В 2020 году отмечались два 225-летия со дня рождения: Александра Грибоедова, родившегося 15 января (н.с.) 1795 года в Москве, и Кондратия Рылеева, родившегося 29 сентября того же года в с. Батово С.-Петербургской губернии.
Их объединяет не только общий год появления на свет, но и близкие года ухода в мир иной, причем, у обоих смерть была насильственной. Жизнь Рылеева оборвалась в июле 1826 года – декабристкой казнью, а Грибоедова – на 2,5 года позже в результате нападения персидских религиозных фанатиков на русскую дипломатическую миссию в Тегеране.
По жизни эти два человека не были друзьями-приятелями, но пути их пересекались. Декабристы стремились вовлечь такого одаренного поэта и образованнейшего человека как Грибоедов в свою организацию. Однако Грибоедов скептически отнесся к идее вооруженного свержения власти и в одной из бесед с идейным вдохновителем заговорщиков Кондратием Рылеевым иронически заметил: «Сто поручиков хотят перевернуть Россию?!»
Так вот о Рылееве. Родился он в семье отставного полковника, весьма строгого, если не сказать крутого отца семейства. Доходило до того, что он запирал свою жену в погребе и держал ее целыми днями. Спасая от такого отца мать (всё-таки выбравшись однажды из погреба) срочно отдала своего пятилетнего сыночка в кадетский корпус, где Рылеев и пробыл целых 13 лет. Здесь будущий декабрист пристрастился к писанию стихов, получив признание среди товарищей. Выйдя из кадетского заведения, Рылеев, понятное дело окунулся в воинскую службу, из которой вынырнул в 1818 году, выйдя в отставку. Женился. Служил заседателем Петербургской уголовной палаты, а с 1824 – правителем канцелярии Российско-американской компании, в которой был достаточно крупным акционером, владея 10 ее акциями (у императора Александр I было – 20 акций). Считался наиболее проамерикански настроенным из всех декабристов, уверенным в том, что «в мире не существует хороших правительств, за исключением Америки».
В 1820 году написал знаменитую сатирическую оду «К временщику».
Надменный временщик, и подлый и коварный,
Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,
Неистовый тиран родной страны своей,
Взнесенный в важный сан пронырствами злодей!
Ты на меня взирать с презрением дерзаешь
И в грозном взоре мне свой ярый гнев являешь!
Твоим вниманием не дорожу, подлец,
Из уст твоих хула – достойных хвал венец!..
Не удержусь, чтобы не вспомнить Ахматову: «От других мне хвала – что зола./ От тебя и хула – похвала».
Но вернемся к Рылееву:
…Смеюсь мне сделанным тобой уничиженьем!
Могу ль унизиться твоим пренебреженьем,
Коль сам с презрением я на тебя гляжу
И горд, что чувств твоих в себе не нахожу?
Ну и т.д. в том же духе. Ясное дело, что под «временщиком» Рылеев подразумевал графа Алексея Андреевича Аракчеева.
При жизни Кондратия Рылеева в 1825 г. вышли две его книги: «Думы», а чуть позже поэма «Войнаровский». Вот что писал Пушкин про творения своего собрата по перу: «Все они слабы изобретением и изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест… Национального, русского нет в них ничего, кроме имен». А впрочем, что еще ожидать от ярого американиста и члена петербургской масонской ложи «К пламенеющей звезде».
В 1823 году Рылеев стал членом Северного общества декабристов, а чуть позже возглавив его наиболее радикальное крыло.
В подготовке восстания 14 декабря Рылееву принадлежала одна из ведущих ролей. Находясь в крепости, он выцарапал на оловянной тарелке, в надежде, что кто-нибудь прочтёт, свои последние стихи.
Тюрьма мне в честь, не в укоризну,
За дело правое я в ней,
И мне ль стыдиться сих цепей,
Когда ношу их за Отчизну!
Рылеев был повешен 25 июля 1826 года в Петропавловской крепости вместе с Пестелем, Муравьёвым-Апостолом, Бестужевым-Рюминым и Каховским. При этом его веревка порвалась, и по преданию перед повторной казнью он сказал «Несчастная страна, где даже не знают, как тебя повесить».
При советской власти образ декабристов у нас всячески романтизировался. И то сказать: они бросили вызов самодержавию!
