Работа со знаками не завершена. Черновая публикация для защиты авторских прав.
Знаки:
“ ” - Чаще всего речь героя.
(“ ”) - 1-й внутренний голос героя: мысли.
( ) - 2-й внутренний голос героя: чувственное восприятие.
< > - 3-й внутренний голос героя: разум/инстинкты.
[ ] - Голос со стороны: протагонист спустя годы.
I
Бывает,
Вытянешь ладонь
Перед собой,
Нарядный весь!
Да самое, что ценного имеешь, -
В неё!
сложишь...
И так, пошире распластав, и вздымешь высоко-высо’ко - как сумеешь только!
После…
Затаив дыханье…
Ждёшь…
И ждёшь…
И ждёшь…
(И манишь.)
И появится вдруг пташка...
Красоты - невероятной! -
“Просто самая из самых!!!” -
Кажется тебе тогда…
(После того как на ладонь
Она твою
легонько сядет…)
Да никак,
Никак,
Никак!..
Не налюбуешься ты
ей.
А пташка та, ну точно ей
И дела нет до угощений -
Чи-инно так,
неспе-е-ешно так... -
Поклёвывать возьмётся их!
(Да между тем по сторонам
Неловко будет озираться.
Вроде бы похоже, что…
Заигрывая так с тобой!)
“Да кто ж красоту-то такую упустит!!!” - и пальцы, - Р-РАЗ!!! - в клетку над нею сомкнёшь!
(Да словно дитятко, потом - не нарадуешься, что поймал, - “что твоя теперь!.. Пташка.”)
А дальше…
Пытаясь её приручить...
И кормишь…
и греешь её…
и ласкаешь! -
Пылинки с неё осторожно сдуваешь! -
Всю нежность, весь пыл ей свой юношний даришь…
(Как всё, что имеешь ты, - даришь лишь ей!..
По-за этим не видя
мелькающих дней.)
А она присмиреет...
И даже как будто...
Разнежится -
миленько так запоёт…
Но тут как во весь голосок засияет! -
Так тонко!
так чувственно-...
...проникновенно!
Что сам ты…
[Такое едва ли слыхавший,
Не подозревающий даже, что им
Уж страстный милей холод воли, чем что-либо
Как тесный притор объятий тугих,
И что пение это, как сладко б ни лилось -
Нельзя ему верить!!! - от пташек таких.]
...обомлев,
разожмёшь непослушные пальцы…
И пташка - фьють! - выпорхнет.
Скроется вмиг.
“Как самого глупенького дурачка…” -
Тебя она. Лихо. Обманет.
И с грустью лишь будешь потом наблюдать
То тут -
то там -
То тут -
то там
Ни с чем не сравнимый её силуэт...
(То тут…
то там…
То тут…
то там…)
И лишь бесподобный её голосок ты носящимся по всей округе услышишь
То тут, то там... То тут, то там! -
Что на деревце… что на кустике! -
Да везде БЕЗЗАБОТНО ЗВЕНЯ!!!
…
<и ведь верно:
столько лакомств кругом.
поди их тут все собери.>
***
Опомнившись,
Глаза,
Печали полные,
Разбито
На ладонь свою
Опустишь:
В ней метка птичья
Да два жалких
пёрышка.
И, вздрогнувши,
Ты оботрёшь всё
Молча.
…
[А всё ж потосковать ещё придётся!]
…
“Ведь САМАЯ ИЗ САМЫХ была!!!” -
Кажется.
***
Слегка возмужавшую руку
Ты вновь пред собою возденешь:
В одиночестве - что за жизнь?!
“ЧТО ЗА ЖИЗНЬ?!!”
Да и снова замрёшь в ожидании.
Станут вскоре
Красавицы
Новые
До тебя прилетать
С регулярностью.
Ну а некто -
И вовсе
Повадится!..
Только всё не те…
“ВСЕ НЕ ТЕ!!!”
И никто уж не мил тебе
После неё.
Ты ведь в каждой
Дивнейший её голосок ждёшь услышать
И в каждой! -
Черты её ищешь…
Но тщетно всё.
“ТЩЕТНО ВСЁ!!!”
Пройдёт ещё время. Ещё повзрослеешь.
Окрепнешь. Возвысишься -
Сам новым станешь!
И ум свой, сноровку, конечно,
проявишь...
Да перехитришь её!
(“ПТАШКА ВЕРНЁТСЯ!!!”)
И снова тебе запоёт сладострастно:
Её уж не манят другие соблазны,
Причём, это видно достаточно ясно,
По-правде она теперь радуется.
А ты - всё сильней сквозняки лишь ей даришь,
И, видя, как любит она это слишком...
(И даже тебя уже, кажется, - тоже!)
Ты так далеко и настолько надолго
Её отлучаться уже отпускаешь...
Насколько лишь пташка
Сама пожелает.
<да пальцев - не складываешь больше в клетку:
считаешь: твой выбор за свой принимая,
она уважать будет всё-таки лучше.>
И, словно спуская счастливый свой случай:
Лети, дорогая...
Лети, дорогая...
Лети, дорогая -
лети! - не держу...
А сам себе в это же время внушаешь:
“Пускай улетает...
Пускай улетает...
Пускай улетает -
пусть сравнивать может!”
<и, пусть лишь от мысли - мурашки по коже,
тебя не должно это слишком тревожить!
ведь если где лучше найдёт, так ты тоже!! -
ещё лучше станешь!!.>
“И пташка вернётся?”
<а как же!
...
вернётся!!
...
конечно, вернётся!!!>
В себе то и дело с трудом подавляя
Колючее слово
“наверное”.
Доверием же твоим потчуясь,
Иной раз она увлечётся...
Так сильно порой cвоим остреньким клювом,
До крови! ладошку изранит…
(Ну а подчас и столь глубоко,
Что, готов поклясться Богом! -
Будь зажат в зубах прут стали -
ВРАЗ ПЕРЕКУСИЛ БЫ!!!)
<но эта красота её...
да пения густой нектар!.. -
они ведь вдвое больших жертв
достойны будут, уж поди!..
к тому же неприятной боль -
такую - грех тебе назвать!..>
Так в подсознании твоём
Что удовольствие, что боль -
В одно сольются: будешь ты
И дальше пташке всё прощать.
Но ей… чего-то не хватать,
Однако ж, видно,
будет…
(прилетать!..) -
Всё реже…
(и гостить!..) -
Всё меньше…
(...)
Всё короче…
(Жёстче!..)
Жёстче уязвлять притом!!. И метить…
(Тут же метить!..)
Где клевать…
(Там сразу и метить!!!)
Только…
долго так продержишься ещё, да…
<да…>
“Да так ли красота нужна,
Коль вовсе скрылася она
За толщею помёта
Да мной пролитым потом?!!
КАК ЖИТЬ?!!
Когда за хлопотами
ДНИ НЕ В РАДОСТЬ СТАЛИ?!!
ДА И ГДЕ ЖЕ ВЗЯТЬ МНЕ ТОТ ПРУТ СТАЛИ,
Чтоб перекусить?!!” -
И бросишь! немилою ставшую птаху
В холодный порыв дождливого ветра,
Ладонь же -
Захлопнешь:
Изранена вся.
…
Но пташка вернётся, на сжатый кулак сядет:
Смотрит с мольбою тоскливой во взгляде...
(Да с тихим напевчиком, будь он неладен…
“Твоя теперь только!..
Твоя теперь только!..
Твоя теперь только - возьми же меня!!!”)
Но ты не поверишь - метнёшь! - Посильнее!! -
И за спину руку дрожащую спрячешь…
(Ведь сам уж от жалости чуть ли не плачешь!..)
… - Совсем ещё раны свежи.
Только пташка лететь никуда не захочет, и правда.
