Северный Сфинкс

Владимир Чобан-Заде 2
       (вместо эпиграфа)

Я пилигрим, я странник строгий,
Тяжёлый посох мой коряв,
Среди людей чужой, убогий,
Я прост и равен между трав.

И хлеб, смягчённый влагой пресной,
Меня питает много лет,
От тьмы спасает вечный свет
И омывает дождь небесный.
   


1

Сто лет назад, в холодном феврале,
Воск остывал на письменном столе,
Дома безмолвствовали в тишине,
И жёлтый свет мерцал в одном окне,
И кто-то в городской блуждал ночи:
Тень человека или тень свечи?

Сто лет назад под ветром стыл февраль –
Так обветшала снеговая шаль,
И город замерзал, впадая в сон,
И каждый нерв его был напряжён.

В холодном феврале, сто лет назад,
Я вновь хотел почувствовать твой взгляд,
Сквозь ночь времён, сквозь этот век ночной
Согреть ладони над твоей свечёй.

Твой свет во тьме яснее звёзд горит,
И лик твой свят, и величав твой вид.

Спаситель мой, я в предрассветной мгле,
Скажи живое слово на земле.


2

На высоком окне занавески,
Медь и бронза на старых дверях,
За углом задыхается Невский,
На туманных цветных фонарях.

Бледно-белая ночь пламенеет
И - беззвёздная, сходит на нет.
И под нею, за нею, над нею
Поднимается каменный свет.


3

Вдоль тёмных стен, по мостовой,
Дымясь, скользит огонь опальный,
Угрюмый, ветхий, сам не свой,
Свет камня тусклый и печальный.

Он излучил себя во тьму
Веков прошедших и грядущих,
Агонизируя в дыму,
Под поступью вперёд идущих.

Как больно бьётся каждый шаг
По каменной груди бесцветной.
Пусть будет так, пусть будет так -
Не думай о любви ответной.

Не вспоминай любви земной
И в тайне не верши молитвы,
Они идут по мостовой
В тяжёлый мрак для новой битвы.

Кровавый сумрак до конца,
Пока с живого и иконного
Спадёт свет каменный с лица
Разбитого, испепелённого.


4

Над вздутой ветром из залива,
Над гривой бешеной воды
Всё перекошено и криво:
Дом, клочья дыма, свет звезды.

В пространстве между берегами,
В неясном свете над водой
Гремит железными шагами
Встающий в полночь часовой.

Но город от рожденья прочен
И ко всему давно готов,
И, дуги разведя мостов,
Тревожно спит остаток ночи.


5

Ты - получеловек и полузверь,
В любовь мою последнюю поверь.

Как лёгок сон - к тебе так лёгок шаг,
Мой друг таинственный и скрытый враг.

Продли со мной тысячелетний бег,
Мой полузверь и получеловек.

И час придёт, мы канем без следа,
Нас возвратит далёкая звезда

В круги необитаемых планет,
Где нет имён и где названий нет...

Любовь моя, последняя любовь, -
Всё кончено, и всё начнётся вновь.



6


Я прячу тайные ключи
И помню, что закрыть мне надо
Неразличимые в ночи
Чугунные ворота сада.

Я знаю всё наперечёт,
Как строгий предводитель бала:
Там чёрная вода течёт
По чётким линиям канала.

И – дальше – вычурный пейзаж:
Тень всадника, Невы волненье,
Львы, шпиль, собор, безмолвье барж,
Гранит и грань исчезновенья.


7

Река и город, док и порт,
Разгул дорог железных.
Кошмарный сон и липкий пот –
Плоды ночей бесснежных.

Тяжёл зелёно-жёлтый стяг –
Зари предвестник бледной,
Как стёртый в пол-ладонь пятак,
Подброшенный над бездной.

Он вертится, летит, блестит
И мглу ослабевает,
Колотит медью о гранит
И сердце разрывает.

Вот посланы ему вдогон
Проклятья и приветы.
И жизнь поставлена на кон
И приняты ответы.

8

Марсово поле, Троицкий мост,
Цепи оград, фонари,
Вздыбленной лошади бронзовый хвост,
Жёлтая роза зари.

Это во чреве пространства, внутри
Времени, это во мне
Два отражения, может быть три,
Стынут в глазной глубине.

Я не нарушил высокий покой,
Всё остаётся, как есть:
Я небожитель в черте городской,
Кто я за нею – бог весть.

9

Не печалься, придёт ещё время печали,
Отпевая разлуку, заплачешь навзрыд.
А пока золотые закатные дали
Осветляют холодный и влажный гранит.

Серый Северный Сфинкс, распрями своё тело,
Освежи в мелководном заливе глаза,
Чтобы грубая кожа твоя заблестела,
Чтобы вспыхнула в вечных очах бирюза.

И когда за оградою Летнего сада
Засияет багряно-кровавый венец,
Ты поймёшь, что любая не выше награда
Ликования рвущихся в небо сердец.

10

Огней случайные наброски,
Теней немое забытьё,
След пешехода в лунном воске,
Зари аморфное литьё.

Туман и тлен питают город,
Разъединяют острова.
Его рубахи ветхий ворот
Едва ли помнит кружева.

Мы вместе не однажды пили
Безжалостный и белый яд,
Пока дрожал на жёлтом шпиле
Бессонной ночи светлый взгляд.


11

На улице три фонаря,
Четвёртый за углом.
Ночная теплится заря
Над каждым фонарём.

Неторопливых сто шагов
При свете трёх огней
Оставят след моих следов
И тень моих теней.

Я от огня пройду к огню
И за угол сверну.
Из трёх теней не сохраню,
Наверно, ни одну.

Фонарь четвёртый за углом
Сам пленник темноты:
За толстым сломанным стеклом
Глаза его пусты.

Он одинок и нелюдим,
И знает наперёд,
Что я всю ночь останусь с ним,
Пока тоска пройдёт.


12

Что я ищу в этом городе, в гулких, сплошных лабиринтах
Ортодоксальных проспектов и круглых, литых площадей,
В пересеченьях каналов и улиц, на каменных плитах
Кладбищ, во взорах усталых любимых и чуждых людей?

Что я нашёл в этом городе? –
В списках размотанных свитков
Кроме фамилий, имён – только даты рождений, смертей…
Не раздавить бы ползущую мимо столетий улитку,
Не разорвать бы паучьих развешанных тонких сетей.

Что мне жалеть, кроме трав, что уже не взрыхлят эту землю?
Да и меня самого много лет нет на этой земле.
Радуйтесь! – нет меня, нет, но, невидимый вами, я внемлю:
Вечнолетящее время крылом повернуло во мгле.

               


13

В проёмах тёмных арок
Тлел свет зари.
Дымил свечной огарок,
Жгли фонари.

Река чертила тушью
Штрихи мостов
Меж разделённой сушью
И - между слов.


14

Этот город –
Он чем-то похож на меня –
Разделён, как раздумьем, рекой.
И две равных зари –
Уходящего дня
И грядущего –
Надо мной.