По рассказу Д. Лондона «Исчезнувший браконьер»
Первая часть.
«Они и слушать нас не будут,
Нарушили границу. Всё.
Нас заберут и вмиг отправят,
На соляные копи всех.
А дядя Сэм – как, то узнает?
До Штатов всё и не дойдёт.
В газетах лишь потом напишут:
О том, что тут произошло:
«Что, мол, исчезла «Мэри Томас»,
И с экипажем на борту,
В тайфун, видимо там попавши,
В Японском море». Скажут так.
А нас в Сибирь уже отправят,
На копи соляные. Хоть,
Прожили б долгие мы годы,
Для родных будем мы мертвы».
Расценивал так положенье,
«Морской законник» - Джон Льюис.
Такое прозвище имел он,
За рассуждения свои.
В кубрике шхуна «Мэри Томас»,
Решался важный сей вопрос,
Все тут, лишь кроме рулевого,
Даже юнга Рассел Малыш.
Судя по мрачным лицам всех там,
Серьёзными были дела:
Их зверобойная шхуна тут,
Три месяца била зверей.
Охотилась их «Мэри Томас»,
На котиков, вдоль берегов,
Японии. Севернее же,
В Беринговом море ещё ж.
У азиатских берегов же,
Пришлось охоту прекратить.
Патруль вели в запретных водах,
Русские крейсера тогда.
«И котики могли спокойно выводить своих детёнышей»
Неделю назад штиль начался.
Шхуна в густой туман попав,
Течение ж сильное, шхуну,
К северу относило там.
Таким образом «Мэри Томас»,
Пересекла границу, и,
С каждым часом проникала,
В опасные воды уже.
«Охраняемые русским медведем»
В течении всей той недели,
Ни звёзд, ни солнца не видать,
Не могли сделать наблюденья,
Место шхуны определить.
В любой момент мог там нагрянуть,
Крейсер, чтоб шхуну захватить.
И не спастись им от Сибири,
Примеры есть всех дел таких.
«Была известна судьба многих браконьеров»
Поэтому, мрачны все были,
Не без причины. «Ну, фройнде, -
Рулевой немец крикнул громко, -
Швах дело наше, так скажу.
(Фройнде - друзья)
У нас такой улов удачный,
Добыто честным всё трудом,
А тут на нас вдруг нападают,
Русские, шкуры все забрав.
А нас в Сибирь всех отправляют.
Хорошенькое дельце тут!»
«Да, не повезло» - продолжил,
Законник, мысль дальше развив.
Полторы тысячи шкур взятых,
Добытых честно. И с них всем,
По круглой сумме причиталось,
Вместо этого – в плен попасть…
Коль были бы мы браконьеры,
А то ведь, честный труд наш был.
В открытом море». «Раз всё честно,
Не виноваты мы ни в чём»
Это добавил Малыш» юнга.
Но, приструнили вмиг его.
Ему всю суть там объяснили,
И он понуро тихо сел.
«Уж лучше умереть, - добавил,
Один с гребцов, - чем вдруг попасть,
В Сибирь, на копи соляные,
Пока не сдохнешь, будешь там.
Слышал, как парня приковали,
К напарнику, а тот подох.
На ртутные копи там могут,
Также кого – то с нас послать.
Там изойти и слюной можно,
Лучше повесят пусть, чем так».
«А отчего же слюна эта?» –
Тут Джек спросил, и с койки встал.
«От того, что ртуть попадает,
В кровь И дёсны тогда,
Как от цинги там распухают,
Хуже ещё ж. Зубы летят.
Страшными язвами на теле,
Покроется тот человек.
И умирает страшной смертью,
Даже силач не выдержит.
Вторая часть.
Вот так там длились размышленья,
Тех удручённых моряков.
Шхуна внезапно накренилась,
Захлопали вдруг паруса.
Старший помощник капитана,
В крик: «На верх, ставить паруса!»
С энтузиазмом все вскочили,
Команду эту выполнять.
Штиль прекратился, задул ветер.
Уж он – то отнесёт на юг,
Шхуну, где будет безопасней,
В работе вечер уж настал.
Туман рассеялся, и взорам,
Открылся тёмный небосвод,
Усыпанный в ночное время,
Картиной, им знакомых звёзд.
И шхуна боком повернувшись,
К ветру, помчалась там на юг…
«Слева по носу, огни видно,
Судна!» - вахтенный крикнул, вдруг.
И капитан послал там юнгу,
Принёс ночной бинокль чтоб.
И все столпились там у борта,
Чтоб тот корабль рассмотреть.
