Распевал на заре соловей
В Льговском парке у старых развалин,
У заросших, забытых аллей,
Сухостоем покрытых прогалин.
Не смолкала певучая трель,
Непрерывно звучали колена,
Пробуждая от спячки апрель,
От гнетущего, томного плена.
Вековые молчали дубы,
Рядом замерли липы и клёны,
Осуждая превратность судьбы,
Что сносили они обречённо.
Ясень с вязами мрачно затих,
Вспоминая погибших собратьев,
Тех, кто лучшими были из них,
Высотой поражали и стАтью.
Но стальные пришли топоры
И забрали деревьев величье,
Разбросавши остатки коры
И топча молодняк безразлично.
Притаился, как раненый зверь,
Старый парк у неспешного Сейма,
На стволах изучая теперь
Браконьерские синие клЕйма.
Рассуждал мрачно парк в тишине
Под тревожное грустное пенье
О забвении мощной волне,
О Барятинских Льговском именье.
Парк годами его окружал,
Защищал и хранил для потомков,
Но вандалов безудержный вал
Обратил достоянье в обломки.
Думал парк, вспоминал о былом,
Об усадьбе, когда-то красивой-
Где стоит с ветхим флигелем дом
С мезонином и пыльной лепниной.
Дом оставили жить без господ,
Переделали под санаторий,
Чтоб в последствии местный народ
Не сберёг красоту территорий.
Разломали, разбили, снесли,
Подвели к роковым переменам,
Предлагая зачахнуть в пыли
Обветшалым седеющим стенам.
И теперь вместо окон – проём,
Осыпается старая кладка,
И зияет в ограде разлом
Без камней, что стащили украдкой.
У дороги осталась стоять
В виде башни пустая беседка.
Не смогли, вероятно, сломать
Стены выцветшей красной расцветки...
И стоит теперь тень Шамиля,
Глядя сверху стареющей башни
На поющего в мгле соловья
О бесславных моментах вчерашних.
Трепыхалась под перьями грудь,
Выводя знаменитые трели,
И качались, не смея уснуть,
Отрешенно усталые ели.
Замер в мыслях, нахмурился парк,
С головой окунувшись в раздумья,
С порицанием глядя на мрак
Преступлений людского безумья.