Пред тобою зависнув, такую вдруг песнь заведёт! -
В точь стройнейшей виолы трагический плач,
Над которой ты - монстр! - бездушный палач!! -
Неотвратную кару возвёл, и никто…
“И никто бы не выдержал столько!
Да никто б столько не устоял!!! -
На поруки несчастную пташеньку взял бы обратно!”
(Как и ты сейчас, стал бы надеяться только,
Что вот, ещё пару терпения капель,
И пташку, пожалуй, удастся немножечко
До…
Пере…
Довоспитать!)
А до той поры так и оставишь!
На костлявом
Сидеть
Кулаке.
<как бы к новым условиям этим её приучая...>
[Невдомёк-то совсем ещё будет тебе:
Пташка выросла, больше не станет она
Воспитаньям чужим поддаваться! Как и...
И ученью твойму - не завнемлет.]
Ох, намаешься…
Ох, и намаешься!..
Только так ничего и не выйдет:
Снова в нежизнь тебе превращать станет жизнь -
Твоя! -
неисправимая птаха.
И не найдёшь на сей раз сил,
Чтоб вырваться из мёртвых пут,
“Ведь как сейчас стоит её
Мольба перед глазами!
И трогательной песни той
Призыв поныне правит мной!”
А бедный разум всё твердит:
<напрасно ты ей
верил.>
И терпишь всё:
Клевки и нечистоты.
В душе надеясь, что на место этой
Со временем ты новую отыщешь.
“Иль эта вдруг сама -
Чем чёрт не шутит! -
Другою станет!..
…
Ладно.
Пусть не вдруг”.
Бывалый по соседству орнитолог,
Тем временем, давно силки расставив,
В коварстве наглом пташку переманит!
Себе на пользу улучит момент.
А та, на все его уловки клюнув,
“Позарившись на жалкие те крохи,
Пренебрежёт красы своей ценою!!!”
Беспомощно запутается в них.
И вновь ты руку уберёшь,
Чтоб не было назад дороги -
Пусть ютится, мол, на тесной,
Дряхлой жердочке его!
“Да пусть теперь вкусить дерзнёт
Давно загнившие плоды…”
(Но вдруг на голову твою
Тоски свирепой ляжет груз
Да так к земле тебя прижмёт,
Что встать уж не сумеешь болей!!.)
И вдобавок за забором
Песнь знакомая польётся!..
(Боль!)
<… то не скрежет смычка по натянутым нервам…>
(Резкая боль!!)
<... то не слёз кислота, что заполнила вены…>
(Ужасная антиприятная боль!!!
ЛУЧШЕ СМЕРТЬ!!! -
А Д С К И Ж Г У Ч А Я Б О Л Ь !!!)
<... то не горечь утраты, не желчь оскорбленья,
не ярость скопилась у губ твоих пеной,
то всё это вместе! - всё одновременно!!! -
измена!!!>
“ИЗМЕНА!
ИЗМЕНА!!
ИЗ-МЕ-НА!!!”
И в боли неприятной той
Рассудок станешь ты терять -
Все принципы свои предашь,
Чтоб боль - приятную! - вернуть.
От самого себя тайком
Ты в небо руки возведёшь,
И снова станешь в муках ждать,
Сомнения отбросив прочь:
“Уж как-нибудь, но только лишь…”
<но как же?>
“… Как-нибудь! но уж…”
<и всё же!>
“Я не знаю!!! Но…
Пожалуйста! - не БЕЗ НЕЁ!!!”
(Ведь руки - помнят её стан!
Ведь уши - рядом её слышат!!
А в глазах - ещё стоит
<в неё вселённый!>
Идеал!)
Однако ж,
сколько б ты ни ждал,
А пташка больше… … …
Не летит.
<и ладно.>
“И хорошо даже!”
<стало быть...
для новой теперь место свободно.
пусть и не такой она будет красавицей…
но... как твердит его величество опыт…
это и не самое главное.>
“...в птицах-то”.
II
И не дрогнет рука.
На морозном ветру.
Да и не шелохнётся. Даже.
Столь уверенно навык освоен приманки…
(Но что “приманить”? - лишь полдела.
Понять, та ли самая это, - вот здесь уж,
Пожалуй, и есть
Мастерство.)
А на мимолётных глядишь уже разве что - мельком, -
И взглядом их не провожая.
Такую ведь ждёшь, - “чтоб как можно надольше!”
Чтоб звать её мог ты - “по праву своею! -
Всех ближе была чтоб, милей и роднее!!!”
<да чтобы не висла
обузой на шее.>
И, да,
На ловца зверь и сам побежит,
И, да!
Без труда позабудь об улове,
Но, коль прикоснулся хоть раз к журавлю -
“К его изумительно нежному телу -
Насколько прекрасному,
Столь и желанному! -
Столь же и не без труда досягненному!!!” -
Стало быть, вряд ли когда-то сумеешь ты
Счастье найти
с заурядной синицею.
…
“Сколько ж, однако, терпения нужно...
Да выдержки сколько! -
И всё для того лишь,
Чтоб все соблюсти невесть кем установленные,
В молчаливом согласии принятые -
Да зачем-то ещё узаконенные! -
Совершенно дурацкие правила!..”
<или просто
обычаи древние.>
Вот и ищешь
Среди крайностей полярных
Компромиссы;
А меж ними - самый главный компромисс:
“Пусть не певчей будет птица,
Раз отзывчивой - хотя бы;
Пусть летает невысоко,
Но готовится к тому;
Красотой пусть не тревожит
Неокрепшего сознанья
<от таких одни страданья!> -
От таких лишь боль одна!!!
Быть бы ей всего лишь милой,
Предсказуемой - да верной! -
<обнажённые чтоб нервы
нежностью своей согрела!> -
В этот дикий, жуткий холод
<обжигающе промозглый!!!> -
Уж внутри когда всё взмёрзло -
Пусть окажется лишь “прозой”!
Но, пока ещё не поздно,
Мне тепло всего нужней!
<согреться!!!> - СПРЯТАТЬСЯ СКОРЕЙ!!!
В простом и тихом,
но тепле!”
(И тут вдруг вспомнится одно довольно милое создание,
Не столь уж и давно неподалёку видел что,
И, хоть и был тогда твой ум всецело пташкой бывшей занят, -
Как и с нею связанных забот, увы, нелёгкой ношей, -
Всё ж не смог ты не отметить добродетели смиренной
В деликатно, нежным светом, зрящих на тебя глазах,
И также в облике той птицы (ангельски кристально-чистом)
Не сумел от тебя скрыться целомудро кроткий нрав…)
“Да ведь она была тогда, казалось, робко покориться
Одному готова - рыцарю, который защитить её
От злых ударов лап когтистых сможет! Да притом и сам,
Своим не изменяя принципам, в суровой схватке с ураганом -
Дубом
Мощным
Выстоит!
И, будь она даже всего лишь наседкой, но - чёрт побери! - разве кто-то сказал,
Что, крылья имея, неможно из клетки удрать, и начать покорять небеса?
Иль что существо, кое воздухом дышит - способное звуков освоить “секрет” -
Не сможет, “карабкаясь” выше и выше, добраться до нот, и в итоге - запеть?!
Ведь можно ли жить без свободы и песен - красивейших, лучших даров во Вселенной?!