Один шанс с тысячи был только,
Что встретят не патруль они,
А там какое – то другое,
Рыбацкое судно теперь.
На неизвестном же том судне,
Вдруг показалась вспышка там,
И за которой там раздался,
Звук пушечного выстрела.
И опасенья подтвердились:
Патрульное судно к ним шло…
Им этим выстрелом велели,
Остановиться. И не плыть.
«Руль под ветер. Раздёрнуть фока – и кливер – шкоты.
Спустить бом – кливер! Взять на гитовы фортопсель!
А теперь на корму, налегай на грота – шкот!» – приказал
Капитан упавшим голосом рулевому»
Остановилась «Мэри Томас».
А тут и крейсер подошёл,
Поближе уже к этой шхуне,
С тоской смотрели моряки.
А с крейсера уже спускали,
Белую шлюпку, и в неё,
Запрыгнули уже матросы,
В их сторону начав грести.
А море было неспокойно.
Шлюпку качало на волнах,
Офицер и два там матроса,
С трудом на шхуну поднялись.
А шлюпка отошла подальше,
И осушили вёсла там.
Офицер, судя по мундиру,
Был русской службы - лейтенант.
«Русского флота»
Он с капитаном «Мэри Томас»,
Прошёл в каюту, проверять,
Все судовые документы,
Через минуты вышел он.
Его матросы же подняли,
Крышку люка, и офицер,
В трюм с фонарём быстро спустился,
Чтобы осмотреть какой груз.
И его взору там предстала,
Груда там в тысячу пятьсот,
Великолепных шкур там свежих,
Добыча за весь тот сезон.
«При данных обстоятельствах офицер мог прийти
Только к однозначному выводу»
Третья часть.
И он на палубу поднявшись,
На ломанном там языке,
Английском, сразу ж обратился,
Там к капитану шхуны той:
«Прошу извинить меня, но я обязан, именем его величества
Задержать ваше судно, как БРАКОНЬЕРА, захваченного
Со свежими шкурами в наших территориальных водах.
Вам, по – видимому, известно, что за это полагается
конфискация груза и ТЮРЕМНОЕ заключение»
Капитан будто равнодушно,
Пожал плечами, вслед за тем,
От офицера отвернулся,
В душе ж его – трагедия.
«Даже сильным людям – пусть внешне они держатся
Спокойно – порой хочется плакать от незаслуженных
Ударов судьбы»
Он Калифорнию представил,
В воображении своём,
Жену, двух рыжих мальчуганов,
Готов был разрыдаться он.
Кроме того, перед командой,
У капитана был и долг.
Выказывать слабость пред нею,
Он не имел права ни как.
Он должен быть для них опорой,
В беде. Он с офицером тем,
Уже о всём там объяснился,
Знал безысходность их всех дел.
«Всю безнадёжность их положения»
И как сказал тогда Законник -
Все факты тут против него.
Он, повернувшись, шагать начал,
Взад и вперёд там по корме…
«На корме судна, на котором он уже не был капитаном»
Командовал сей шхуной русский.
Велел он нескольким ещё ж,
Своим матросам там подняться,
На шхуну. И команду дал.
Чтоб паруса шхуны спустили,
Свернувши, закрепили их.
Шлюпка ж курсировала между,
Двух кораблей. Трос привезя.
Тяжёлый трос, что закрепили,
В носовой части шхуны той.
А моряки шхуны стояли,
С мрачным видом глядя на то.
«Только сумасшедший стал бы думать о сопротивлении,
Когда до пушек военного корабля было рукой подать;
Но они не хотели и помогать русским»
Лейтенант, сделав своё дело,
Оставив четырёх людей,
А остальным велел вернуться,
Гардемарин с шлюпки сошёл.
Поднялся вверх на эту шхуну,
Чтоб лейтенанта заменить.
Был молодым, держался ж строго,
Мундир обязывал того.
«Он казался взрослым и величественным в своём
мундире с кортиком. Гардемарин принял командование
захваченной шхуной»
Лейтенант, начав уж спускаться,
Как вдруг увидел Малыша.
Без всякого предупрежденья,
Он юнгу схватил за плечо.
И в шлюпку велел тому спрыгнуть.
Рукой взмахнув спустился вслед.
Конечно, Малыш испугался.
Он вспомнил все рассказы вмиг.
«О том, что могло ожидать его в плену у русских»
Попасть в лапы тут к этим русским -
Ужасно само по себе.
То, что от друзей увозили,
Той участи – не ожидал.
«Малыш, хорошо веди себя, -
Капитан крикнул вслед ему, -
И говори правду!» - добавил,
Вслед шлюпке, что уж отплыла.