А ведь у декабристов были отнюдь не романтические планы. Вот показания члена Южного тайного общества Александра Поджио на очной ставке с Павлом Пестелем: «В сентябре 1824 года Пестель, перешед к необходимости истребить всю Императорскую фамилию, сказал: «Давайте считать жертвы», и сжал руку свою так, чтобы делать ужасный сей счёт по пальцам». Поджио начал называть всех священных особ по именам, а Пестель считал их пальцами. Дойдя до женского пола, Пестель, остановившись, сказал: «Знаешь ли, что это дело ужасное?», но в ту же минуту рука его опять была перед Поджио, и число жертв составилось тринадцать!..»
А из показаний Каховского выяснилось, что накануне вечером перед восстанием на Сенатской площади Кондратий Рылеев побуждал его проникнуть во дворец в форме гренадёрского конвойного офицера, чтобы покончить с династией.
В 1825-ом план цареубийства у мятежников сорвался, но этот замысел удалось воплотить в жизнь их идейным потомкам через 93 года – в 1918-м.
А теперь перейдем к Александру Сергеевичу Грибоедову – автору бессмертной комедии «Горе от ума» и яркой личности. По свидетельству родственников, в детстве Александр был необыкновенно развит. Существуют сведения, что он приходился внучатым племянником Александру Радищеву. В 6-летнем возрасте свободно владел тремя иностранными языками, а в юности уже шестью. Получил блестящее университетское образование. С началом войны с Наполеоном вступил в Московский гусарский полк (добровольческое нерегулярное подразделение). Затем оказался в Брест-Литовске в иркутском гусарском полку. В сентябре 1812 года корнет Грибоедов заболел и остался на два месяца во Владимире. Военная служба Грибоедова продолжалась до 1916 года, после чего он поступил на дипломатическую службу. В эти же годы Грибоедов начинает заниматься литературным творчеством, знакомится с Пушкиным и другими литераторами.
В 1818 году Грибоедов, отказавшись от места чиновника русской миссии в США, получил назначение на должность секретаря при царском поверенном в делах в Персии.
Пребывание в Персии тяготило писателя-дипломата, и осенью 1821 года по состоянию здоровья (из-за перелома руки) ему, наконец, удалось перевестись поближе к родине – в Грузию. Там он сблизился с прибывшим сюда же на службу Кюхельбекером и начал работу над черновыми рукописями первой редакции «Горя от ума». В начале 1823 года Грибоедов на время покинул службу и вернулся на родину, в течение двух с лишним лет жил в Москве, в селе Дмитровском Тульской губернии, в Петербурге. Здесь он продолжил начатую на Кавказе работу с текстом «Горя от ума». В мае 1825 года, в связи со срочной необходимостью вернуться к месту службы, Грибоедов отказался от намерения посетить Европу и уехал на Кавказ. По дороге в Грузию наведался в Киев, где встретил видных деятелей революционного подполья – будущих декабристов. А в январе 1826 года был арестован по подозрению в принадлежности к заговорщикам. Его привезли в Петербург, однако следствие не смогло найти доказательств его принадлежности к тайному обществу. Под следствием он находился до июня 1826 года. Так как доказать его участие в заговоре не удалось, а сам он категорически отрицал свою к нему причастность, его по Высочайшему повелению освободили из-под ареста с «очистительным аттестатом» и даже повышением в следующий чин. Но на некоторое время за Грибоедовым был установлен негласный надзор. В сентябре 1826 года вернулся на службу в Тифлис и продолжил дипломатическую деятельность.
Во время Русско-персидской войны активно участвовал в переговорах с представителями персидского шаха и разработке ключевых условий выгодного для России Туркманчайского мирного трактата (1828). В своём рапорте Николаю I командующий русскими войсками И.Ф. Паскевич высоко оценил роль Грибоедова в получении от Персии огромной по тем временам контрибуции в 20 млн. рублей серебром. Грибоедова вызвали в Петербург к императору. Он рассчитывал, что его наградят, а главное отпустят со службы и позволят стать частным лицом. Но ему вручили орден, дали 4 000 золотых червонцев – и предложили воротиться в Персию, сделав министром-резидентом (послом) в Иране.
Пришлось возвращаться туда, куда ехать совсем не хотелось.
На всем пути следования Грибоедову были устроены пышные встречи. Когда на параде в Тифлисе он стоял на почетной трибуне, внизу проходили маршем и те разжалованные офицеры-декабристы, которые, в отличие от него, не вышли из-под следствия с очистительным аттестатом. Ровно ста годами позже парад этот воскресил Юрий Тынянов в «Смерти Вазир-Мухтара»:
– А кто с террасы на нас смотрел? В позлащенном мундире?
– А кто? – спросил Берстель. – Чиновники.