И можно ль отнять у кого-то то нечто, заложено что в ископаемых генах?! -
Да нет же! Подобное антивозможно!!! - Ведь ежели кто-то чего и захочет,
Да всей своей сутью к тому устремится, - неважно, герань то, кальмар или птица, -
Не сдюжишь его уже остановить ты!!! - как нет у природы достаточной воли
Стоять на пути у своих же созданий - а значит, ничто не способно заставить
Бездвижно лежать
Эволюции Коло!!!” -
И доли секунды тебе точно хватит,
Решившись, на поиски броситься той,
Кем, словно бы факелом, смог разогнать ты
Вокруг воцарившийся сумрак густой…
<и, может быть, если ещё повезёт,
расплавить бы ты попытался тогда
сидящий столь долго и столь глубоко в твоём сердце
кусок острогранного льда...>
А птицу отыщешь… достаточно быстро:
Она и сама будто только ждала,
Что кто-то её поскорее отыщет,
Не зная, однако, - как друга… Иль в пищу! -
Поглубже в гулу тупиковом забившись,
всем перьев своих золотистым нарядом
дрожа, точно хищник какой-то с ней рядом,
зажмурив глаза, глубже голову вжала...
“Аж сердце от вида такого визжало!
Но что с нею? - вытянув руки навстречу,
Ты к ней приближаться попробуешь плавно,
стараясь унять: - Тише, ти-ише…” -
но птица -
лишь с большею силою
в угол тот жмёт-
ся!..
Тогда (ты почувствуешь это) придётся - рывком!!! -
очень резко, но бережно -
к стенке
прижав её,
взять со всей нежностью
в руки.
И только когда трепыхаться панически станет в объятьях, внезапно сомкнувшихся,
Не разгадавший сперва её ужаса тут же поймёшь всё: “Крыло перебито”.
Затем, подсобравши в кулак своё мужество, птице доказывать станешь, что дружествен:
Будешь ухаживать зимними стужами, лаской с заботою тихо окружишь,
И вскоре, уж голубем с нею воркующий, бодрой поддерживать будешь да сытой...
Глядишь... Уж и птица с тобою воркует в ответ, да покрепче прижаться стремится,
Крылом, что здорово, пытается как-то обнять тебя! - “Добрая, милая птица -
Как будто птенца своего укрывает!” - и правда, почувствуешь, как всё оттает
Внутри: на душе хорошо тебе станет:
так нежно легко, так воздушно комфортно,
Что прямо тогда и подумаешь: “Вот оно!
Счастье моё неземное…
Пришло.”
А милая птица тем временем будет (из тех, что ей подле себя подвернутся, - “Каких-никаких, но ведь всё-таки!” - прутьев) уютное гнёздышко вить для двоих.
Окутанный негой тепла и заботы - простого тепла и такой же заботы! - возрадуешься: наконец-то обрёл ты всё то, без чего так бескровно поник!
И птица - ещё лишь сильней будет жаться к тебе своим телом покорным, - “О, счастье!” - так преданно глядя в глаза и не пряча больного за спинкой своею крыла.
И ты лишь ещё раз тогда убедишься: напрасно до этого в муках так бился, надеясь дождаться “ту самую” птицу, ведь вот она, милая, - рядом была.
И даже и сам не заметишь, как скоро весна уж придёт, твоя милая птица от травм своих прежних оправиться сможет (и ты от своих уже, кажется, - тоже…)
“И, Боже! - уже в два крыла обнимает!” - и льнёт к тебе тесно, воркуя при этом: ей нравится видеть “цыплёнка” согретым... Да чтобы здоровым он был... Да чтоб сытым!.. И чтоб никогда не терялся из виду!
[И то, что казаться могло тебе раньше несбыточным чем-то, заоблачным даже, теперь будет рядом с тобой и согреет не только успевшие спрятаться нервы, но всё твоё в общем окрепшее тело.]
И день ото дня будет милая птица лишь ближе тебе продолжать становиться, а вещи, недавно ещё непривычные, станут обычными… “Даже обыденными!”
Когда лето нежданно наступит;
когда солнышко ясное встанет;
Когда пламя лучей своих щедро прольёт на просторы цветущего края;
Когда, стоя в Зените, томить адским зноем начнёт всё живое и плавить! - твоя птица милая будет к тебе со всем пылом своим только жаться и жаться, вообще никуда отпускать не желая: воркуя, “куда?!”-хтая, точно страдая от мысли одной, что придётся расстаться. И вроде согрет ты, и вроде бы счастлив быть должен, а всё же… <а всё же не можешь!> тебе не хватает чего-то такого... незримого, будто совсем эфемерного… (словно бы воздуха, коим мы дышим… И точно! - всего как-то слишком уж много вдруг стало, однако того не хватает, что жизненно важно, что всякому нужно - да и без чего жизнь не мыслима вовсе!) - “Но что это?” <как же теперь разобраться...>
(Только крепнуть чувство это будет с каждым новым днём: тебя уже со всех сторон оно, как жертву свою, сдавит!)
Вскоре до того дойдёт, что мест себе не находя, ты станешь жадно хапать ртом остатки воздуха, что спёрт и обжигающе горяч, и вот тогда ты, в один миг не задохнувшись чуть, прозреешь (заодно и пташку прежнюю свою поняв - отчасти):
“Красоты!”
(Ведь жизни
Остро
Не хватает -
Красоты!!!)
<красоты путеводной звезды...
красоты рвущей парус мечты...
красоты, что над безднами стелет мосты,
не давая желаньям остыть...
красоты, что упавшего вниз с высоты
воздымает обратно - но кратно! - сквозь дым,
сквозь туманов капканы и рваные раны,
сквозь пекло пустынь и полярные льды -
через море мирской суеты!
красоты,
наполняющей доверху каждый твой день,
чтоб ты двигаться дальше и дальше хотел -
вслед за новооткрытыми смыслами! -
ненапрасным чтоб
путь был твой
жизненный.>
И с ещё полыхающим словом “ПОРА!” в искро-пламенно вспыхнувших юных глазах
Ты решишь вдруг свою ненаглядную птицу готовить к тому, чтобы взмыть в небеса -
Через страх! -
да и пенью попутно учить…
(Не допустишь и тени намёка на мысль на минуту хотя бы созданье оставить, ведь слишком родными к тому вы с ним станете
Времени, и повторяешь себе: “...ведь, кого-то однажды сумев приручить, лишь убийца жестокий с ним сможет расстаться!”)
Тогда, - разбежавшись как следует, - ты будешь выше и выше подбрасывать вверх её, - ВВЕРХ! - свою нежную, милую птицу,
При этом же не забывая смотреть, чтобы вовремя смог её вновь подхватить, только птица - совсем неготова к тому -
Будет в ужасе тут же лишь в руки к тебе опускаться. (Пред новой попыткой её ободряя, за разом лишь раз будешь не без тоски подмечать: коли и удаётся ей крылья раскрыть, то всего лишь на жалкую треть! - да и то лишь, чтоб только плавнее спуститься! да мягче в твои, - “Эх…” - объятия сесть!) Тем же вечером, вам с ней беря передышку, ты будешь спускаться всё ниже и ниже, по нотам и меж них, - до стонов, до хрипов, до спазмовых дрыжиков! - только бы вызвать у птицы хоть что-то... - хоть что-то к тому отдалённо приближенное! То есть просто подобное. Ты же затем будешь вновь, вновь и вновь подниматься - и снова! спускать себя вниз, чтобы всё-таки где-то “нащупать” то самое, что было б можно назвать резонансом, который, как только возбудится - всех колебаний бы смог передать модуляции: ейному телу! (иному объекту!) и стал бы тогда он мелодий куплеты вещать вновь починенной радиостанцией; только осипнешь ты напрочь, да так ничего и не выйдет из рьяных стараний да только всё та ж её скованность дикая, только всё то же её воркование будут казаться теперь уж тебе не настолько приятными, как было ранее… После и вовсе твоя птица милая будет, нарочно как будто, все силы к тому прилагать, чтоб твоим становиться предметом чем слаще, тем только лишь болей от притора горького, невыносимо глубокого, горя разочарования! (Сделается от попыток твоих, что дневных, что ночных, только более скованной, более робкой да глубже забившейся снова в свой угол укромный в тени тупика безысходного!) - снова тебе всё былое припомнится…
Вот тут-то и поймёшь вполне
(уже, конечно, не свою)
Сремительную пташку:
“Затем-то и клевала, видно,
Чтобы двигался ей вслед…
Но эта… - ведь она как будто в клетке некой заперта!..