«Да, да, сэр!» - ему Малыш крикнул,
С бравым видом. Он ощущал,
Расовую гордость пред ними,
Стыдился трусость проявлять.
«Перед этими враждебными чужаками, этими
дикими русскими медведями»
Малыш там на корме уселся.
На лейтенанта стал смотреть:
«На дикаря не похож вовсе,
Иль на медведя» - так решил.
«И остальные все матросы,
Такие же, как и везде,
На кораблях военных видел,
Которых всё ж немного знал»
Четвёртая часть.
Но, как только нога коснулась,
Стальной палубы крейсера,
Ему вдруг сразу ж показалось,
Будто вошёл в двери тюрьмы.
Несколько минут никто даже,
Не обратил внимания,
На юнгу. Там подняли шлюпку,
И чёрный дым пошёл с трубы.
Корабль двинулся. Малыш же,
Не мог не думать, что плывёт,
Прямо в Сибирь… И тут увидел,
Как их шхуна вслед поплыла.
При этом зрелище печальном,
Взгляд юнги затуманился.
Тут лейтенант к нему подходит,
Чтоб к командиру отвести.
«Малыш выпрямился и сжал губы, как будто
это было для него самым обычным делом,
и его каждый день отправляли в Сибирь»
Каюта, где был командир их,
Была дворцом там по сравненью,
Со скромной обстановкой той,
Что была там на «Мэри Томас».
Сам командир, важный сидел там,
С золотыми галунами,
Весьма величественной был он,
Персоной, видно, среди всех.
И он был совсем непохожим,
На того человека там,
Простого – что командовал,
Зверобойной шхуной своей.
Зачем на борт его забрали,
Скоро понял юнга Малыш.
И на допросе очень долгом,
Лишь одну правду говорил.
«Правда была безопасна; его положению могла
повредить только ложь»
Рассказал: «Как они ловили,
В открытом море котиков,
А в штиль, туман - снесло на север,
В запретные воды вошли.
В которых, целую неделю,
Бесцельно дрейфовали те.
Шлюпок на воду не спускали,
И котиков не били там».
Но, командир считал всё это,
Лживыми россказнями лишь,
Он угрожал, и льстил мальчишке,
Чтобы на чём – то там поймать.
«Но ему не удалось найти ни малейшего противоречия
В заявлениях Малыша, и наконец он приказал ему
Убираться с глаз долой!
А по оплошности за юнгой,
Не установят там присмотр.
По палубе бродил бесцельно,
И без надзора тот Малыш.
Ночь тёмная тогда стояла,
Все занимались делом там.
А Малыш на корму пробрался,
С неё шхуны огни видны.
Долго смотрел Малыш на шхуну,
Потомна палубу он лёг,
Поближе уже к тому месту,
Где проходил буксирный трос.
Тут офицер к тросу подходит,
Чтоб поглядеть, не трётся ль тот,
Об что – ни будь. А мальчик тихо,
Отполз там незаметно в тень.
И незамеченным остался,
У юнги тут мелькнула мысль,
Как двадцати двум человекам,
Спасти жизнь – их, освободив.
«Избавить от тяжёлого горя многие семьи за тысячи миль отсюда»
Пятая часть.
Он начал свои рассужденья:
«Не виноваты моряки,
Но тех безжалостно увозят,
Всех, в заключение в Сибирь.
И где по слухам, в кои верил,
Заживо люди все гниют…
Что сам в плену, и нет надежды,
Ему самому уж спастись.
Но можно, ведь, побег устроить,
Двадцати двух тех человек,
На «Мэри Томас». И их держит,
Лишь четырёхдюймовый трос.
Они ж его не перережут,
За ними наблюдают там.
А вот, на этом конце можно,
Да, лишь на этом тут конце…»
Времени не стал Малыш тратить,
На рассуждения свои,
Пробравшись же к самому тросу,
Открыл небольшой складной нож.
И принялся он за работу.
Не острым было лезвие,
Он перепиливать там начал,
Волокно там за волокном.
С каждым движением ножа там,
Вставала ярче перед ним,
Картина страшная та плена,
Одинокой ссылки его.
«Такую ссылку трудно было бы переносить даже вместе
С товарищами, но жить в Сибири одному казалось ужасным.
И кроме того, за тот самый поступок, который он совершает
Теперь, он наверняка получит ещё большее наказание»
Мрачные его размышленья,
Нарушил звук чьих – то шагов.
Малыш вновь в тень там отползает,
Вновь подошёл тот офицер.