– Нет-с, не чиновники только. Там наш учитель стоял. Идол наш. Наш Самсон-богатырь. Я до сей поры один листочек из комедии его храню. Уцелел. А теперь я сей листок порву и на цигарки раскурю. Грибоедов Александр Сергеевич на нас с террасы взирал...
Впрочем, были и приятные моменты. Грибоедов провёл несколько месяцев в Тифлисе и женился там на прекрасной княжне Нине Чавчавадзе. Но, увы, с ней ему довелось прожить всего несколько недель.
По прибытии в Персию миссия отправилась к шаху в Тегеран. Во время этого визита Грибоедов погиб. 30 января 1829 года толпа из тысяч религиозных фанатиков перебила всех находившихся в посольстве (37 человек) кроме секретаря. Тело Грибоедова было настолько изуродовано, что его опознали только по следу на кисти левой руки, полученному однажды на дуэли. Тело Грибоедова было доставлено в Тифлис и погребено на горе Мтацминда в гроте при церкви Святого Давида. На могиле Александра Грибоедова его вдова, Нина Чавчавадзе, поставила памятник с надписью: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!»
Улаживать дипломатический скандал персидский шах послал в Петербург своего внука. В возмещение пролитой крови он привёз Николаю I богатые дары, в их числе был алмаз «Шах». С тех пор он сияет в коллекции Алмазного фонда московского Кремля.
Летом 1829 года на могиле Грибоедова побывал Александр Пушкин. Позднее он писал в «Путешествии в Арзрум», что встретил арбу с телом Грибоедова в Армении на горном перевале, впоследствии названном Пушкинским:
«Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» – спросил я их. «Из Тегерана». – «Что вы везете?» — «Грибоеда» (опубликовано в 1835 г.)
Даже сложно представить длительность маршрута из Тегерана до Тифлиса в те времена (по прямой: 880 км).
Конечно, жизнь и судьба Александра Грибоедова удивительны и трагичны, но вряд ли бы мы говорили о нем сегодня, если б он не написал своё «Горе от ума». Пьеса была задумана в Петербурге около 1816 года и закончена в Тифлисе в 1824 году (окончательная редакция – 1828 год). При жизни автора были напечатаны лишь фрагменты, а без искажений и сокращений комедия вышла в свет лишь в 1862 г. – через 30 лет после смерти ее автора. Зато в рукописном виде пьеса прошлась по всей стране: около 40 тысяч экземпляров, переписанных от руки. Ошеломляющий успех!
Всему этому сопутствовал еще один интересный момент. А.С. Пушкин тогда же (в 1825 г.) написал свое фундаментальное драматургическое произведение «Борис Годунов» (опубликовал в 1830 г.). Он был более, чем удовлетворен своей работой, ибо сообщил Вяземскому: «Трагедия моя кончена; я перечел её вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай да Пушкин, ай да сукин сын!». Пушкин явно рассчитывал стать не только первым поэтом своего времени, но и первым его драматургом. И тираж его книге был назначен максимальный 2 тыс. экз., и в первый же день продаж было распродано 400 экз., но потом спрос резко понизился, и вплоть до 40-х годов книга всё еще продолжала лежать на прилавках магазинов. Нет, Грибоедов – обошел своего тезку по всем статьям!
Вся Россия читала запретное «Горе…» и сыпала напропалую цитатами из неё. Пьеса была запрещена – но в печати о ней толковали чаще, чем о любой разрешенной. При желании можно было выстригать из газет и журналов цитаты, и тогда бы оказалось окажется, что только сотни с небольшим строк и не хватает...
Конечно, Пушкин ревностно отнесся к своему «конкуренту». Вот он пишет Вяземскому: «Читал я Чацкого – много ума и смешного в стихах, но во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный человек – но Грибоедов очень умен».
Но это первый порыв. Уже спустя несколько дней, успев лучше обдумать пьесу, он сообщает Бестужеву: «Слушал Чацкого, но только один раз, и не с тем вниманием, коего он достоин… Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным. Следственно не осуждаю ни плана, ни завязки, ни приличий комедии Грибоедова. Цель его – характеры и резкая картина нравов. В этом отношении Фамусов и Скалозуб превосходны…» Далее Пушкин подвергает критике образ Софьи (называя ее «не то б…, не то московской кузиной») и Молчалина. Далее пишет о Чацком: «Всё, что говорит он, — очень умно. Но кому говорит он всё это? Фа¬мусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молча¬лину? Это непростительно. Первый признак умного человека – с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не ме¬тать бисера перед Репетиловыми и проч.» И наконец, произносит самое (на мой взгляд) главное: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? Грибоедов». И провидчески добавляет: «О стихах я не говорю, поло¬вина – должны войти в пословицы».