Сама вообразила ль?!
Или кто-то клетку ей внушил?!!”
<…>
“Во что же, дьявол! превратить
Дурной энергии заряд?!
Да так, чтобы от этого
Была хоть капля пользы!”
<…>
(И, дабы не носить в себе
Поэзии нестройной яд,
Тебе придётся снизойти
До самой
скучной
прозы.)
Привязанность. Как ни тяготила бы тебя она, соединив с ни в чём не повинным и таким несчастным без тебя существом… - “Нет, нет, нет!” - но коли узы эти безграничная за него ответственность да такой же пред ним долг - ибо кто, как не милая птица, так влюбленно на тебя сейчас глядящая, тебя и самого не так давно спасла от неминуемой гибели? - “Нет! НЕТ!!!” - гнусные все мысли от себя будешь дальше прочь гнать!
“Но как разделаться с этой чёртовой клеткой? - Чем взломать её?!
Да и как могло чьё-то сковывающее внушение столь искренне быть принято за своё собственное упорное нежелание - за категорический отказ! - чрез постижение нового к сильнейшему, способнейшему да к более независимому себе - к самой свободе идти?!!
Как можно взамен всех красок мира утешиться бесплодным неясно чего ожиданием, забившись в тесном своём уголке да из подручного хлама наромоздив в нём некое жалкое подобие уюта, так навсегда и остаться там, в трясине собою же созданных хлопот, и до самого своего печального конца так никогда и не вспомнить о небе?!”
<не бывать тому!>
“Разогнуть проклятые прутья!!!” - и, не найдя собственноручно способа решить проблему, у самой природы ты подсказку явную найдёшь: “Ведь кошки! - так боясь воды, прекрасно плавают при этом!!!”
<верно! ведь захочешь жить - ещё и не на то пойдёшь!>
“А значит, если вмиг отнять у птицы милой, что привычно ей, - самой тогда летать… ПРИДЁТСЯ!!! - просто чтобы жить!” - <с инстинктами ведь разве спорят!> - “И особенно когда то - самый основной из них!!!”
[Тебе, к несчастию иль нет,
И самому придётся вскоре
Всю его лихую мощь!
Иа своей шкуре испытать.]
“И как же, однако, непросто взять и бросить всё: место, где родился и прожил столько; всё то и всех тех, что и кто тебя с ним так тесно связывал всё это время, - бросить и, враз сорвавшись - оставив лишь пустое за собой место, поменять на нечто совершенно неизведанное, чуждое, таящее столько в себе опасностей!..”
(И если сравнивать человека с деревом, то он столь же не властен выбирать, где бросит семя его родитель. И ему, значит, остаётся так же приживаться к судьбой подаренной почве, проделывать столь же долгий и подчас мучительный путь от, казалось бы, сорного и никому не заметного ростка до той величины, на которую будет способен только! Или которой по меньшей мере хватит для того, чтобы выбиться из тени окружения. А для этого лишь один у каждого есть способ: расти. Расти, глубоко запуская корни; расти, широко разбрасывая ветви - расти, преодолевая все препятствия и извиваясь, если потребуется, в три погибели, но всегда неизменно тянучись к свету, и, пускай лишь едва заметно - пусть и вовсе на смехотворные какие-то миллиметры, но всегда - всегда неизменно делаться ещё хотя бы чуточку... - выше!
Ведь и ты точно так же рос.
Жадно впившись корнями в землю, во все стороны распространив свои ветви, впитывал всё, что тогда казалось тебе полезным - изо всех доступных источников черпал живительную энергию! А когда выпавших на твою долю солнца с влагой становилось мало - чему виной как твои собственные возросшие потребности, так же и недремлющие конкуренты - тоже! - то всегда находил ты способ не только лишь самому к новым условиям приноровиться, но и даже их себе в какой-то мере подчинить!
И жил дальше. По-настоящему жил - полной грудью вдыхая лучшие в округе ароматы да из самой природы, как казалось тогда, алчно пия все соки!.. Но когда и этого уже получалось мало, ибо развитием своим упирался теперь в чужие чьи-то границы, тогда впервые лишь промелькала мысль о неизбежности серьёзных вскоре перемен… Но сам тем временем вовсю теснил уже оппонентов да жал их неослабевающим натиском в сторону обочины жизни!.. Однако ведь и они отпор давали!!. Ты сильней!!. И они - ещё сильнее!!! И тогда уж со всем своим остервенением погружался ты в сшибку и всеми доступными средствами разъяренно отвоёвывал своё - да, своё!!! - место под солнцем: хищно вгрызался в каждый клочок земли, которой, к слову, давно на всех не хватало!!!
Тогда, супроть тебя восстав, врагами ставшие соседи принялись побеги твои в непокорстве злостном сечь! да корешки твои рубить!! тогда ж от недостатка влаги, засуха чему виной, твои побеги стали сами отсыхать да отчленяться, делаясь при этом тут же новенькими конкурентами, - они все вместе стали бить тебя со всех сторон!!! Но ты, во весь упор держа врагам своим сопротивленье, в жаркой, душной тесноте пространства замкнутого вспомнил вновь о мысли дерзкой той, что словно искра промелькнула, прежде не сумев разжечь пожара нужного в груди, - и стал её, подобно плоду зреющему, ты тогда вынашивать скорей - “Скорее!” - чувствуя, что сил твоих… совсем немного уж оста…)
“Да как же всё-таки непросто взять и, наспех бросив всё, сорваться с собственного места, что насижено годами! Ведь поистине толчок сильнейший нужен для того!”
[Такой толчок, как, например, тому, кто слишком близок, дорог, острое желание во что б ни стало возместить моральный долг свой и его из плена вызволить скорее; заодно и самому оттуда как-то изойти...
***
Повезёт, однако, если сумеешь там, в неизвестности, сориентироваться вовремя - прижиться, прежде чем успеешь завянуть. Или и того хуже.
Крупней повезёт, если при всём этом сможешь там скоро воспрянуть - во весь свой рост подняться!
И вот уж редкая удача: этот рост продолжить.
Но, как известно, надлежащим образом не взделав почв,
Самонадеянно излишне ждать с них урожаев скорых.
И тебе такой поздней придётся голод испытать…
Да до того дойти, что вскоре к лику лик и повстречаешь -
Смерть свою! -
и вот тогда включится всё ж сумеет вмиг
Наиглавнейший твой инстинкт: ты зверя вдруг в себе откроешь!
Как источник новых сил.]
…
“За что цепляться?
Чем себе и ей помочь хоть как-то выжить?!
Если нет на то привычных, старых добрых рычагов?
Ведь здесь, пожалуй, всё не так, как прежде в планах представлялось… Да и где теперь искать тот выход, что других верней? -
Пытаясь как-то ухватиться за иссохшей тверди пласт, ты будешь тщетно тратить силы, но успехов не иметь, и вскорости иссохнешь сам! - с усердием копая вглубь: рассчитывая, что вот-вот уж скоро свежий ключ забьёт!..
Но солнце - жарит! Птица - льнёт!! Запасы - вовсе на исходе!!! Да и сил уже осталось разве что... - на крайний путь: -
Ведь стоит ли чего-то жизнь, коль больше до неё нет дела
Никому, и даже тем, кто слишком близким прежде был?!