Нагнувшись, хотел трос проверить,
Но передумав, снова встал,
Минуту постоял, вглядевшись,
На огни шхуны той вдали.
И развернувшись, пошёл дальше.
Малыш снова к тросу подполз,
И стал пилить. И перерезал,
Две пряди, и ещё там три…
Одна осталась. И прядь эта,
Сильно натянута была.
И поддалась та очень быстро,
И вдруг всплеск – трос за борт упал.
Малыш тихо лежал и слушал,
С замирающим сердцем там,
Каждый звук, что там раздавался;
Всплеск не услышал там никто.
Он видел, как огни той шхуны,
Всё дальше удалялись в даль,
Всё более тусклыми были…
Со шхуны там раздался крик.
Сторожевой русской охраны,
Он приглушённым очень был,
Никто на крейсере не слышал,
Корабль также шёл вперёд.
Происходило что на шхуне?
Малыш догадывался лишь.
В одном он был уверен точно:
Команда справится его.
Матросов четверых, сумеют,
С гардемарином, сладить там.
Тут лёгкую вспышку увидел,
И выстрела там слабый звук.
Потом – о радость! Огня оба,
Красный с зелёным, вдруг совсем,
Там с поля зрения исчезли,
Свободу шхуна обрела!
Тут офицер на корму вышел,
Малыш забрался в шлюпку там.
Едва успел он это сделать,
Как тут тревогу стали бить.
Крейсер сменил там направленье,
Прожектор же белым лучом,
Прорезал во всех направленьях,
Море. Но шхуну не нашёл.
Малыш уснул. А на рассвете,
Услышал всплески там воды,
Понял, что палубу там моют,
На море бросил юнга взгляд.
«Крейсер один. Шхуна исчезла!» -
Понятно стало Малышу.
Когда он голову там поднял.
То тут услышал смеха взрыв.
Матросы все громко смеялись,
Даже злосчастный офицер,
Там не скрывал своей улыбки,
Велев юнге спуститься в трюм.
Заперли Малыша в каюте.
Потом Малыш думал о том,
Что русские тогда не очень,
Там рассердились на него.
До истины был недалёк он;
Ведь в глубине души людей,
Врождённое есть благородство,
Что восхищенье может дать.
Перед поступком каким смелым,
Коль даже совершил и враг.
И русские в том отношенье,
Не отличались от других.
Правда, мальчик провёл их всех тут,
Его ж не могли порицать.
Ломали голову над тем там,
Что делать им с тем Малышом.
Нельзя ж одного мальчугана,
Держать в плену. Ведь он уже,
Им не заменит всех уплывших,
На браконьерской шхуне той.
И вот, спустя там две недели,
Русский крейсер остановил,
Корабль США, тоже военный,
С Владивостока шёл тогда.
И мальчика там переправят,
На шлюпке, на корабль США.
Высадят позже в Хакодате,
Там телеграммы уж пошлют.
На проезд дадут ему денег,
До Иокогамы потом.
Там по дороге же железной,
Он добираться станет сам.
С улиц причудливых японских,
Он поспешил в гавань, И там,
Уговорил тогда владельца,
Сампана, чтоб к судну довёз.
(Сампан – вид небольшой лодки)
И перебрался к тому судну,
Знакомым виделось ему.
Там уже паруса подняли,
Чтобы уже в США отойти.
На нём уж поднимали якорь,
Якорную песню запев…
Раздался голос тут знакомый,
Законника, что громче пел.
Малыш расплатится с владельцем,
Лодки. И влез на палубу.
О якоре тут все забыли,
Раздалось громкое «ура».
Враз на плечах он оказался,
Там капитана. А вокруг,
Радовались его матросы,
Вопросы сыпались от них.
По двадцать штук их задавали,
В секунду там, а он едва,
Там успевал на них ответить,
Радовались так до утра.
А утром, подошли к посёлку,
К японскому рыбачьему,
Высадив четырёх матросов,
Русских, с гардемарином их.
«А шхуна, высадив этих людей, ушла прочь»
Не говорили люди те,
Там по – английски. Деньги ж были,
И они быстро добрались,
В Иокогаму. Дальше – тишь…
«Жители рыбачьего посёлка больше о них ничего
Не слышали. И об этой загадке всё ещё много ходит
толков. Поскольку русское правительство ни разу
не упоминало об этом инциденте.
США до сих пор официально,
Не знают ничего о том,
Исчезнувшем вдруг браконьере,
И пятерых похищенных.
Подданных людей тогда царских.
Каким путём, их граждане,
Похитили матросов этих?
У наций тайны свои есть.