Домовиха или кошмар в квартире номер шесть

Александр Бунаков
ДОМОВИХА ИЛИ КОШМАР В КВАРТИРЕ НОМЕР ШЕСТЬ
              (детская народная сказка для взрослых)
 
Как – то ночью я не спал.
Книжку страшную читал
Про вампиров, упырей и вурдалаков
Зубы рок – н – плясали,
Дыбом волосы вставали,
В общем, братцы, натерпелся разных страхов.
 
Вдруг услышал под собой
Чей – то слабый, тихий вой,
(Этот вой скорей на бабий плач похожий);
В тот же миг из – под дивана
Показалася нежданно
Чья – то сажей перемазанная рожа.
 
Я рукой закрыл глаза,
Ущипнул себя за зад,
Думал эта рожа вмиг растает;
И, тихонько помолившись,
Раза три перекрестившись,
Посмотрел - о н о не исчезает.
 
Я себя переборол
И дар речи вновь обрел,
Хоть и было это дело непростое;
Я легонько кашлянул
И в глаза е м у взглянул
И спросил его: «Да что же ты такое?»
 
«Ну, во – первых, я не «что»
Бездушевное, а «кто»,
Во-вторых, я не «такое», а «такая»;
Я – не мужеского пола
И не среднего посола,
Я ведь баба, друг мой, баба – домовая».
 
Тут пришла мне мысль одна:
Н упал ли я с ума? 
Если так, тогда уж некуда деваться;
Сам себе я дал совет,
Сумасшедший я иль нет,
Никогда и ничему не удивляться.
 
А тем временем она,
Это самое «она»,
Еще пуще прежнего завыла;
Слезы по щекам стекали,
«Макияж» с нее смывали,
И не скажешь, что нечиста сила.
 
Говорю ей: «Что ревешь?
Ты мне так, ядрена вошь,
Всех соседей в доме перебудишь».
А она мне отвечает:
«Грусть – тоска меня съедает,
С горя и о времени забудешь».
 
 
Всхлипнула и снова в вой:
«Помер муж мой, домовой,
Ни с того и ни с сего рога откинул;
Как с работы возвернулся,
Так уснул и не проснулся,
Горемычную меня одну покинул.
 
Как мы славно с ним резвились
И ночами веселились,
Представляя вам господни страсти!
И мужчиной был он сильным,
Даже слишком сексопильным,
В этом был он тоже классный мастер.
 
И не знаю я теперь,
Что же делать мне. Поверь,
Ведь тебе еще могу я пригодиться;
Как мне быть давай совет.
Мне всего три тыщи лет,
Это, стало быть, по - вашему – лет тридцать».
 
Тут мне стало невдомек:
Было ль это как намек?
Когда понял все, то сделалось мне тяжко;
Впрочем, вот была б потеха!
Может, правда, ради смеха,
И поэту превратиться в барабашку?..
 
А она все причитала,
Со слезами продолжала:
«Ведь к тебе давненько слабость я питаю;
Ты – любимый мой поэт,
Без тебя мне жизни нет
И стихи твои яс трепетом читаю.
 
 
Теоретик ты лихой,
Да вот практик – никакой,
Ничего, с тобой мы практикой займемся;
Ни о чем не пожалеешь,
От восторга обалдеешь,
Но давай сначала в ванну окунемся».
 
«Вот нечистая ты сила!
Только что по мужу выла», -
Громко возмутился я невольно,
«А теперь, гляди, порхаешь
И меня сооблазняешь
И, видать, радехонька – довольна».
 
«Муж отправился в свой ад
Года, эдак, два назад», -
Отвечает мне она спокойно,
«И не надо хмурить брови,
Это вредно для здоровья,
И вообще, веди себя пристойно»,
 
Улыбнулась…Ну и рожа!
Нужно быть с ней осторожным,
Вылитая копия Полпота;
Да, такие вот чувихи,
Вроде этой домовихи,
Свяжут и откусят тебе что – то…
 
За каких – то пол-часа
Сотворились чудеса
С этой непотребной барабашкой:
Вся она преобразилась,
Ее рожа превратилась
В очень симпатичную мордашку.
 
 
Резво сбросив с себя шмотья,
Тыщелетние лохмотья,
Эта черномазая мегера,
Весь шампунь мой истребив,
«Пыль столетний» с себя смыв,
Стала настоящею Венерой.
 
Сероока, луннолица,
Носик вздернут очень лихо.
Смотрит на меня отнюдь неробко;
Груди – маленькие дыньки,
В общем, классная картинка
С очень притягательною попкой.
 
Предо мною она встала,
Мелкой дрожью задрожала,
Думал я, что холодно бедняжке;
Но она вдруг как взбесилась,
Словно клещ в меня вцепилась,
В тот же миг.сорвав с меня рубашку.
 
Успокоившись, казалось,
Она вся ко мне прижалась,
Плотоядно губы облизала;
Мне опомниться не дав
И штаны с меня содрав,
Словно Сивку – бурку оседлала.
 
Спросите, что дальше было?
Дрожь меня заколотила.
На глаза вдруг выступили слезы;
Два часа на мне скакала,
Начинала и кончала
Эта ненасытная стервоза.
 
 
Но я тоже возбудился,
До предела распалился,
На свою неопытность не глядя,
В сверхъестественном экстазе,
Под воздействием фантазий
Греб ее и спереди и сзади.
 
И почти лишившись сил,
Я пощады запросил.
Но мольбы остались без вниманья;
Что и говорить – дорвалась,
Тяжело на ней сказались,
Видимо, два года воздержанья.
 
Я не в силах описать,
Ни сказать, ни сосчитать
Сколько раз проделали мы это;
Лежа, сидя, вверх ногами
И квадратными кругами,
Перпендикулярно и валетом.
 
В свое время я не смог
Математику взять в толк,
Не угнаться мне за Ковалевской;
Но уверен, безусловно,
В геометрии любовной
Я теперь бесспорный Лобачевский.
 
Кувыркались мы всю ночь,
Стало нам совсем невмочь,
От такого сексосотрясенья;
Удивлялись все потом:
Отчего трясло весь дом?
Он дрожал как от землетрясенья.
 
 
Утро небо озарило
И нас все – таки сморило,
Петухи давно уж прокричали;
Поздно вечером проснулись,
Позевали, потянулись
И затем сначала все начали…
 
Очевидно скажут мне:
Продал душу сатане,
Современный Фауст даже хуже;
Может, Фауст, да не тот,
Здесь совсем наоборот:
Сатана мне продал свою душу.
 
Я к себе её привлёк
Да Любавушкой нарёк,
И она довольна, как ребенок;
Мы еще с ней порезвились,
А потом и поженились.
Так родился Кузька – домовенок.
 
Вот вам, братцы, и развязка.
Ну, понравилась вам сказка?
А теперь спокойно засыпайте;
И советую я вам,
Как друзьям и как врагам:
На ночь страшных книжек не читайте.
                                                              28. 11. 94.