За исключением одной - родной, хорошей, милой птицы,
Той, что робко смотрит вниз, смиренно крылышки сложа?”
“Ну здравствуй, милый юноша! - окликнет страшный чей-то голос
Словно бы из давних лет твоих кошмаров глубины, -
Уж, кажется, пришла пора решить последний мой вопрос
Да выбрать: что тебе милей - привычка жить иль просто - жизнь! -
И вот, когда слетела спесь,
Тебя спрошать могу я прямо:
Кайся - был ли в чём неправ?!
Иль, так и быть, - пожалуй в ад!!!”
Но из костлявых бледных лап
Ты выкрутишься! - именно, что выкрутишься, - ведь движение есть жизнь:
Оно ведь греет, кормит, лечит - и оно одно способно дать порой тебе понять: живёшь! -
И кожею своею энергичный ток услышать! - мощный её ток: ток жизни!!!
Но как содрогнёшься же ты, обнаружив, что истина эта не всем поддаётся:
твоя птица милая,
сжавшись в комочек,
по-старому плотно зажмурила очи
и, точно как раньше,
чего-то безропотно
Ждёт!..
(И на сердце струна оборвется...)
И тотчас бросишься ты к ней! - подхватишь на руки скорее!! - да к груди прижмёшь, подкормишь, приголубишь... обогреешь… - Оживёт! -
И снова, снова крыльями тебя объяв, так смотрит ласково да крепче прижимается, чем прежде, да воркует - просто страсть! (Да всё с таким, однако ж, видом, словно отпустить боится!!.)
<о тебе ль забота эта?
иль, быть может,
о себе?>
И, представив себе со всей ясностью,
Как когда ничего не предпримешь сейчас… Так останешься здесь же вобнимку лежать с ней - а ветер морозный с обычной для ветра лишь будет небрежностью всё заметать ваши окоченевшие да никому и не нужные больше останки - таким же, как сам он - совсем равнодушным и вовсе безжалостным снегом!.. (Никто же впоследствие так никогда не вспомнит о вас…) -
Вдруг сорвёшься ты снова на поиски!
Пропитания будь то… каких-нибудь благ…
Или просто условий получше...
Для себя…
для неё... -
для обоих для вас!
Но, вернувшись, ты снова свою птицу милую вынужден будешь, согрев, накормив... да получше укутав в какие-то снятые с тела горячего вещи, оставить, -
Чтоб снова сорваться!
Чтоб снова искать!!!
И, мечась так достаточно долго, при каждом
Ты будешь назад возвращении лишь
Находить свою милую птицу всё в более
Жалком и скверном её состоянии…
Только однажды почуешь нечаянно,
Будто уж тянешь не ты её из,
А она тебя! - В! - тёмный угол свой дальний
Внутри тупика сильно тянет!!!
<!!!>
(Настолько глубоко когда-то
Врезавшиеся слова
Экзюпери былой свой смысл
В секунду для тебя утратят:
Вновь припомнятся ея
Свободолюбие и прыть -
Ея! - конечно, не твоей,
Чужой давно уж пташки!..
И тут уж наконец-то ты
Подробно всё уразумеешь:
Столь же ясно, как ничто
Не в силах приостановить
Прогресс - иль Эволюцию!
Что рядом шествует победно, -
Так того, кто рьяно встал
Своим чему-то вопреки
Всем существом, в плену чужих
И собственных застрявший страхов,
Предрассудков,
убеждений…
да невесть чего еще! -
Того наверняка уже
Ничем не сдвинешь ты и с места!..
И пожалуй, что никак
ему уже ты
не поможешь.)
***
“Как же теперь
Ту последнюю встречу
Из памяти мне своей
Вычеркнуть?
Как же забыть
То как словно последнее
В жизни -
столь самоотверженно нежное,
Жаркое, точно бы пламя,
Но всё-таки
Больно надрывное,
Жалости полное,
Тонущее в злом миноре грядущего -
В море безудержных слёз, да со всхлипами!
Слабой одной стороны…
или может быть…”
<да и другой - что греха таить! - тоже!
но только ещё многократно помноженных
на тяжкий траур в свинцовом обличии
жалящего “на прощай” извинения,
дробью сквозь маску увы-безразличия
алчно вгрызающихся прямо в сердце и
тотчас твердеющих, чтобы остаться
на долгий твой век под израненной кожею:
“что же, палач? что же, зверь?! монстр, что же ты?!! -
как ты от этого после избавишься?!
разве запамятуешь? или, может быть,
вырежешь чем-то? иль выжжешь? иль выколешь?!”>
“...То чрезвычайно,
Болезненно горькое
Двух очень близких
Сердец расставание,
То похоронно-
Тоскливо-надгробное,
Сказочно доброе, но…
воркование?”
<как ты,
чудовище,
жить с этим
будешь?
что будешь делать ты
с памятью этой
о двух умолявших остаться,
столь преданно,
столь безнадёжно влюблённо глядевших,
но всё ж…
отдалявшихся только…
глазах?>
[И что ни говори…
Но против действий слова порой просто бессильны.
Чувства…
те и вовсе никакому не подлежат описанию.
И сколь бы много ни пытался сказать автор... Сколько образов не подбирал бы для этого… - Не сыщется, пожалуй, слов, способных передать всё задуманное. И похоже, что большая часть всё же так навсегда и останется с ним.
Горе тому, кто подобное пережил!]
III
Гонка - безумная гонка! - твой отныне удел - от самого себя убегая, искать и находить, искать - и находить, но только бы скорей обрести заветную под ногами почву да в себе того открыть, кто б на ней вопреки всему, что его впереди ещё ждёт, устоял, а меж тем - то и дело назад озираться: жива ли? - и бежать, бежать сломя голову до тех пор, пока не увидишь однажды, как несчастную милую птицу... подбирает кто-то... к себе прижимает бережно… и уходит с ней… (необъятная черного мрамора глыба... вздрогнув, заскрежетав гулко, неспешно с сердца твоего прочь посунется…)
И полегчает вроде - вздохнёшь глубоко, да и ноги опору вот-вот заимеют - наладиться вскоре должно всё, казалось бы! - только вот не остановишься… а активней метаться лишь станешь, сильнее! - зигзагов своих чтобы хитрым сюжетом внимание той, чья мелькнула тень рядом, быть может, однажды привлечь...
“И пусть слабо изучена эта порода,
Да пусть оттого недопонята...
Пусть страшатся таких даже многие - пусть! -
И как следствие их ненавидят,
И коль скоро незнанье рождает лишь страх,
Так и тот за собой зачастую влечёт
Злой отказ в понимании, после чего -
Отвержение… и отчуждение;
А за ним не заставят себя долго ждать
Осуждение с тонкой зловонной струёй
Из него вытекающей желчи... Порой
Выливающейся в ещё большее зло -
Во враждебную зверожестокость! -
Пускай!!!” -
Ведь едва не физически будешь уже
Ощущать ты нехватку партнёра...
“Да не только его - да не столько его! -
Сколько быстрого верного спутника, кто
Бы по духу предельно был близок ко мне,
С кем могли бы гоняться совсем наравне
Пусть за разными -
Общими целями! -
С кем во всём бы поладить
Сумели мы!!!”
И в далёкой выси
Кружащая точка: вдруг приближаться начнёт!
(Леденящая страха рука по спине
От затылка до пят пробежится…)
“Да и сам уж частицей себя поделился бы!!! -
Только бы жертва сия оправдалась!..” -
И выше - выше в небо руку!
Что к страданиям привычна!
Так, собой являя пищу -
Прочь все страхи разогнав! -
Обезумев, по просторам
Ты ещё сильней помчишься!!
В той руке сырое мясо
Окровавленным держа...
Но не зная, что в итоге
Всё ж скорей тебя настигнет:
Лезвия когтей той птицы...