И то сказать: кто же знает этих крылатых выражений:
• А судьи кто?
• Карету мне, карету!
• Ба! Знакомые всё лица!
• Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
• Герой не моего романа.
• Дистанции огромного размера.
• И дым Отечества нам сладок и приятен.
• С чувством, с толком, с расстановкой.
• Свежо предание, да верится с трудом.
• Служить бы рад, прислуживаться тошно.
• Счастливые часов не наблюдают.
И все-таки попробуем разобраться в феномене «Горя от ума». Что это – пьеса? По всему строению – да, пьеса. Но какая-то странная, Ведь и Пушкин заметил: ни плана, ни завязки, ни истины. Возвращается в Москву молодой человек из дальних странствий (каких – не сказано) – прежде всего к любимой девушке (а почему он ей за всё время своего отсутствия ни письмеца не написал – неясно), а ее сердце уже принадлежит другому. Молодой человек возмущается, ибо и в девушке разочарован (что ж, не дождалась), а более – в ничтожности объекта ее любви. И вообще, этот молодой человек поносит всё и вся: все плохи, всё дурно. Тут слух проходит, что он сумасшедший. Причем, сама же девушка его и распускает. А все подхватывают. Молодой человек, ясное дело, возмущен еще более, и, напоследок, заклеймив всех еще раз, требует себе карету и покидает Москву. Всё. Пушкин совершенно справедливо пишет, что этого молодого человека (хоть и говорит он складно и умно) никак нельзя признать за умного, потому умный не будет метать бисер перед – сами понимаете кем. А этот мечет. Но ведь не один этот молодой человек так себя ведет. В пьесе все персонажи резонерствуют, они не разговаривают друг с другом, как это принято у людей, а декламируют некие монологи. Или сыпят афоризмы такие, что только записывай на манжетах. И вновь вспомним ключевую фразу Пушкина: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? Грибоедов».
Возможно ли такое: вся пьеса, все ее персонажи ведут себя вопреки всяким законам драматургии, а их автор при этом показывает ум самой высокой пробы. И восхищает так – как не способен восхитить читателя самый прекрасный и опытный драматург. Да хоть тот же Пушкин с его «Борисом Годуновым»!
Принято считать Грибоедова драматургом. А он - поэт прежде всего. Все эти монологи, четверостишия и двустишия – поэзия самой высокой марки. И персонажи «Горя от ума» разговаривают совсем не друг с другом, а с залом. А еще вернее: это даже не персонажи, а их автор, надевая на себя ту или иную масочку, общается с читателем. Это во времена Грибоедова не было эстрадного искусства. А мы разве не видели на сцене райкиных, жванецких, да хоть нынешних стендаперов. Согласен: сравнение некорректно. Но какой-то хвостик истины из него торчит. Но это если разговор о сценическом воплощении «Горя от ума». Но мне-то кажется, что пьеса написана прежде всего для чтения (да так и происходило при жизни автора). Вот он автор – Грибоедов Александр Сергеич и обращался к своему читателю напрямую – как поэт.
Вы только посмотрите на гибкость каждой фразы. Вот Чацкий с издёвочкой говорит Софье о Скалозубе:
…За армию стоит горой,
И прямизною стана,
Лицом и голосом герой…
А София в традициях лучших остроумцев завершает его тираду: «Не моего романа». И тут же следом, появляющаяся Лиза (ее служанка) ей шепчет:
Сударыня, за мной сейчас
К вам Алексей Степаноч будет.
Тогда Софья говорит Чацкому: «Простите, надобно идти мне поскорей». Чацкий спрашивает: «Куда?» Незамысловатое вранье Софьи: «К прикмахеру.» Чацкий: «Бог с ним». И филигранный по простоте ответ Софьи: «Щипцы простудит».
И так можно цитировать всю пьесу, получая просто физическое удовольствие от меткости, игривости, точности разговорного русского языка. Собственно это и есть – самая высокая поэзия.
И Грибоедов знал себе цену и цену своей комедии, – она была поболее, чем стоимость алмаза «Шах». Рассказывают, что когда по приезде в Петербург он был приглашен в один дом, чтобы прочесть свою пьесу в узком кругу друзей, среди которых было несколько известных тогда актеров и некий драматург Фёдоров, то этот Фёдоров неосторожно позволил себе сравнить ещё не прочитанную комедию Грибоедова со своей пьесой «Лиза, или Последствия гордости и обольщения». Это настолько задело гостя, что он отказался читать при Фёдорове, и тот, действительно был вынужден покинуть помещение.