Альфред Эдвард Хаусман
Дымок над Ладлоу вьется,
Уж не туманен Тим,
Лошадки, я беспечный,
С рассветом золотым
На пашню мы спешим.
А черный дрозд из рощи
Вскочил на ближний сук,
Мой слыша свист и видя
Лошадок и мой плуг,
Он мне ответил вдруг:
"Ложись, ложись, крестьянин,
Зачем тебе вставать?
Пять тысяч раз проснешься,
Но все же ляжешь спать,
И сможешь мудрым стать".
Дрозда я песнь дослушал,
Клюв желтый разглядел,
С дороги поднял камень,
Взял птицу на прицел,
И больше дрозд не пел.
Душа ж моя решила:
А птица-то права;
Бредут лошадки дальше,
Мокра от рос трава,
Я слышу вновь слова:
"Ложись, ложись, крестьянин;
К труду путь вечный твой,
Как только солнце сядет,
Он приведет домой,
Где сладкий ждет покой".
When smoke stood up from Ludlow,
And mist blew off from Teme,
And blithe afield to ploughing
Against the morning beam
I strode beside my team,
The blackbird in the coppice
Looked out to see me stride,
And hearkened as I whistled
The tramping team beside,
And fluted and replied:
"Lie down, lie down, young yeoman;
What use to rise and rise?
Rise man a thousand mornings
Yet down at last he lies,
And then the man is wise."
I heard the tune he sang me,
And spied his yellow bill;
I picked a stone and aimed it
And threw it with a will:
Then the bird was still.
Then my soul within me
Took up the blackbird's strain,
And still beside the horses
Along the dewy lane
It Sang the song again:
"Lie down, lie down, young yeoman;
The sun moves always west;
The road one treads to labour
Will lead one home to rest,
And that will be the best."
Alfred Edward Housman