Или острый клюв ея!..
Иль, быть может, грянет выстрел -
Молнии!! из грозной тучи, что отчаяньем зовётся
И затмила напрочь солнце,
За тобой давно что вьётся и не жаждет отпускать…
“О, высокомерной грации
святое благородство!
О, величие! О, сила!!! -
В каждом взмахе долгих крыл!..” -
Успеешь отметить -
Та бросится вниз,
Вперёд хищно лапы отставив!.. -
“НА!!!” - и после краткой встречи
Вновь дистанция взрастает,
А в руке… приманки вместо:
Рана вскрытая горит!..
Вновь атака! -
“РВИ! Не жалко!
Ну!
Ещё!!!
(Ведь заслужил...)” -
И каждый раз отлёт всё меньше,
Крови - больше! Больше ран! -
“Давай!!! - чрез боль приходит мудрость -
Ну, смелей же, рви!..
Рви!!.
РВИ!!!”
И так, забывшись в некоем безумном исступлении, себя же самого голодной твари будешь скармливать -
Кусок за куском! -
“Кусок за куском!..”
Но вместе с тем питая, хоть и слабую - надежду, будто зверский её голод вскоре сменится иным - пускай бы даже жалким, но подобием привязанности! -
Чтоб его развить! -
“Да! Чтоб его развить!..”
Взамен не получая ничего, пожалуй, кроме разве сильно извращённого - со вскриками и стонами! - от напрочь раскроённой своей плоти удовольствия,
И продолжать бежать, и продолжать бежать! -
“И продолжать!..”
Заметив однажды: оно, удовольствие,
Встречами теми лишь только даримое,
Словно туман сладострастия мнимого,
Сразу же вслед и уходит за ними,
На память тебе оставляя помимо
Разверзнутых ран только боль поражения...
“Боль... поражения...
Боль - пораженье!!!” - но
Как ни пытайся прогнать плотоядную -
Как от неё ни пытайся отбиться -
На это, увы, не останется сил - и она,
Всё прекрасно почуяв, вцепится! -
Когтями и клювом!!! - и шею твою
Станет рвать, никуда уже не отлетая...
Пока, оказавшись на самом краю,
Ты не рухнешь внезапно, запнувшись о камень.
“О, небо! - столь сильно когда-то манившее
Непостижимой своей глубиною
И ясностью… ныне затянуто сплошь
Беспросветною тучею тяжкое небо...” -
Последнее, что ты увидишь пред тем,
Как подкосятся ноги,
Покатишься
кубарем...
[Сколь сладок может быть на вкус
Какой-нибудь запретный плод,
Столь непомерно высока,
Увы, окажется цена
его познанья.]
IV
Размеренные волны с разбегу облизывали берег, тем самым наполняя всю бухту своим методично настойчивым шумом. И шум этот созидал здесь скорее атмосферу некоего необычайного спокойствия и уюта, нежели кому-то мешал. И да, именно необычайного! Прежде всего потому, что в иные дни остров утопал в поистине адском клокотании, производимом троицей мощных течений, у пересечения которых он как раз и находился; а также и потому, что с особой силой этот эффект проявлялся вслед за каждым неистовым ураганом, один из которых как раз недавно и обрушился на местность и о котором сейчас здесь почти ничто не напоминало.
Однако, сколько бы ни усердствовало теперь образумившееся море вернуть себе всё то, с чем вчера так опрометчиво рассталось, до растянувшейся по всему пляжу, словно курчавый приветственный ковёр, полосы водорослей, заплёванных тут и там обрывками пены и густо усеянных разными морскими гадами, кое-где ещё барахтающимися, но в большинстве своём уже давно неживыми, ему сегодня точно не достать. Как, впрочем, не достать и до лежащего всего парой метров выше страшно изувеченного человеческого тела. А ведь ему чертовски повезло! После всего, что с ним случилось, не остаться там, на бескрайнем дне глухого безмолвия, под километрами тонн воды, этой бесформенной, бесцветной, не знающей ни пощады, ни жалости, кишащей всяческими тварями многотысячелетней массы, колоссальным давлением своим способной превратить в абсолютное ничто кого угодно и что угодно, - невероятная удача!
Нельзя не назвать везением и тот факт, что крутой обрыв, внезапно оказавшийся под ногами мчавшегося безумца, по сути, спас его от неминуемой гибели в лапах голодной самки чёрного буревестника и не свернул ему при этом шею.
Да и что, в конце концов, как не чистое везение, забросило его сюда, на укромный мирный островок среди грозно бурлящей стихии; островок, на котором не водится и никогда не водилось тех, кто покусился бы на столь лёгкую как он сейчас добычу; к тому же здесь чудак не будет одинок, ибо место это сплошь населяют существа, некогда также перенесшие тяжкую травму, которая оставила заметный рубец на круто изменившихся судьбах многих из них, и все существа эти, равно как и он сам, были когда-то выброшены на здешний берег всё теми же неспокойными волнами.
Резкие крики чаек сорвут пелену самозабвения с твоих полуоткрытых глаз: на бирюзовом фоне их нестройный хоровод; вокруг - совершенно диковинный пейзаж.
И даже не спросишь себя, рай ли это, мираж ли, или, быть может, просто какое-то чрезмерно яркое сновидение: солёной водою омытые раны, да ещё и песком забитые, нигде, как наяву, не могут болеть так неумолимо и люто! - нигде, как наяву, не бывает боль такой оглушительно объёмной и в то же время пронзительно тонкой - настолько, что ядовитыми своими стрекалами проникнув в самое тебе нутро, обовьёт сердце и жалит, жалит, жалит!..
Проглотив едва не вырвавшийся вопль, - хотя короткий стон всё ж прорвётся, - закусив губу, израненной черепахой поползёшь вглубь острова, интуитивно ища себе исцеления… И по мере удаления от берега всё слышнее будут становиться местной фауны звуки, это чарующее многоголосье... а в повадках первых же встреченных обитателей быстро выделишь внимательное их миролюбие, прежде всего в том, что, как только заведёт кто-то свою дивную речь, так никто другой не посмеет прервать её, пока та сама не затихнет - и тогда уж подхватит её кто-то другой, а за ним и ещё, и ещё…
Но сильней всего впечатлит тебя то, что выступлениями своими здесь все словно воспевают саму жизнь - какой бы ни была она - во всех её противоречивых проявлениях, и так это делают искренне, так выразительно, как кто только может, как умеет... и как видит.
И когда очередной остановится голос, вдруг на смену ему услышишь не то вой, не то плач - сплошь тревожный и жалобный, - да всё громче и громче расти этот вой будет! - и осознаешь: да это же ты! Ты же сам от едва удержимой злой боли завыл!.. на колени поднявшись...
“Но что это?!” - и тут почувствуешь... как тебя только что боль душившая - медленно тает, тебе уступая…
И затем овладевший собою замолкнешь - вокруг тишина... Только волны…
И под взглядов внимание со всех сторон попытаешься на ноги встать, распрямиться -
Как старая боль вдруг струною прошьёт! - и самое страдание вдруг станет литься,
И уж ни прибоя, и уж ни другого чего не слыхать будет - только одно лишь:
Твоими устами же руководящая боль! - только боль! - ничего кроме боли!!!
