Здесь солнце с луной делят мир пополам без обид.
Полуденный зной превращая в ночной малахит.
Стремительно падает в воду закат,
и чайки, как ангелы, хрипло кричат
от боли того, кто висит, на Голгофе распят.
Я в сказки не верю. Я вырос без культа икон.
Я видел иных, что распяты покруче, чем Он.
Я видел, как печень клюющий орёл
бросает ошмётки в небесный рассол.
Но строгий отец и за боль не простит произвол.
И гвозди в ладони, я думаю, страшного нет.
Вот мне, например. гвоздь вбивают в бедро много лет.
Но я всё равно не верну им огня -
их гепатофаг не пугает меня.
Есть боль, это – данность, страх боли – пустая фигня.
У страха преувеличенье сидит в мозжечке.
Я жду: труп врага сам собой проплывёт по реке,
пустые глазницы вперив в небеса.
Я б был королём, и не на полчаса,
когда бы не несуществующие голоса.
Я должен быть сильным: не спятить, не сдаться, не слить.
Я знаю ответ на вопрос бытия – это «быть».
Я должен огонь сберегать и нести,
пусть даже дыханья хватает в груди
на сдавленный выхрип: «пожалуйста, не уходи…»
Голодный орёл всё склевал и рассолом запил.
Наш ад на двоих отнимает порядочно сил.
Я вижу, что душу теряю свою,
Но ты посмотри: я ещё на краю,
как тот одноногий солдатик из сказки, стою.
И мне наплевать, если рушатся в бездну миры.
Пока я не сдамся, ты тоже не бросишь игры.
Я вырвусь из ада с тобой на спине.
Ты просто поверь гениальному мне.
Кто-кто, а уж я разбираюсь в небесном огне.