Под сенью озябших лип,
Под заиндевелый мрак
Стенания, вой, всхлип
Безвестно кого и как
Доносятся сквозь сон,
Сквозь хохот вороньих стай,
Гогочущих: «Вот он,
Коробит его "встань",
Коробит его "вынь
С карманов души страх".
В кормушке твоей – вонь,
В кормушке твоей – крах».
Ах, кабы вина глоток,
Вина бы сполна испить!
Неба звёздный платок
Свернётся в тонкую нить
И, в ушко луны войдя,
Расстелет шелка ковров,
Расстелет обличье дождя.
Иоподобных коров
Ты будешь теперь страж,
Ты будешь теперь тем,
О ком, восходя на кряж,
Воспел Оссиан в темь:
"Сон мертвецов глубок.
Изголовьем им служит прах.
Сон мертвецов – клубок,
Нераспутанный на устах.
Где-то среди рек,
Где-то там на холме
Видится мне рок,
Видится рок мне.
Сон мертвецов глубок.
Услышь, воспеваю сон.
Внимает послушно Бог.
И, чую, не внемлет он,
Который, как шум рек,
Который предан земле,
Нашедший у лип рок,
Решивший у них замлеть,
Решивший взойти на холм
И сгинуть на том холме.
Мне видится течь волн,
Видится течь мне."
Ах, кабы вина глоток,
Сполна бы испить вина!
Сон мертвеца глубок.
Сон мертвеца – глоток,
Сон мертвеца – она,
С початых едва строк.