(И вновь ощутишь ты, на сей раз сильнее,
Как станут затягиваться твои раны,
живою водой в точь политые…)
“То ли это от соло эффект моего,
То ли от состраданья чужих, но таких
Алчно внемлющих, ласкою греющих глаз,
Что на раны бальзамом ложится сейчас,
Или, может быть, от всего сразу? - подумаешь,
Выделив тут же из сотен других
Ту, чей страждущий взор тихо вторит твоим
Мукам, будто на пару с тобой их деля, -
О, бедняжка! О, как же, должно быть, ей больно!!. -
Подашься навстречу… но, не устояв, упадёшь на колени - и так поползёшь к той предивной, невиданной птице: малахит с аквамарином, перьев переливистых, с головкой аккуратной на изящной тонкой шейке и, как будто бы корона, венчиком на ней чудным, -
Её обняв чтоб, разделить с ней тяжесть неподъёмной ноши
И себе и ей помочь чтоб с травмой этой - дальше жить!”
На расстоянии руки
Ты вытянутой вдруг узреешь
Точно бы согласие
В разрезе влажных птичьих глаз… -
Объятия распростерев, к ней сделаешь рывок последний -
Птица же - вспорхнёт на ветвь! Которую и не достать.
И, то ли изучая, то ли просто молча усмехаясь,
Будет за тобой оттуда
только
наблюдать.
“Дурак... Каков дурак!
Ведь вновь позабыл… о правилах.
В который уж раз, да всё об одних
И тех же - всё тех же!!! - правилах!
Неведомо кем и зачем установленных;
В молчаливом согласии принятых;
Да зачем-то ещё узаконенных!
Совершенно дурацких!!.
но правилах”.
<или просто…
обычаях древних.>
“По-
спе-
шил”.
<да, похоже, и сам заплутал уж
в лабиринте, не зная, где выйти.
меж ловушек коварных среди лживых истин
и мрачных его тупиков.>
V
<всякая ошибка - опыт.
одному тебе решать, как им распорядиться.
хочешь - забудь.
вычеркни к чёртовой матери!
твоё право.
а хочешь - оттолкнись от него…
оттолкнись! - и, осторожно двигаясь дальше,
к новому опыту… следуй.
тот не ошибается,
кто всё жизни по инструкции делает.
как, впрочем, и тот, кто не делает ничего.
но то и другое - суть уже величайшие из ошибок!
ибо или не своя это жизнь... а того, кто инструкции эти пишет;
или не жизнь вовсе.
когда опытом своим разные виды птиц познаешь;
когда освоишь внимательное за ними, терпеливое наблюдение - по мелким признакам на разных расстояниях их выучишься чётко различать;
когда язык их и повадки легко читать станешь - и в чём, значит, каждая из них нуждается;
и когда, главное, сумеешь дать им это, да так, чтоб не отказались;
когда, наконец, самые их тайные желания угадывать начнёшь,
пусть даже и те, о которых пернатые порой и сами не подозревают, -
вот тогда-то, и только тогда! - по праву сможешь орнитологом зваться.>
***
<однажды, тайно слившись с окружением,
но так, чтобы на фоне лишь немного выделяться,
встань твёрдо и спокойно - точно дерево, -
терпением запасшийся, не рыскай, смирно стой.
в кулак же полусложенный - когда с ладонью всё же мы
сравнить могли бы душу - ты не корм и не какие-то
блестящие приманки - только самые из светлых своих
ниточек вложи:
порядочность...
и доброту…
и ласку…
и заботу -
словом,
самые лишь лучшие,
что ты в себе найдёшь!
(иные же подальше спрячь,
никто чтоб их не видел.)
и после… незаметно так,
на маленькую малость, свою руку плавно отведи
подальше от груди.
(чтоб дать меж пальцев выпущенным кончикам тех нитей,
на ветру вися,
свободно развеваться.)
а сам стой сколько требуется долго,
непоколебимо твёрдо
и уверенно,
как бук.
и как бы ни трепали тебя ветры, ни палило солнце,
как бы ни испытывала матушка-природа, но
ты должен самой смирной быть деталию пейзажа,
лишь едва над ним всё так же возвышаясь.
***
и она прилетит…
пусть не сразу.
но ты знай: прилетит непременно!
ты её ни за что не упустишь,
словно чувствуя: это твоя.>
Пусть не столь будет ярким её наряд.
Да не столь благородны пускай - движенья.
И юной она пусть совсем уж будет -
Считай, лишь оперившийся птенец!
Но бойкий её мелодичный щебет,
Не сходу пленяющая краса,
А простой и приятный - и чистый - шарм,
И, что самое главное - ум той птички,
Богатый и острый - и дерзкий - ум
(Не без ловко проворливой хитрецы
В ненавязчивом, но и весьма пытливом
Ласкающем руку тебе внимании
То ли к сокрытым твоим стараньям,
То ль к ниточкам треплющимся твоим) -
Вместе всё это даст тебе повод думать,
Что птичка, похоже, и есть “твоя”:
С лёгкостью пушинки
На руку присядет
И…
<не жди - не станет… нити твои рвать.>
С нежным интересом
Мелко дёргать будет
(Точно бы на прочность
Проверяя их)...
И ты взволнуешься, конечно, - словно мышь перед удавом! -
(Но никто и не заметит! - смирно, деревом стоишь),
Не о том переживая, что замного вдруг утянет
<пусть! клубок их нескончаем - сможешь вовремя порвать>,
А просто упустить боишься.
Птичка же, однако,
Вытянув немножко,
В хитрые узоры
Примется их плесть
“Неужели гнёздышко здесь вить себе решится?..”
На торчащих спицах
Скрюченной руки.
Вдруг улетит. И вернётся.
И за начатое вновь возьмётся!
“С той же прытью да с тою же ловкостью -
Будто все разгадав мои тонкости! -
Взбудоражив палитру эмоций…”
- Чик-чирик.
...
- Чик-чирик.
...
- Чик-чирик, -
Улетая и вновь возвращаясь,
Ненадолго совсем отлучаться
Будет птичка,
“Видать, пропитаться,
Да по прочим своим неким надобностям…”
А вернувшись, за старое браться
С тем же щебетом нежным и ласковым,
От тебя ничего не прося.
А ты, как бы внутри тогда ни радовался, внешне
Спокойствие смиренное <ты дерево!> храня,
Ту руку, на которой будет крохонька ютиться,
К себе поближе подносить
едва-едва начнёшь...
Но вдруг когда ударит дождь,
Сильнейший - с молнией и градом!! -
Птички, “Ах!!!” - не будет рядом -
Бросишься её спасать!
“Скорей бы у дождя отнять прекрасную ту мелюзгу!”
Собой рискуя на бегу.
И, издали её завидя, обе вытянув руки
Навстречу, - схватишь! - и к груди
Прижмёшь озябшего птенца
Продрогший, сжавшийся комочек.
<как и приняло бы, впрочем,
всякое, пожалуй, древо,
столь ветвистое, как ты.>
Укрыв в тепле зелёной кроны
(К радости своей огромной
Ласковым птенца тайком
Заслушиваясь щебетком).
Однако чувствам ты своим
Уж болей виду не подашь,
И, как бы невзначай согрев
И дав просохнуть, будешь
Неявно птичку опекать.
(Но с пущею заботой, чтобы
Вновь сию не упустить
Ценнейшую находку.)
“И всё же кто кого нашёл?” -
Задумаешься ты однажды,
Острою томимый жаждой
Всё до корня разобрать.
(А ведь и правда: вы уже
Совсем близки и неразлучны
С птичкой станете: она,
Везде тебя сопровождая,
Будет всяко пособлять
Чем только сможет и сама,
Довольствуясь при этом малым -
Этак проверяешь - будет
Всё нежней день ото дня
Чирикать те, лишь вам одним
Понятные, вещицы.
А когда ты ей ритмично
Напевать начнёшь мотивчик,
Что давно тобой изучен
И так нравится тебе, -
Птичка поначалу слушать
Станет не без интереса,
Превнимательно головкой
Во все стороны крутя;
И затем его подхватит,
Вроде бы сперва и робко,
Но в глазах твоих увидев
Разгоревшийся пожар,
Очень быстро осмелеет,
И, своей уже природы
Зов почуяв, - во весь голос
Запоёт тугие трели!..
