На песке, у огромного танка,
В форме, весь такой важный и чинный,
Улыбался пронзительно ярко
Безупречно-военный мужчина.
Белозубую стать с автоматом,
Легиона французского воин
Высылал каждый месяц в открытках,
Чтоб в Париже родных успокоить.
«Деньги, мама, нам тут неплохие,
Платят в этом далёком Афгане,
Вот приеду и купим Феррари» -
Он частенько шутил с своей мамой.
"Они тут в феодально-общинном
Проживают по-прежнему строе –
Я вернусь, как мы в этой пустыне
Демократию им обустроим"
Так писал он в коротких имейлах,
Точно так же и по телефону.
Только мамино сердце болело,
У отца по ночам слышно стоны.
А в далёкой и жаркой пустыне,
В затемнённых очках с автоматом
Их сынок третий год что-то делал –
Говорит, что работал – солдатом.
Деньги? Да, – они тоже копились,
Как копилась у мамы тревога
(В воскресенье в две церкви ходила –
К своему и афганскому богу)
Воевал он там, или работал –
На французском кажись, где-то рядом.
На открытках, он то с автоматом,
То с какой-то премудрой гранатой.
Немигающий взгляд под очками
И друзья в камуфляже и ранцах,
(Их у нас бы назвали «качками»)
Бодибилдеры – всё ж иностранцы.
Служба-службой, и деньги-деньгами,
Демократия тоже конечно,
И афганские грязные дети –
В общем, ад тут изрядный, конечно.
Рейды в город, патруль на базары,
Ну и что, что чужая страна?
Демократия вещь непростая –
И афганцам, так край как нужна.
Что-то делают, ездят куда-то,
Тренировки, конвои, засады,
Вот такая работа солдатом
Демократию садят рассадой.
Жизнь текла предначертано сладко –
Шоколад, что не тает в ладошках,
И французский паштет из консервы,
На хрустящих афганских лепешках.
Пиво нет и вина тут в помине –
Мусульманские дикие догмы,
Но канабис зачётный и бодрый
С ароматом полыни чуть горький.
В часть ходила афганская дева,
Приглушая за евро либидо,
Взгляд хоть грустный, но милый и томный
И сидела во взгляде обида.
А плевать, демократам от Бога –
Десять евро и на ночь афганка!
И «любила» она их нормально,
Поцелую прям сыпала жарко.
Всё бы было так просто в Афгане –
Секс за деньги, открыточка маме,
И еще бы тут жить так три года,
Так глядишь и реально Феррари.
Вот не учим историю всё же!
Ни свою, ни других, ни Де Голей,
Говорят же – Афган непокорный –
И в Ютюбе и кажется в школе.
Вот Вьетнам США покоряли,
Косоглазых под джунгли загнали,
А потом полосатые флаги
На гробы настилать подустали.
Клал Вьетнам на большую державу,
А Афган, так того и подавно,
Стала мама смотреть Аль-Джазиру
Чтоб найти в демократии правду.
Но сынок, на далёкой чужбине,
(Для неё он по прежнему - мальчик)
Что-то нёс феодальному миру,
И себе подбивал капитальчик.
А гробы иногда присылали,
И французам и прочим народам,
Мама чаще и крепче молилась,
И просила афганского бога,
О защите в далёкой пустыне
Для сынишки, для мальчика в танке,
В часть тем временем к нашим героям
Зачастила за евро афганка.
Кто не знает (а как бы и знать Вам?)
Дело вовсе тут и не в наживе –
Её братик, давно похоронен,
А убийцы так прямо и живы.
Пьяный дрифт на огромнейшем танке,
По пескам и двум ветхим сараям
И один из них был чьим-то домом,
И считался для их семьи раем.
Брат погиб, – да танкист не заметил –
Божоле с Шардоне намешали,
Трибуналом не кончилось дело –
Тихо-мирно там всё порешали.
В общем всё тки она под одеждой,
Пронесла то что очень хотела,
Отомстив, как отцу обещала –
… вот те секс за паршивые евро.
Грянул взрыв и уже не либидный,
Пол казармы в огне и в осколках,
Опознали… конечно… девицу,
Только мертвую – что теперь толку.
С Аль-Джазиро, как тут подоспели –
Суетливый и едкий канальчик,
И увидела мама, чем кончил
Легиона французского мальчик...