1
Эта проза сильнее грозы. Ядом – в губы, кислотным осадком.
И не ради последней слезы, для войны и вины слишком сладкой.
Гром и молнии – стычкой небес, перекошенных ужасом боли.
Никому не поднять этот Крест и не выпытать азбуки соли,
растворённой в крови и любви тайной солнца нездешнего. Или –
никому Твоей буквы Твоим обещанием всех изобилий.
И не будет весны горячей, и на утро обрушатся горы
в бездны памяти. С кем Ты, Ничей? И кому – Твоё вечное горе?
2
Плачь, душа неумная! Плачь. Плачь.
Долго, много думаем. Впрыг, вскачь.
Не по разумению дети злы. –
Царства неимением – боль-узлы,
узы-путы немочи-нищеты.
Правят нами неучи. Ищешь Ты
верного единого. Где нашёл?
Зимней туги льдинами – реки – шок
вздыбленного крошева, скрежет, вой.
Ничего хорошего, но – живой.
Еле-еле в теле, да второпях.
Зрели зря ли, прели мы, если страх –
бурными апрелями на износ?
На Страстной Неделе я в землю врос.
3
Приличнее молчать. Всё сказано давно.
И нечего добавить, и незачем. Молчи!
Жди и смотри. Ему совсем не всё равно.
Нам многое дано, но отняты ключи
от Царствия. – Кому повем печаль мою?
Чем дальше, тем родней. Обратных перспектив
законы. Но люблю, я, всё-таки, люблю
потерянный мой рай, живой любви мотив.