Звонче сказочной свирели -
Будет бешено резвиться
Да в твоих объятьях биться
Жарче пламенной жарптицы!
И не сможешь удержаться:
Вдруг горячих капель пота
По спине твоей мурашки
Преблаженно побегут…
Да лавиною накроет
Наслажденье неземное.
(Но об этом только двое,
Только двое будут знать.)
Найдя со временем тот ритм,
Какой б устраивал обоих,
Будете вы на двоих
Любые партии играть.
И, каждой ноткой в унисон
Теперь уж только упиваясь,
Вы единого целей
Друг с другом станете навек.
(Но с изумленьем для себя
Ты очень скоро обнаружишь
Ангельской красы дворец,
Ажурных хитрозаплетений,
Что тихоня из твоих
[Когда-то тоненьких, признаться,
Да не столь уж многочисленных
И крепких]
ниточек совьёт, -
“Да и не только лишь из них!
Из ниоткуда будто взявшись,
Новые теперь сияют,
Совершенной белизны!” -
Собрав их в столь затейливо
И прочно сложенных узорах
И собою ж в том дворце
Тихонько поселившись
(На незаметно для тебя
Раскрывшихся твоих ладонях.
И почувствуешь тогда,
Сколь связывает это вас.)
Однако не успев ответить
На свой собственный вопрос -
Так кто же и кого нашёл? -
Давно утратит силу он…
И вдруг так ярко расцветешь,
Как не дано цвести и рощам
Наибуйнейших гранатов! -
“Боже! Так ведь птичка эта,
Стало быть, и есть - ОНА! -
Та самая, ради которой
Был весь этот путь проделан:
Столькое пережито!
Да я ради неё теперь
На вдвое большее способен!
И коль нужно будет, я
Тот путь - ещё сто раз пройду!!!
Но только бы её теперь
Счастливой сделать самой-самой!” -
И, налившись сил, окрепнув,
Как мощнейший взрослый дуб
[Но с той лишь разницею, что
Тот в землю вкопан был навеки...
Ты же, кто постиг движенье, -
Вряд ли чем остановим!] -
Сорвёшься с места, вдруг прижав
К себе родную щебетушку
Ближе! - “Ближе! Чтоб никто
Её уже не отобрал!!!” -
И ринешься вперёд стремглав -
Навстречу новым испытаньям!
К новым уровням высот!!! -
Не покладая рук трудясь...
“Чтоб только птиченьке своей,
Облегчив жизнь, от нужд избавив,
Дать скорей подняться ввысь -
И беззаботно там парить!”
И вот, в один прекрасный день
Собрав поспевшие плоды
В долине, взор свой обратишь
Наверх - знакомый для тебя утёс!
Затем, вскарабкавшись наверх,
Как любишь ты, помчишь по краю:
“Так ведь вдвое больше срезать
<путь и фруктов> можно здесь!..
А виды… Ах! Какие виды! -
И, совсем залюбовавшись,
Вдаль отправивши свой взор,
А также мысли все - за ним: -
И до чего превратны всё же
Изветвления судьбы:
Стремимся к счастью мы в одном -
К свободе! Но, увы, приходим
К рабству добровольному…
В другом.
Как ненароком заплутав
В пути до призрачного рая
(Или просто выбирая
Наименьшее из зол) -
Привычка! Что же есть она,
Как не желанье упростить
Рутинность дней?
Самую жизнь?!
И как же всё-таки порой
Приятны некоторы…”
- Щёлк!
И камушек… Несчастный мелкий
Камушек… Из-под ноги
Вдруг выскочит, -
рывком всю жизнь
В секунду
Бросив
В пропасть.
И
,
Л
И
Ш
Ь
П
А
Д
А
Я
,
Т
Ы
В
С
П
О
М
Н
И
Ш
Ь
:
Н
И
К
А
К
О
Е
Т
Ы
Н
Е
Д
Р
Е
В
О
!!!
...
<<БДЫЩ!!!>>
(!!!Удар о воду с жёсткостью
и перелом костей!)
…
...слепое барахтанье…
...в мутном потоке…
...стремительной речки…
...и тщетно пытаться…
...с размаху схватиться…
...за скользко-прибрежные...
Камни!..
...которые…
Бьют тебя!..
...немилосердно...
Обратно!..
...пиная...
...усердно…
В поток -
к его центру!..
...и дальше и дальше...
...и дальше!..
...и дальше…
...и дальше...
***
Борьба со стихией!..
… - увы, безуспешно...
И снова борьба!!.
… - только безрезультатно…
Попытки!..
Старанья!!!
… - но тщетно всё...
...тщетно...
…
И щепкой безвольной в течении мощном
К открытому морю уже уносимый
Средь массы бесформенной будешь над бездной
<куда ещё падать и падать!> - барахтаться,
Но не сдаваться - <держаться!> - держаться
Из всех своих сил на плаву: твоя птичка!..
(Твоя беззащитная бедная птичка,
Неловко упущенная при паденьи...)
...Сгорая, всё крылышками машет, машет,
На привязи сильно натянутых нитей,
Тебе не давая
Ко дну опуститься…
<а ты…
что ты можешь, калека...
как кроме
в беспомощно жалком своём состояньи влачиться
на тоненькой хрупенькой шейке
безвинно страдающей маленькой птицы?..>
<зачем
полумёртвым ты грузом повисший ей нужен,
ущербный?..>
<ущербный!..
какое имеешь ты право
её обрекать на столь тяжкие муки,
которым ещё ни конца и ни края?..>
...отвяжешься тихо…
...и нитей спасительных...
...выпустишь связи...
...из рук:
- Лети же, родная,
Живи и порхай лишь себе в удовольствие!
Только найди своё счастье, пожалуйста:
Я о тебе буду здесь бес-
покоиться…
P.S.
“...но что за точка там, вдали?..
...простые,
но уверенности полные движенья?..
Не может быть! -
Она!”
<она!!!>
Всё верно.
То и будет птичка:
Очень скоро прилетев,
Хотя покажется тебе,
Что вечность уж минуть успела,
Спелого кусочек фрукта
В клювике своём держа,
Зависнет над тобой безмолвно...
Только ты отметишь то,
Что ниточки ещё на лапках…
А меж пальцами зажат
Целебных трав тебе пучок!
<какой ты всё же дурачок!>
Не сможешь радости сдержать,
И вырвется она наружу:
- Неужели правда нужен?
…
...и с осторожностью…
...примешь всё это…
...готовый, однако…
...в любое мгновение…
...вновь распрощаться…
...навеки…
...и смотришь калекой…
...с любовью во взгляде…
<иль всё же с мольбою?!>
...не зная [эх, горе!]...
...как птичку и благодарить…
Но птичке от тебя, видать,
Не нужно будет ничего,
Лишь сам бы только рядом был -
Покрепче за ворот схватив, потянет истово туда,
Где вскоре завиднеется родного брега очертанье,
Не жалея сил в стараньях, с тяжкой хрипотцой пыхтя!..
[И как бы ни швыряли волны -
С ветром ввысь иль камнем вниз! -
Но ни под проливным дождём,
Ни в зной палящий, вьюги; штормы,
Штиль губительно бескормный! -
Птичка, раз свой выбор сделав,
Никогда тебя не бросит!
И последние силёнки для того отдаст,
Чтоб только
Вновь ты стал таким, как все!
Но, может,
Разве что немножко
Всё же - более хорошим!]
От автора
Невероятной Даше А. посвящается.
При всей душевной благодарности за уделённое внимание, прошу, дорогой читатель, поделиться Вашим мнением с автором.