Я сгорал в Освенциме, в печи,
превращаясь в почву чернозёма.
Опухал от голода в ночи,
умирал в блокаду обречённо.
Я Хатынь, Одесса, Сталинград...
Не жалея собственную шкуру,
понимал - немыслимо назад.
Закрывал собою амбразуру.
Я на танк отчаянно ходил,
прижимал последнюю гранату.
На груди бандеровский бандит
вырезал мне звёзды как награду.
Убегал от яростных собак
беспощадной лагерной охраны.
Был расстрелян, сброшенный в овраг.
Выползал,засыпанный, из ямы.
Протянула ручки детвора
с номерами ада-Бухенвальда.
- Для солдат немецких им пора
кровь сдавать... А хлебушек награда.
Обманули, хлеба не подав,
обескровив маленькое тельце.
Распростёрлась птицею беда,
никуда не спрятаться, не деться.
Я вгрызался в землю, как гранит,
рыл окопы, словно исступленный...
До сих пор пронзительно звенит
крик деревни, заживо сожжённой.
Я видал, как маленьких детей
на штыки с улыбкою бросали...
Даже самый лютый лиходей
не познал, что русские познали.
Я прошел бессилие и плен,
обливался выстраданным потом.
Мне не надо жалости взамен,
я желаю правды лишь, Европа.
Мне ломают памятник у вас,
называют злобно оккупантом.
Расскажите правду без прикрас
кто тогда командовал парадом.
До сих пор, простите, не могу
равнодушно слышать по-немецки...
До сих пор на сердце берегу
флаг с серпом и молотом советским.
Украина, думай головой
у могил расхристанного братства.
Вознеслась Иудовой родней,
растрепав духовные богатства.
Я Донбасс, истерзанный тобой.
Я мальчишка тот, что был разорван.
Не пора ли зверствам дать отбой...
Почему же разум твой расстроен?!
...Не грозите санкциями нам,
мы прорвемся сами - не калеки.
И своих земель я не отдам
ни клочка, ни пяди. И вовеки.
Журавлям гамзатовским всегда
помашу... с невысказанной болью.
И пускай проклятая война
нас обходит, русских, стороною.
Я Медведь - и званием горжусь.
Не сдаю законного пространства.
Восстает величественно Русь...
в куполах сусального убранства.