
   Чем больше читателей, тем лучше? А вот и не так. В зале достаточно двух
человек. Они - твой друг и Некто. Друг заведомо знает, слышит тебя и иногда
("вот,гад") критикует. А Некто тебе неведом, но впивается в твоё лицо, твой
голос глазами и слухом. И ты понимаешь, ему это нужно.
   А в целом, большой зал поэту... Это актёру весь человеческий хор взоров -
наркотик. Тебе же не нужен.
   Не упрекайте в высокомерии. Знаю я, что поэтический зал заполнен
личностями. Пустой человек на такую работу, на слушание стихов не придёт.
А после выступления ты разговариваешь в кулуарах или на ступеньках
с личностями. Каждый индивидуален и интересен. Но зал, зал всё это
человеческое богатство усредняет.
   Нельзя идти на поводу у зала. О сложном можно и нужно говорить. Тот, кто
равен тебе по знаниям или выше тебя поймёт. Тот кому ещё учиться, подтянется.
Пустышек, как я сказал, в поэтическом зале не бывает.
   Взаимодействие же с усреднённым и тебя усреднит. Ты о своих тревогах
забудешь и станешь писать заказуху (сам для себя - называется по другому,
самозаказом), благо, ремесло есть. Примеры тоже есть, хоть тот же Быков.
   Гуру? Зал за собой? Позвольте, учитель столь же смертен, как и всякий
живущий. Следовательно, он оторвался в понимании какой-то части жизни,
в чём-то своём. А в остальных вещах вполне может плавать, в чём-то и вовсе
профан. В той части,где другим интересен? Прекрасно, это - тот же самый
случай: говоришь лицо-в лицо. Индивидуально, с индивидом, человеком.
   Толпу (усреднённых человеков) ведут вожди. Вождь и поэт находятся
в противоположных концах одной общей площади.

   Вот и получается, что самая сладкая встреча поэта со слушателем происходит
в ма-аленькой компании на пять-десять, крайний случай, пятнадцать человек.
Когда: "А! Кстати, у меня об этом есть один любимый стишок".
   Может возникнуть завистливый вопрос, мол, как же остальные читатели.
Пожалуйста, вот, на стихире все черновики выложены. В-открытую, читайте.
Чистовик, то есть, книга? Да никто не спрашивает. Точнее, спрашивают те, для
кого она запланирована. Большой зал нет, не исключается. День Поэзии (у меня)
ВГУ. Мы там встречаемся, разговариваем, показываем то, что за прошлый год
пришло. Или у Князя, на его поэтическом собрании можно встретиться...
Варианты есть.

   Вот, что ещё что замечательно в маленькой компании. Время в этом
содружестве живёт отдельно, компания отдельно. Вдруг звонок: "Мама (папа),
я пока задерживаюсь. Но часа через два думаю подъехать."
   Ты смотришь на часы: "О! У меня дома кое-что на вечер осталось доделать".
И у других такие же мысли возникают. Но собираемся, не торопясь. Прибираемся
или хозяйка замашет рукой: "Ладно, ладно. Что тут делать? Езжайте, я ещё ваши
книжки успею почитать."
   Выезжаем, ещё далеко до сумерек, но вечер подходит. Дорога петляет между
домиков, Далее - шоссейка двухрядная, где машины уже несутся. Трасса,
мосты-развязки, Широкая улица, шум. Солярис Тарковского помните? Здесь
примерно так же.
   Дальше - петляющие улицы города, церковка, две женщины в платках.
"Да, да, да! Завтра же вербное..."
   Шестой час. Город начинает входить в Иерусалим.